Имя – Смерть

Дана повернула голову, прислушалась. По крайней мере, в комнате никого теперь не было, кроме нее и адвоката. Пока она плакала, пропустила уход заказчика. Она не решилась задать вопрос, откуда она может знать этого человека, почему ей знаком его глуховатый голос. Она понимала, что от этого вопроса ей может не поздоровиться.

– Давай все обсудим, – сказал адвокат. – Сейчас сюда привезут вещи Мухаббат. Мы переоденем Алию. Черт, у нее же руки… – Он наклонился и что-то сделал с телом. Дана слышала его тяжелое дыхание. Наконец он вздохнул и сказал:

– Еще бы немного, и мы бы ее не одели… Так вот, мы ее переодеваем. Суем ей паспорт сестры. После этого она становится Мухаббат. Запоминай.

– Я запоминаю… – вяло сказала Дана.

– Про Алию забудь.

– А ее паспорт?

– Я его сожгу.

– Значит, она пропала навсегда, – машинально заметила Дана.

– Ну, разумеется! По твоей вине! Ты по уговору должна была следить за обеими девчонками, глаз с них не спускать!

– Каких глаз? – усмехнулась Дана.

Яков Семенович запнулся и заметил:

– И в самом деле, нечего было со слепой связываться. Чересчур много ты из себя строила. И так легко, как ты, никто Толегена не продавал. Хорошая компания. Слепая, больная и безумная! Вот вам и результат.

– Лучше бы вы нашли Муху, – внезапно сказала Дана. – С ней еще будет много хлопот.

– Например?

– Может, ее уже опознали по фотороботу и схватили! – высказала версию Дана. – А вы тут хотите нарядить труп в ее тряпки. Да вы понимаете, чем это может кончиться?!

Это соображение адвоката явно встревожило.

– Помолчи, дура! – отрезал он. – Что теперь гадать! Когда мы дадим им этот труп, они прекратят розыск. Твоя Муха сможет летать спокойно.

– Она не выйдет на свет.

– Выйдет, когда узнает, что ее взяли. Она все поймет и расслабится. Все равно без документов дальше Москвы не уйдет! Тогда мы ее все равно возьмем. Рано или поздно, она появится. Хотя бы затем, чтобы взять свой паспорт у меня на даче. Я там оставлю человека, чтобы он ее ждал.

Дана задумалась и в конце концов посоветовала:

– Оставьте двоих.

– Что – она так опасна? У нее есть оружие?

– По-моему, теперь нет…

– Даже свой шприц она посеяла… – Адвокат, судя по всему, осматривал шприц, валявшийся на полу. – Чьи на нем отпечатки?

– Мухи, мои, Алии.

– Вот отпечатки Мухи нам не нужны.

Она услышала звяканье – адвокат осторожно подбирал шприц. Спустя минуту ей в руку ткнулось холодное стекло:

– Пощупай!

Она покорно оставила свои отпечатки. Потом адвокат возился с пальцами Алии. Затем шприц вернули в прежнее положение. Дана контролировала все, что происходило в комнате, как обычно. Но ее чувства и мысли были в странном оцепенении. Она сейчас была совершенно безвольна, совершенно покорна.

«Это конец, – подумала она. – И меня некому спасать. Даже за дурой Алией пришла сестра. А за мной никто не придет…»

Адвокат спросил:

– Как она себя тут вела?

– Муха? Или Алия?

– Алия.

– Спала или просила дозу. Отказалась поесть.

Мыться не захотела.

– В принципе ей все равно скоро пришлось бы подыхать, – заметил адвокат. – Только ее недалекая сестричка могла на что-то надеяться. Надеюсь, она скоро захочет получить свой паспорт.

– Оставьте меня в покое, – попросила Дана. – Дайте мне шубу. Мне холодно.

Она завернулась в шубу и притихла, усевшись в угол, на мешок. Через некоторое время Дана погрузилась в дремоту. Она слышала, как вернулся посланный за сумкой человек, слышала, как мужчины одевали Алию, как они ругались, пытаясь справиться с окоченевшим телом. Но она даже не сделала попытки встать, подойти, дать совет или помочь им.

