Люди и драконы

К слову сказать, в Василисины края он так и не попал. Другие темы подвернулись ему, он нашел другие места, та поездка все откладывалась, а потом и вовсе утратила актуальность.

Надежды Василисы таяли на глазах, шли уже вторые сутки, и дело принимало нешуточный оборот. Василиса закрыла глаза и начала вспоминать последние дни, может, удастся найти зацепку. Но в голову ничего не приходило. Да, она видела, Герман неважно выглядит. Лихорадочно блестели глаза, лоб был горячий. Он говорил, что это обыкновенная простуда, ничего серьезного. Пил чай с липой и малиновым вареньем, таблетки от температуры, и уверял, что ему лучше. Дня три назад, за день до пропажи, его сильно трясло, бросало то в жар, то в холод, поднялась высокая температура, Василиса хотела вызвать врача, но он умолял ее не делать этого. Наглотался таблеток и лег спать. Утром Василиса с тревогой спросила, как он себя чувствует. «Все нормально, — ответил он тогда, — мне уже лучше». Даже напевал, собираясь на работу. Василиса не придала значения этому. К тому же стояло лето, июль, и простуда выглядела как-то несерьезно. Пройдет, махнула она рукой. Не хватало молодому, здоровому мужику в постели валяться в такую-то жару.

И он ушел. Ушел, и вот второй день его уже нет. «Боже, как же болит голова! — Василиса обхватила руками виски и ожесточенно потерла. — Ничего не понимаю!» От усталости и напряженности дня она заснула прямо на диване. Вскочила утром, от резкого звонка — ей показалось, что в дверь, но это был будильник. Василиса наспех умылась, причесалась, кое-как навела макияж и пошла на работу. День прошел как в тумане. Никаких звонков, ничего. Ну просто гробовая тишина! Домой она летела, как на крыльях. Дрожащими руками открыла дверь, в надежде, что Герман там, и все благополучно закончится, но дома никого не было. Она захлопнула дверь и в бессилии прислонилась к ней. Дальше скрывать пропажу не было смысла. Было ясно, что что-то произошло. Надо звонить родителям, в милицию. Начинать поиски. Завтра она пойдет в ближайшее отделение и напишет заявление. Три дня прошло, и его примут. Завтра же она позвонит и родителям. А сегодня еще одна бессонная ночь. Ей хотелось подумать, что же могло произойти, что стало не так? Или его украли? Но зачем? Сейчас, когда она немного успокоилась, она хотела проанализировать эти вопросы и, может, попытаться найти ответ. Ее все равно будут спрашивать, ей нужно что-то отвечать. Нужно быть готовой. Ну Боже, как же болит голова! Какая тесная одежда! Она сдавила ее, как тисками. Воротник душит. Он как петлей сдавил горло. Зачем носить такую одежду? Зачем туфли на таких каблуках? Говорят, это красиво. Ей и самой нравилось. Но теперь ей не понять, почему. Это просто панцирь. Он не дает ей дышать. Вся ее жизнь как в панцире. Господи, как давит на глаза! Они сейчас выскочат из орбит. Какое странное стало зрение! Все как в тумане. Только стену перед собой видно очень четко. Жарко, жарко! Тело горит огнем. Василиса рванула ворот блузки, который издал жалобный треск. Пусть, не жалко. Иначе он удавит меня.

Очнулась Василиса от внезапно накатившей волны холода и обнаружила себя стоящей в ванной под ледяным душем совершенно голой. Она выключила воду и спустила ноги на кафельный пол. Завернулась в полотенце. «Я схожу с ума, — подумала она отстраненно, — но, может, так лучше». Она прошлепала босыми ногами по полу и легла на кровать прямо в халате. Все тело болело, как будто она чрезмерно злоупотребила тренажерами. Василиса закрыла глаза и провалилась в сон. Засыпая, она уже знала, что Герман не вернется.

С утра ей стало немного лучше. Голова еще болела, но не так сильно. Жар спал, но температура еще была повышенной. Василиса хотела позвонить на работу и взять выходной, но вспомнила, что ее начальница, Марья, ждала от нее отчет, который она хотела сделать еще вчера. Марья, конечно, не простит. Пожалуется свекрови, а та начнет ее воспитывать и обязательно напомнит, как ей досталось это место под солнцем. Странно, но утром Василиса почти не вспоминала о Германе. Она очнулась только возле двери, когда собралась выходить из дома. Взгляд ее случайно упал на его ботинки, напомнившие ей, что недавно они утратили хозяина. Василиса наморщила лоб. Черт! Ее муж пропал. Как она могла забыть такое? Она собиралась сегодня в милицию. Это повод отпроситься с работы. Свекрови будет не до Марьиных жалоб. Даже наоборот, хороша же она была бы, если бы как ни в чем не бывало делала этот ужасный отчет. Василиса убрала руку с ручки двери и положила сумку. Медленно сняла плащ. «Осень, — подумалось ей совсем некстати, — люблю осень». Она провела рукой по покрасневшим глазам и сняла трубку телефона.

— Марья Антоновна?

— Да. А кто говорит? — в трубке послышался знакомый металлический голос.

— Это Василиса. Вы уже на работе? — задала она идиотский вопрос.

— А где я могу быть? Что за глупый вопрос? Ты куда позвонила?

— Простите, ради Бога, я не в себе. У меня муж пропал. Я хочу написать заявление в милицию. Можно я возьму выходной? — Василиса зарыдала в трубку.

На том конце провода на мгновение воцарилась тишина. Видимо, Марья была ошарашена неожиданной новостью и не сразу нашлась, как на нее реагировать.

