Нежное дыхание смерти

«Привет родителям… – как-то вяло подумала она. – Теперь Филипповна не уберется с кухни до ночи. Что ж, придется обойтись без ужина. Или уж караулить яичницу – бабка и плюнуть в нее может…»

Но Настасья Филипповна оказалась неожиданно мила и добра. Дашу это нисколько не обрадовало – она-то знала, что такой старушка бывает только накануне большой гадости. Гадости же Настасья Филипповна готовила заранее и отличалась при этом необычайной изобретательностью. Даша внутренне взмолилась, чтобы возможная гадость была намечена не на нынешний вечер – пожалуй, на сегодня будет слишком.

Она разделась и переобулась у себя в комнате, вымыла руки на кухне и молча взялась готовить незатейливый ужин. Филипповна ошивалась здесь же и развлекала Дашу воспоминаниями своей молодости.

– Мы, конечно, тоже могли поразвлечься… – как всегда обобщенно говорила она, помешивая кашку в кастрюльке.

На голове у нее этим вечером красовался необычный чепчик из веселенького желтого полотенца. В этом головном уборе старушка выглядела сущим божьим одуванчиком. Посторонний человек не смог бы смотреть на нее без умиления или смеха, но Даше эти чувства были давно чужды. Она ни словом не откликалась на болтовню Настасьи Филипповны, которая ровным потоком лилась все дальше:

– Мы и на каток могли сходить, и на танцы… Не то что нынешняя молодежь. Нет. Разве теперь умеют веселиться?

Настасья Филипповна махнула рукой и чуть не пролила кашку на плиту. Кухня огласилась громогласными охами и проклятиями, которые непонятно кому адресовались. В общем и целом они сводились к тому, что ей, больной и слепой старухе, никто даже не думает помочь. Вот в ее-то время…

Даша по-прежнему не поворачивала головы. Это невнимание бесило Настасью Филипповну больше всего. Она отбросила церемонии и перешла прямо к делу.

– Да! – с невыразимым сарказмом заявила старуха, глядя прямо на соседку. – Мы-то не гуляли!

– Говорите – на каток ходили, – вымолвила наконец Даша. – Как же не гуляли!

– Да разве я про это?! – воскликнула Настасья Филипповна. – А вот так, как некоторые. Чтобы жить сначала с одним, потом с другим… Всю квартиру загадили, сволочи!

Бабуля перешла к непарламентским выражениям, и Даше волей-неволей пришлось обернуться. Дольше молчать и надеяться на мирный исход вечера было невозможно.

– На кого это вы намекаете? – задала она бессмысленный вопрос, потому что прекрасно знала, что намекать старуха может только на одну персону. – И что вы имеете в виду?

– Сама знаешь, что имею! – храбро отвечала та. – Сначала с одним жила… С этим худющим. Скелетом этим! Теперь вот другого водить будешь!

– Вы что это, Настасья Филипповна? – изумилась Даша. – Кого это я водить буду?! С чего вы взяли?

Старуха ядовито сощурилась.

– А то мы не знаем! – пропела она. – Жениха своего нового водить будешь! Если бы я знала, что тут бордель будет, разве я дала бы твоему отцу тебя прописать на жилплощади! Он меня только ради своей болезни уговорил, а ты мне тут сто лет не нужна!

– Вы, Настасья Филипповна, пейте шалфей, – посоветовала медсестра. – Что-то лицо у вас прямо трупного цвета.

Та взвилась, как смерч, и даже сделалась выше ростом. В первое время этих коммунальных ссор Даше было совестно ругаться со старухой, но вскоре она поняла, с кем имеет дело.

– А вот посмотрим! – шипела Настасья Филипповна, приблизившись к Даше на опасно близкое расстояние.

Та, словно невзначай, подняла с плиты кастрюлю с кипятком, в который только что собиралась бросить макароны, и развернулась к соседке. Бабуля мигом удалилась на другой конец кухни и оттуда прокричала:

– Проститутка! Тебе опять мужики звонят!

– Вы, Настасья Филипповна, ни Бога, ни милиции не боитесь, – уже спокойно сказала Даша, отправляя макароны в кастрюлю и тщательно их размешивая. – Я ведь тоже не без прав… Что вы меня все жилплощадью тычете? Я так же тут прописана, как и вы.

– Я тут с девятьсот пятого года живу! – несколько остыв, ответствовала старуха.

