Страница 10 из 49
– Рыба и всё? Больше ничего? – хищно сощурился Челноков и я поняла, что о содержимом моей стыренной Ренатом сумки он прекрасно осведомлён.
– Ну почему же, – доверительно улыбнулась я, – там ещё лежало моё бельишко и косметика. Возможно ещё какие-то мелочи, которые таскает за собой каждая женщина… Всего не упомнишь. Я ещё не разбирала свою сумку. Всё некогда…
– А как выглядит ваша сумка? – продолжил атаку опер.
– Сумка, как сумка. На молнии. Больше похожа на хозяйственную, чем на спортивную. Тёмно-зелёная с двумя карманами с застёжками на фасаде и по одному, открытому, на торцах.
– И вы готовы мне её предъявить?! – как-то по особу звонко воскликнул Челноков и начал пожирать меня глазами. – Я могу дать вам машину, чтобы съездить за вашей сумкой. Где бы она ни была…
Во мне всё сжалось от ужаса: вот оно – поймал! И что теперь? Что я ему покажу? Мама дорогая! Я пропала… Он меня прямо здесь и сейчас закуёт в наручники!
В те доли секунды, пока эти мысли метались в моей голове, я смело держала взгляд «палача» и улыбалась. А взгляд этот уже полнился удовлетворением от удачи и начинал посверкивать в унисон самодовольной усмешке. Зря радуетесь, господин Челноков! Вашему ничтожеству невдомёк, что от страха я не коченею, как большинство женщин, а впадаю в ярость! Но ещё не время рассыпать искры…
И я нацепила наглую улыбочку базарной бабы:
– Что так сильно рыбки захотелось, гражданин начальник? С пивком поцмактовать мою воблу? Это я вам устрою, это вам моё пожалуйста! Хоть завтра.
Челноков побагровел от бешенства:
– Дерзить изволите?! Это хорошо! Именно так ведут себя те, кто врёт! А только зря вы хорохоритесь, госпожа Татушкина! И врёте тоже напрасно. Насчёт вашей сумки с рыбой. Но нас вы не проведёте, нам многое известно и очень скоро мы засадим вас, девушка! За незаконный оборот наркотиков! Лет на семь, восемь с конфискацией… А если постараться, можно добавить вам и контрабанду, а это другая статья, и срок другой – до 15 лет в колонии строгого режима!
Мне с трудом удалось сдержать извержение ярости:
– Вы мне угрожаете, Марк Петрович? – голос мой уподобился шипению кипящей лавы. – А на каком основании, позвольте спросить?! Я пришла сюда добровольно, можно сказать неофициально, чтобы помочь следствию, а вы мне пытаетесь инкриминировать чужие грехи? Или вы думаете, что в стране все наркоманы? – и тут я пошла в атаку: вскочила со стула, задрала рукава и предъявила ему свои чистые руки. – Так полюбуйтесь, пожалуйста! Ни одного укола! И в глаза мои загляните, убедитесь, что у них здоровый блеск! – Челноков растерянно шарахнулся от меня, но я уже не могла остановиться: – Да чтобы доказать вам, что я чиста, как хрусталь, я согласна сдать вам свою кровь! На анализ… – в этот, совершенно подходящий к ситуации момент на мои кристально-честные глаза навернулись слёзы и я захныкала: – Я к вам с чистым сердцем… Хотела помочь… А вы… Разве непонятно, что я не имею никакого отношения к наркотикам? Если бы это было не так, я бы сразу сбежала, а не стала бы светиться перед милицией, не дожидалась бы скорой… И вообще…
По-видимому, мои последние слова зацепили Челнокова и он унял свои притязания:
– Ладно, ладно… Извините, я погорячился… – он снова вперился в меня внимательным взором, словно попытался достать истину с тайных глубин моей личности, но как раз в это время я усиленно тёрла сухие глаза, а он, должно быть, устал и прозвучали долгожданные слова: – На сегодня хватит. Вы свободны. И никуда не уезжайте, вы мне понадобитесь…
С основательно раскалёнными мозгами я пулей выскочила из здания районного управления Госнаркоконтроля и почти бегом отправилась в кафе рядом, чтобы радикально сменить имидж. Минут через десять охранник рассеянно взирал на вышедшую из дамской комнаты жгучую брюнетку в очках и в чёрном тренче и мне оставалось лишь надеяться, что он не зафиксировал момент, когда туда входила светловолосая и ясноглазая девушка в коротком белом плаще. А вот теперь можно перекурить и перетереть каждое слово, намеренно или ненароком оброненное Челноковым!
Оглядевшись по сторонам, дабы не допустить слежку, я быстрым шагом пошла в сторону метро и сделала остановку в ближайшем сквере. Присев на первую попавшуюся лавочку, я достала сигарету и погрузилась в дым и размышления.