— Да, милая, успокойся, — голос прозвучал сочувственно, — ты уверена?

— Да, его нет уже три дня. Я пробовала искать, но никто ничего не знает. Я не знаю, что мне делать! — Рыдания сотрясали Василису, и она не могла остановиться.

— Не плачь, деточка, что ты! Он обязательно найдется. Наверное, запил с дружками на даче. Мужчины на это способны. Я оформлю тебе выходной.

— Спасибо, Марья Антоновна! — Василиса зашмыгала и положила трубку.

Теперь маме. Это труднее, но она справится. Нельзя все время скрывать от нее пропажу сына. Она потом не простит ей. Василиса набрала домашний номер родителей Германа. В как можно более осторожных выражениях она объяснила матери, что произошло. Сказала, что собирается в милицию. Обзвонила все морги и больницы. Свекровь слушала ее молча. Василиса даже забеспокоилась, не упала ли она в обморок. Но после информации о больницах, та ответила:

— А у вас все нормально? Он такой скрытный. Никогда не скажет, если что не так. Мне он показался чрезмерно возбужденным в последнее время. Я даже спросила его, в чем дело? Он сказал, что нашел преинтереснейший материал. Да, так и сказал — преинтереснейший. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Василисе стало очень стыдно, но в последнее время она мало интересовалась делами мужа. Он что-то пытался ей рассказать, но она слушала вполуха, занятая своими мыслями.

— Да, он что-то такое говорил, но не хотел рассказывать раньше времени, чтобы не сглазить. Очень трепетно относился к этому материалу. Вы думаете, это как-то связано между собой?

— Не знаю, все может быть. Возможно, он уехал туда. Ты, кстати, не знаешь, где это?

— Понятия не имею. Он все скрывал. Говорил, что это будет сенсация. Не хотел проболтаться раньше времени. — Василиса опять заплакала.

— Не стоит рыдать, девочка, этим ситуацию не исправишь. Я знаю, что мой сын жив. И это главное. Если ты будешь все время рыдать, то не сможешь ему помочь. Прекрати! Иди в милицию, пиши заявление. Потом зайди к нему на работу, поговори с коллегами. Ну все, давай, я сама тебе потом позвоню. — Свекровь держалась очень достойно. В глубине души Василиса была удивлена и обрадована. Если бы она закатила истерику, Василиса тоже могла бы сорваться. Она снова натянула туфли и плащ, взяла сумку и вышла из дома.

В милиции следователь долго и нудно расспрашивал ее, записывал показания. Она автоматически отвечала. От многочисленных ответов у нее пересохло в горле. Его просто жгло, как огнем. Она попросила стакан воды. Следователь внимательно взглянул на нее, подал воду и быстро свернул беседу, пообещав сделать все возможное.

Василиса вышла на воздух. Втянула ноздрями запах прелой листвы. Ей вдруг захотелось пройтись по лесу. Пожалуй, на сегодня хватит. На работу к Герману она зайдет завтра. Сейчас она совсем лишилась сил. Она проскользнула за руль машины, включила зажигание и поехала, набирая скорость, за город. Нельзя было в таком состоянии садиться за руль, но она почему-то была уверена, что все будет в порядке. А если и не будет, то ей все равно. Она очнулась только за городом. Оставила машину на обочине и потихоньку побрела в лес. Никого не было вокруг, и Василиса успокоилась. Она шла по тропинке, углубляясь все дальше и дальше, нисколько не беспокоясь о безопасности. Сняла туфли. Ступила ногами в чулках прямо на землю. Листва под ступнями приятно пружинила. Земля отдавала телу приятную прохладу. Василиса свернула с тропинки вглубь леса. Чулки порвались о ветки и сучья, но она продолжала идти. «Как здесь чудесно! — подумалось ей. — И столько звуков! Не то что в квартире. Я сойду там с ума». Она выбрала большое дерево и уселась на подстилку из листвы. Закрыла глаза. Звуки наполнили ее голову. Тихие и громкие, они приносили истинное наслаждение, как и легкий ветерок, ласково касающийся щек и открытого лба. Она вспомнила разговор со свекровью. Что-то показалось ей фальшивым. Почему она была так спокойна? Ей сообщили о пропаже сына, а она ведет себя как стойкий оловянный солдатик. Странно. Возможно, она что-то знает? Но не хочет говорить? Но почему? Семейная тайна? А что она вообще знает об их семье? Василиса вспомнила историю своего замужества, и вдруг удивилась легкости, с которой она согласились на этот брак. Как будто им было все равно и они не могли дождаться, чтобы избавится от него. Но что он им сделал? Как могла убедиться Василиса за десять лет их совместной жизни, он был обычным человеком. Хотя что она знала о нем? Они работали, приходили домой, разговаривали. Сначала Герман увлеченно рассказывал ей о своих изысканиях, но потом, видя, что она слушает только из вежливости, постепенно перестал. У нее были свои проблемы. Банк, сплетни. Потом все это сводилось к разговорам о детях. Об очередных процедурах, врачах, целителях. Новых методах оплодотворения и так далее. Почему у них нет детей? Ведь оба они здоровы. Они помешались на этом. Постоянно бегали по врачам. Секс, вспомнила Василиса, вот что по-настоящему их объединяло. Только в постели они становились единым целым, даже спустя десять лет после свадьбы. Только там их тела и души проникали друг в друга, возвращаясь к первородному состоянию, когда человек был един, не разделяясь на мужчину и женщину. Поэтому он не мог изменить ей, это очевидно. Василиса была уверена в этом.