Страница 26 из 97
— Что читаешь? — спросил Опанас, влезая с ногами на диван. Диван был удобный, большой, на нем помещалось десять человек.
— Партизанские повести. Какой-то новый писатель — Всеволод Иванов.
— Интересно?
— Очень. Я, по совести говоря, новых писателей не люблю, а вот этого читаю с удовольствием. Тут у него смешной такой герой есть — Кубдя. Выдумать же — Кубдя!
— Ну, как дела? Что в школе?
Андрей вдруг рассердился, встал, шаркая туфлями, прошел к окну, закурил, взлохматил рыжие кудри.
«Здорово вырос парень, — подумал Опанас, — от скуки куда хочешь пойдет».
Опанас не ошибся. Андрей подумывал бросить школу и куда-нибудь удрать, лишь бы встряхнуться.
— Знаешь, Андрей, гляжу я на вас всех, и зло меня разбирает! Ходите вы как потерянные. Честное слово.
— А что делать! Проклятая дыра. Друг другу надоели. Уехать некуда. Ну, что делать, когда мы кончим школу? Куда деваться? Кем быть?
— Да, трудно, — сказал, разглядывая грязные ногти, Опанас. — Трудно даже тем, кто университет кончает. Работы нет. Чем дальше, тем хуже. Особенно, скажу тебе, трудно будет интеллигентной молодежи. Вопрос стоит так: либо оставаться недоучкой, либо совершенствоваться особым способом. Только ведь это полумера.
Андрей стряхнул пепел в осколок снаряда и перебил Опанаса.
— Ты говори напрямик! — сказал он. — Чего ты крутишь вокруг да около?
— Ах так? Хорошо. С тобой я могу говорить, как со взрослым. Я знаю, ты поймешь меня. Мне кажется, Андрей, у вас, — я говорю о тебе и о подобных тебе, — пути карьере закрыты. С комсомолом вам не поладить. А вне его — путей нет. То есть пока-то они еще есть, остались еще разные щелочки. Но скоро и их замажут, поверь уж мне!
— Диктатура! — Андрей скривился.
— Вот именно — диктатура, — засмеялся Никола. Хорошо. Значит, есть два выхода: гнить в этой дыре письмоводителем или проситься в комсомол.
— В комсомол не примут. Мы пытались.
— Правильно. Да ты молодец! — закричал Никола. На ходу понимаешь!.. Но можно и третий путь найти…
— Прорубить! — пробормотал Андрей. Он яростно ерошил рыжие волосы.
— Так, так, именно прорубить, — азартно продолжал Опанас. — Ты не думал об этом? А? «Ага, вы нас не пускаете. Так, черт возьми, мы пробьемся силой. Мы вас заставим считаться с нами». Рабочий класс имеет свои организации. Пожалуйста! Очень приятно! Но почему бы не иметь этих организаций и интеллигенции? А? Легальные, заметь, совершенно, совершенно легальные! Только для объединения, для поддержания духа, понимаешь? Сначала кружки самообразования, физического совершенствования, спорта, одним словом — развитие…
Опанас говорил быстро, горячо.
— Конечно, придется помолчать, принимать в кружки с разбором, иначе, ты понимаешь, — задушат. Оно и понятно. Кому охота уступать хоть четверть своих благ? А? Ты как думаешь? Сначала придется работать тихохонько, создавать кружки осторожно, может быть, даже с некоторой конспирацией. А потом… Ха-ха-ха… Вот так обрадуем мы их, когда соберем где-нибудь съезд этих кружков и во весь голос предъявим свои требования. А? Здорово?
Андрей и Никола дружно смеялись, хлопали друг друга по плечам.
— Назовем это «Кругом вольных людей». Как тебе нравится? — предложил Опанас.
— Хорошо, очень хорошо, — сказал Андрей, — очень звучно: «Круг вольных людей». Здорово.
Оказалось, что у Опанаса уже приготовлена программа «Круга», структура руководства, шифрованная азбука для переписки внутри организации, придуманы звания для руководителей, знаки различия.
Это задело Андрея. Ему показалось, что Опанас обыграл его. Ему думалось, что зачинщиком этого дела наравне с Опанасом будет и он. Андрей надулся и попросил Опанаса оставить ему бумаги, чтобы подумать над ними вместе с Леной. Опанас согласился и, заметив, что Андрей чем-то раздосадован, упомянул, что о своей идее он рассказал только Андрею — самому взрослому и серьезному из ребят, что-де он ничего не сказал даже своему любимцу Виктору. В заключение Опанас стал советоваться с Андреем о том, кого можно принять в «Круг».
