Страница 24 из 97
— Здравствуйте, — сказал Лев, осматривая комнату, наваленную обломками железа и велосипедными частями.
— Здравствуй, — грубо ответил Андрей Компанеец. — Какого тебе черта здесь надо?
— Я заблудился. Я живу у Кузнецовой. Вчера приехал.
— А-а! — Андрей усмехнулся. — Дитё?
— Оно самое.
— А курево у тебя есть? Или дети не курят?
— Есть. Что вы тут строгаете?
— Зажигалки делаю, велосипеды чиню. Работаю целый день, а зарабатываю пустяки! — Андрей выругался.
— Плохо!
— Сейчас сколько угодно зарабатывай — все равно труба. Вчера коробка спичек стоила сто пятьдесят тысяч рублей, а сегодня уже сто семьдесят стоит. Разор!
— Дорого нынче все! — сказал Лев.
— Не знаешь, сколько и брать за работу. За масло мужики по два миллиона за фунт просят. Обдираловка.
— Их самих обдирают, — возразил Лев. — За пуд муки ста коробок спичек не купишь.
— Ну, знаешь, — вспыхнул Андрей, — было время, когда мы твоим мужикам за пуд муки рояль отдавали. Знаем их.
Лев замолчал. Андрей снова принялся за работу, бормоча себе под нос проклятия по адресу какого-то Спиридоныча, жулика и сукина сына, взявшего зажигалки и не отдающего деньги.
— Тебя как зовут? — спросил он вдруг Льва.
— Лев Кагардэ. А вас?
— Андрей Компанеец. У меня помощник есть — Сашка Макеев, по прозвищу Джонни. Такая, скажу, башка. Если бы не он — пропадать мне. Вот он топает!
Около беседки послышалось сопение, кряхтенье, дверь открылась, и угреватый, наголо бритый парень вошел в беседку. Сбросив на пол куски жести и обрезки труб, он присел на край верстака, снял шапку и вытер вспотевший лоб.
— Ну, и жмот твоя Васса, — сказал он. — Нипочем не хотела отдавать. Спасибо Лене — выручила. «Я, говорит, все равно выкину это к чертовой бабушке».
— Так и сказала?
— Ага. Уж эта Ленка! А это кто? — Джонни недоверчиво посмотрел на Льва и узнал в нем того самого парня, которого они с Леной встретили на вокзале. Лев стоял у двери, курил и, усмехаясь, разглядывал Джонни, его огромные ботинки, бархатные галифе и толстовку, сшитую на рост.
— Кагардэ, что ли, твоя фамилия? — переспросил Андрей Льва. — Лев Кагардэ. У Кузнецовой будет жить.
— А-а, — протянул Джонни и засопел. Андрей продолжал работать. Джонни подошел к нему и зашептал что-то на ухо.
— Но-о! — удивился Андрей. — Здорово!
Лев заметил, что мешает, и вышел из беседки, расспросив предварительно, как найти дорогу во двор. У калитки он столкнулся с Виктором, тот шел к Опанасу.
— Рощу нашу осматривали? — весело спросил Виктор Льва.
— Да, чуть не заплутался. А вы куда?
— К одному другу иду. Три месяца не видел.
— Приятно встречаться с друзьями. А у меня вот никогда не было друзей.
— Ничего, — сказал Виктор ласково, — найдете, — и, распрощавшись с Львом, помчался к Опанасу.
— А поворотись-ка, сын! Экий ты смешной стал. — Такими словами Опанас встретил Виктора. Он поворачивал его к себе то лицом, то спиной, щупал мышцы рук, похлопывал по плечам.
— Ой, как ты вырос, — изумился Опанас. — Небось девчонки за тобой сломя голову, а?
— Да брось ты, да ну брось, — бормотал Виктор и не знал, как спрятать пылающее лицо. Это разглядывание и смущало и оскорбляло.
— Да ты не красней, не красней, — подзадоривал его Опанас. — Я ведь все знаю. Все ваши тайны вот где у меня. — Он засмеялся. — И насчет Лены, и насчет всего прочего.
— Дам вот я тебе по носу, будешь приставать, — рассвирепел наконец Виктор. — Чего ты ко мне привязался?
— Ну, ладно, ладно, не сердись, я шутил. Садись, а я пока побреюсь.
Опанас развел мыло, наточил бритву и принялся брить черную, жесткую щетину.