Всё ясно! Этот деятель действительно контролирует оборот наркотиков, да вот беда: гребёт под себя. Он знает, что сумки у меня нет, а о том, что воблу у меня спёрли, он мог узнать только от Рената! Значит это он спровоцировал распрю между двумя группировками, в одной из которых была эта Алиса, а в другой – Ренат? Он меня что, за дуру принимает? Да разве бы мог он установить личность моей рыжей попутчицы меньше, чем за сутки, если бы заранее не знал, кто именно повезёт из Астрахани запретный груз? А тут нате вам: он уже управился! Прямо-таки ударник наркофронта! Ударник, мать его… На всех фронтах… А интересно: на кого он работает? На «рыжую» группировку или на «раскосую»? Такой ушлый опер вполне может сотрудничать и с теми, и с другими. Это же вполне в его духе: и нашим, и вашим! Главное, чтобы денежку платили.
Гад! Пугать меня вздумал! Сам по уши в дерьме, так и меня хочет испачкать! И уж будьте уверены, эта сволочь перероет и перевернёт с ног на голову всё моё окружение и будет гнобить нас, лишь бы найти свой дорогущий товар! А это значит, что я должна всех обзвонить, чтобы предостеречь от нервотрёпки, а то и беды…
Позвонив Алле Григорьевне, Николаше и бабушке, я закурила вторую сигарету и снова прокрутила в голове всю «беседу» с Челноковым. Всё сходится: он оборотень! Удовлетворённая своим анализом ситуации я поспешила в метро, заранее расстраиваясь от того, что вынуждена буду огорчить свою верную подругу.
Тоська встретила меня насторожённым взглядом и, привстав от нетерпения, выдохнула:
– Ну?!!!
Я села напротив и виновато улыбнулась:
– Всё очень дерьмово, подружка. Этот Челноков дрянной челеовечишко и у меня нет ни тени сомнения, что он из наркомафии… – я пересказала подруге весь допрос в мельчайших подробностях и выдала пессимистичное резюме: – Теперь я уверена, что кроме братков из двух группировок за мной будут гоняться и люди Челнокова. Ты же понимаешь, что он не в одиночку пашет в этом прибыльном бизнесе, а также, что он обменивается информацией с обеими бандами.
– И что ты будешь делать? – после тяжёлой паузы спросила Антонина побелевшими губами. – Ты что-то придумала?
– Кое-что я сделаю прямо сейчас, – информировала я её, – а об остальном подумаю. Знаю одно: ни у кого из родных и знакомых жить не буду. По крайней мере у тех, о ком, наверняка, известно этому, прости Господи, блюстителю порядка… – Тоська растерянно взглянула на меня и я высказалась конкретней: – Ни у тебя, ни у твоей матери и Николаши, ни у тёти Али в Крюково я не появлюсь. Не буду драпать я и в Астрахань. Там у них есть свои братки и одного из них, прыщавого и отёкшего я видела…
– И куда же ты спрячешься? – проблеяла Тоська.
– Сегодня укроюсь у соседки тёти Муси, – бодро ответила я, – туда им нет резона соваться, да и женщина она хитрая и боевая, мы с ней придумаем что-нибудь. А с тобой я буду перезваниваться. Конспиративно… – Тоська подняла на меня совершенно обалдевшие глаза и я без всякого умысла «добила» её: – Поднимайся, подруга, поедем к нотариусу писать завещание!
– Какое ещё завещание?!!! – возопила Тоська. – Ника! Опомнись! Ты совсем заигралась в криминал! Сериалов насмотрелась?!
Ну вот! А я-то думала, что у Антонины нервы крепче. Мне вон как страшно, но я же держусь! Я налила воды в стакан и сунула его подруге в руку:
– Госпожа Миллер! Возьмите себя в руки!.. – шефиня жалобно хлюпнула и я обняла её за плечи: – Тосенька, не раскисай! Ни во что я не играю. Всё слишком серьёзно. И я должна обеспечить безбедность сына и бабушки… – подруга опустошила стакан и немного успокоилась. – Знаешь, когда отец надумал бросить нас, – начала я издалека излагать своё намерение, – он заранее позаботился, чтобы у нас не было проблем с квартирой. Короче говоря, он оформил свою часть жилья как подарок мне на восемнадцатилетие. А квартира была профессорская: огромная, в центре города… Она досталась отцу от его родителей, они оба были профессорами. Да и мой отец тоже… Мы с мамой так радовались, думали это проявление его любви к нам… – я помолчала, гоня сердечную боль от грустных воспоминаний о беспечной юности, и повела свой монолог к концу. – Так вот, Тосенька, я хочу завещать тебе свою квартиру и мою долю в бизнесе! – Тоська возмущённо дёрнулась и я сжала её плечи. – Не кипятись! Просто я безгранично тебе доверяю и уверена, что ты позаботишься о моём Никитке. Если вдруг со мной случится самое плохое… – подруга снова вскинулась и я рассердилась: – Будь добра! Дослушай до конца! Мне больше некому довериться, кроме как тебе! Я хочу, чтобы ты сдавала мою квартиру, часть денег отсылала бабушке, а когда Никитка вырастет передарила её ему! И пойми, чтобы победить, я должна быть абсолютно спокойна за тех, кого люблю, иначе в самый ответственный момент я дрогну и тогда уж точно пропаду!