Этот ход Опанаса растопил лед. Никола, раскусив Компанейца, улыбнулся. Андрей ходил по комнате, заложив руки назад, и, глубокомысленно мыча, обдумывал кандидатуры учредителей «Круга».
— Я думаю, Виктора можно принять, — сказал он. — Джонни, конечно, и Зорина. Пожалуй, и Богородицу надо взять. А как насчет Жени?
— Думаю, можно, — улыбаясь, сказал Опанас. — Заметь, у нее очень удобная квартира. Ты никогда у них не бывал? Там можно будет собираться!
— Верно, — обрадовался Андрей. — Теперь насчет Джонни. Знаешь, Никола, не очень-то я его люблю. Больно он заносится. — Андрей натянуто засмеялся. — Пожалуй, и здесь в вожди захочет.
Опанас понял Андрея.
— Ну, нет, — втайне смеясь, сказал он. — Мы подберем в руководители серьезных людей.
— Впрочем, ладно, — решил Андрей, догадавшись, что с Опанасом они сторговались, и он, Андрей, не будет пешкой в новой затее.
— А Лену-то мы и забыли! — спохватился Опанас. — Ну, о ней, конечно, спора быть не может. Теперь, Андрюша, ты уж начинай мне помогать. Время не ждет.
Андрей обещал обдумать все сегодня же.
Опанас пришел к Виктору. Тот ходил на лыжах с Женей в лес и только что возвратился, счастливый и возбужденный. Оказалось, что Женя не такая уж гордая, какой казалась в обществе Лены. Она мило болтала обо всяких пустяках, была ласкова, много смеялась. После недавно перенесенного тифа она ходила кудрявая, как барашек.
Ее зеленые печальные глаза и нежные губы очень нравились Виктору. Маленькая, мускулистая, как мальчик, и подвижная, она все больше овладевала ого думами.
Виктор не очень нравился Жене, но мысль о соперничестве с Леной, и соперничестве, как она догадывалась успешном, занимала ее. Во время прогулки Женя задала Вите несколько коварных вопросов о Лене. Виктор увильнул от ответа. Они расстались друзьями, и Виктор решился задержать руку Жени в своей дольше, чем этого требовало обычное рукопожатие.
Оставшись один, Виктор вспомнил Лену. Он не сказал ей о предполагаемой прогулке с Женей, мучился раскаянием, и это несколько испортило его приподнятое настроение. Опанаса поэтому он слушал рассеянно, ходил по комнате, перебирал книги. Опанас взбеленился, хотел уйти, но Виктор упросил его остаться. С Виктором Опанас говорил совсем не так, как с Андреем. Если с тем он распространялся о всероссийском союзе интеллигентной молодежи, Виктора заманивал главным образом укреплением «братского содружества».
Между прочим Опанас сказал:
— Ты понимаешь, я ведь с тобой первым делюсь этой мыслью. Понятно? Заметь — я верю только тебе!
Виктор дал слово, что не проболтается. Он особенно интересовался всей внешней стороной «Круга» — условиями приема, организацией, шифром.
— Только, знаешь, — сказал он, морщась, — поменьше политики. Или даже совсем без нее! Из-за этой политики я без отца остался.
— Ну, ясно, господи боже. Что я, дурак, чтобы вести вас черт знает куда? Ты меня обижаешь!
— И еще одно: без Джонни я не пойду, ты это знаешь. И чтобы он был на равных правах.
— Пожалуйста!
Никола, условившись с Виктором встретиться на днях, собрался уходить. Виктор пошел вместе с ним, ему захотелось погулять. Молча шли они мимо покосившихся заборов, низеньких, согнувшихся домиков, окрашенных во все цвета и полинявших, мимо разломанных ворот и колючей проволоки на месте снесенных оград. На стенах домов белели пятна рваных, истрепанных афиш, редкие фонари бросали тусклый свет на тротуары.
Виктор любил подходить к окнам и смотреть, как живут люди. Он посмотрел в одно окно и увидел горенку, увешанную желтыми фотографиями. На портрет полуобнаженной красавицы падал странный желтый свет лампады. Лампадой был освещен угол потолка. По стенам металась тень — кто-то молился богу о ниспослании мирных времен, мирной жизни…
В другом окне он видел мать, кормившую ребенка. Ребенок перебирал от удовольствия ножонками и пухлыми пальцами хватал мать за лицо, за грудь.