Виктор, перебирая и перелистывая книги, кучей наваленные на столе, рассказывал о школе, о друзьях.
— Понимаешь, Никола, — сказал он, — так мы хорошо жили раньше. И ужасно скучно живем теперь. Не знаем, куда себя девать.
— Ну, а как у тебя дома?
— Тоже ничего хорошего, — ответил Виктор.
— Что такое?
— Дядя Петя начал пить. Да и понятно — и так трудно жить, а тут еще я. Вот кончу школу и уйду…
— Куда ты уйдешь, дурачина? — ласково сказал Опанас. — Таких, как ты, везде много! Ну, да ладно, придумаем что-нибудь!
Опанас кончил бриться и вышел из комнаты. Виктор оглянулся вокруг. Он давно не был здесь. Ничто не изменилось за это время в жилище Опанаса. В углу стоит чахлая пальма, на листьях ее лежит слой пыли, расшатанная кровать покрыта серым грязным одеялом, мрачные сырые обои еще больше позеленели, в углах висит паутина, на полу валяются изодранные половики, какие-то тряпки, бумаги и книги свалены в кучу, на столе — изрезанная и залитая чернилами клеенка, окно с мутными стеклами не пропускает света… Все, как было!..
И вдруг Виктор подумал, что раньше он как-то не замечал этой грязи, запущенности и неряшливости. Раньше, когда Опанас был скаутмастером и Виктор бывал у него очень часто, ему не приходила в голову мысль, что Опанас учит бойскаутов жить чисто, аккуратно, а сам живет по-скотски.
Виктору стало неприятно. Комната Опанаса, такая привычная и примелькавшаяся, предстала его глазам во всем своем безобразии. Казалось, каждая вещь была пропитана какой-то вонью. Эта вонь была, конечно, и раньше, но Виктор не замечал ее. Сейчас он с трудом сидел в комнате.
Это открытие так сильно поразило Виктора, что, когда вошел Опанас, Виктор и на него посмотрел как-то иначе. И вдруг он понял, что от прежнего слепого преклонения перед скаутмастером ничего не осталось.
Перед Виктором стоял грязный, суетливый карлик, грызущий ногти.
Виктору сделалось нехорошо. Он понял, что не может больше сидеть здесь, что должен уйти и собрать свои мысли. Торопливо распрощавшись с удивленным Опанасом, Виктор ушел.
После встречи с Опанасом Виктор как-то особенно больно и резко почувствовал свое одиночество. На следующий день, увидев у калитки Льва, он первый заговорил с ним и предложил ему пойти погулять. Они ходили по высокому пустынному берегу. Кна после дождей наполнилась водой; извиваясь, она уходила к лесу. Вдали на до роге, которая бежала по лугу, виднелись крошечные человеческие фигурки.
После взаимных расспросов о делах и планах на предстоящую зиму разговор как-то незаметно для Виктора перешел на события того времени. Оказалось, что Лев аккуратно читает газеты и отлично знает, что происходит в стране и за рубежом. Виктор слышал что-то о процессе правых эсеров и попросил Льва рассказать ему об этой партии.
— Чепуха, — сказал Лев, — никакой партии не осталось. Дрянь разная. И эсеры дрянь, и меньшевики, и кадеты. Сбежали за границу и грызутся между собой. Фракций в каждой партии по десятку. Сколько членов, столько и фракций. Делать-то нечего, вот и чудят!
Лев рассказал Виктору о том, как во Франции Марков второй собрал монархический совет, и члены этого совета уже распределили между собой министерские портфели и посты губернаторов. Лев издевался над монархистами и их вождями. Виктор слушал его с большим интересом. Когда Лев рассказал о том, что монархисты, осевшие по Франции, посылали депутацию матери последнего царя с просьбой назначить блюстителя русского престола, — Виктор расхохотался.
— Правда, смешно? — сказал Лев. — И не столько смешно, сколько грустно. Эти дураки не понимают, что им сюда не вернуться.
— Значит, по-твоему, советская власть установилась надолго?
— Милый! Советскую власть могут спихнуть только силы, которые имеются в стране. Они должны начать, а их поддержат.
— Ну, знаешь, вот мой отец попробовал начать, да сам же под пулю и попал.
— Что ты говоришь? Расстреляли?
— Год назад.
— Ну, дай руку! Мы с тобой вроде братьев. У меня тоже отца расстреляли.
Лев и Виктор пожали друг другу руки.