– Ясно, с «Кровавого воскресенья», – кивнула Даша. – А я с восемьдесят восьмого. Ну так что? За хулиганство я вас притяну и без «Кровавого воскресенья»… Вы лучше сказали бы, кто звонил.

– Мужчина,– немедленно ответила та. – Очень даже приличный голос.

– Не назвался?

– Сказал только, что знакомый и что еще позвонит.

– Ну и откуда вы взяли, что это мой любовник? – не без ехидства спросила Даша, прикрывая кастрюлю крышкой и подхватывая ее за ручки, обмотанные полотенцем. – Он что – так и сказал?

– Может, и не сказал, да голос у него был такой… – заявила проницательная старуха. – Меня не проведешь. Вот что, Дашка! Если ты снова хахаля на проживание приведешь или еще что, я тебя отсюда выселю! Запомни!

Девушка не отреагировала. Ссора по всем признакам утихала.

Даша ощущала невыносимую усталость. Ей уже не хотелось есть. Ей было неинтересно, на самом ли деле Аркадий собирался уйти от жены. Ей было не важно, почему Алла не закрыла дверь своей квартиры, почему фен выскользнул у нее из рук… Ей хотелось одного – лечь и уснуть, не умываясь на ночь, не приняв душа, не намазавшись кремом… Лечь и забыть обо всем. О каждом дне этого года и о последних днях – в особенности.

Настасья Филипповна тоже поняла, что Даша выдохлась и больше ничего интересного не будет, съела последнюю ложку каши и потащилась к себе в комнату, громко охая по дороге и жалуясь стенам, что ее, старуху, бедную, больную и слепую, все бросили, оскорбляют и обижают. Потом в конце коридора раздался мощный лязг задвигаемого засова – Настасья Филипповна заперлась на ночь. Даша поставила макароны на стол и неслышно заплакала.

В этот миг зазвонил телефон.

ГЛАВА 5

– Даша? – спросил незнакомый мужской голос.

«Всем я сегодня нужна, – с досадой подумала она. – Стоит чему-то случиться, и меня уже ни за что не оставят в покое. Когда надо ехать к матери – прибавляют мне дежурства или Настасья Филипповна начинает разборку. И вот – пожалуйста! Наверняка кто-то заболел и меня ставят на замену».

Даше показалось сперва, что звонит главврач – его голос она слышала очень редко, а по телефону и вообще бы не узнала. И только спустя минуту, когда Даша уже ответила, что это она, собственной персоной, поняла, что ошиблась.

Голос звучал весьма напористо и уверенно. Могло создаться впечатление, что человек этот прекрасно знает Дашу, но она-то уже осознала, что незнакома с ним.

– Мне срочно надо повидаться с вами, – сказал он буквально в первые же мгновения.

Девушка порылась в памяти – не назначала ли с кем-то встречу? Не обещала ли что-то какому-нибудь напористому больному, который когда-то обхаживал ее? Но ничего подобного вспомнить не могла и потому сказала:

– Не знаю, о чем вы. Представьтесь, пожалуйста!

– Игорь Вадимович. Но мне кажется, мое имя вам ни о чем не говорит.

– Мне тоже кажется, – согласилась она. – Вы лечились у нас?

– Бог миловал, – весело ответил мужчина. – Нет, Даша, я звоню вам совершенно не по этому делу. Можете не беспокоиться, я знаю, как медики вашего профиля боятся таких звонков от незнакомцев.

– Простите, а по какому поводу звоните?

– Дашенька, я сообщу при встрече. Меня очень просили не говорить по телефону. Ваш друг просил.

– Кто? – удивилась Даша.

– Аркадий.

Сердце сделало несколько болезненных тяжелых ударов, и Даша испугалась, что выронит трубку.

Игорь Вадимович продолжал делать свои полунамеки-полуоткровения:

– Впрочем, может быть, я тороплю события. Сначала я должен задать вам вопрос.

– Да? – еще больше напряглась девушка.

– С ним… С вашим другом… Что-нибудь случилось или нет?

Даша не понимала ничего, не говоря уже о том, что стала бояться звонившего. Но все же откликнулась:

– А что вы под этим понимаете?

– Ну если, скажем, Аркадий потерял кошелек с зарплатой или сдохла его любимая кошка, можете об этом не сообщать. Меня интересуют вещи глобальные.