Она дремала и спустя несколько минут провалилась в настоящий сон…

Сны у нее были цветные, фантастические. Теперь это был для нее единственный источник зрительной радости. Во сне она видела, как и прежде. Сейчас она видела Толегена и себя – еще зрячую, еще привлекательную. Они сидели в ресторане, куда раньше часто захаживали. Дана увидела его совсем рядом и подумала, как хорошо, что он не догадывается о ее предательстве. Во гневе он бывал страшен. Толеген говорил о своем сыне, и Дане было приятно, что он плохо о нем отзывается. Подошел какой-то человек, взялся за спинку третьего стула. Глуховатым, характерным голосом спросил: «Можно к вам присоединиться?» Толеген обрадовался, узнав его: "Это ты?

Какими судьбами?!" Дана разглядывала этого мужчину, и он ей не нравился. Бугристое лицо, с которого никакие кремы и массажи не смогли стереть следов оспы, глаза почти без ресниц, дорогой, неприлично дорогой костюм, крепкий запах одеколона… Она вздрогнула и еще во сне проговорила: «Лучший друг, лучший друг…»

Из транса ее вывели громкие голоса, стук сапог по доскам пола. Дана подняла голову из пушистого воротника, попыталась встать, но ноги ее не держали.

Она слышала, как звучали искаженные голоса в нескольких рациях сразу.

– Это милиция? – жалко спросила она.

– Вы кто такая? – спросил ее резкий голос, перекрываемый шипением рации.

– Дана Сулимова. Я… А кто вызвал милицию?

– Одевайтесь! – приказали ей.

– Да я одета… – прошептала она и наконец поднялась на ноги.

Давно наступил день – такой морозный, что воздух, казалось, дымился. Муха вошла в большой окраинный универмаг. Она могла бы поехать в центр, где выбор больше, но и милиции там было больше.

Прежде всего ей нужно было обменять валюту.

Для этого она нуждалась в паспорте, а вот паспорта у нее не было. Муха решила попробовать наудачу. Ни слова не говоря, она положила в выдвижной лоток обменного пункта две стодолларовые бумажки и стала ждать, когда у нее потребуют паспорт. Табличка, извещающая о том, что обмен производится только при наличии паспортов, висела у нее перед носом. Но сонная, ярко накрашенная девушка за стеклом даже не взглянула на нее. Она придвинула к себе лоток и спустя две минуты выдала Мухе рубли. Первый шаг ей удался. И это немного приободрило девушку.

Она быстро огляделась в магазине, поднялась на второй этаж и нашла отдел, где продавались парики.

Девушка торопливо примерила два из них – пепельно-русый и рыжевато-каштановый, с длинными кудрями. Остановилась на втором. Потом она отправилась в отдел косметики и купила светлую пудру, коричневый карандаш для бровей, коричневую тушь для ресниц, оранжевые румяна и бледно-персиковую помаду.

Также она приобрела острые ножницы и небольшое зеркало. В третьем отделе она купила дешевую черную сумку средних размеров, из кожзаменителя, и уложила туда покупки. После чего спустилась на первый этаж, где располагался платный туалет. Запершись в кабинке, она убедилась, что ее не видно снаружи – дверца была достаточно высокой. Муха поставила зеркало на крючок для сумок, вынула ножницы и быстро, не раздумывая и не вглядываясь, обрезала свои длинные волосы почти под корень. Волосы она завязала узлом и выкинула в мусорную корзину.

Смахнула с лица приставшие волоски, почистила пальто и надела парик. Он сел на голову плотно, как шапка, и совершенно изменил ее лицо. Муха достала косметику и торопливо накрасилась, стараясь, чтобы брови и ресницы были как можно ближе по цвету к парику. Потом она спрятала ножницы и зеркало в сумку и несколько раз спустила воду в унитазе, чтобы оправдать свое долгое нахождение в кабинке.

Теперь, оказавшись на улице, она чувствовала себя не такой беззащитной, не такой заметной. «Что я дурью маюсь? – спросила она себя. – Азиатов в Москве сколько угодно. Всех не проверишь». Она подумала о паспорте. Паспорт ей, конечно, необходим. Но не ее собственный. Ей нужны другие документы, чтобы выехать из Москвы… Чтобы выехать…

Она вдруг остановилась. «А зачем? – внезапно подумалось ей. – В Москве спрятаться легче. В других городах я никогда не была… Ехать домой нельзя. Куда же мне деваться? Надо оставаться в Москве… Я тут затеряюсь, меня не найдут…»