Страница 8 из 8
Авессалом, отвернувшись от автобуса, стал торопливо мочиться в пыль. Только бы всё прошло нормально! Ему необходимо провести экскурсию по высшему разряду! И плевать ему на всех обезьян, вместе взятых! Он сможет взять ситуацию под свой полный контроль…
Когда он застёгивал штаны, у него тряслись руки, а в голове была только одна мысль — чтобы всё обошлось! Обезьяны придут и уйдут, а двигатель заработает, и они, вся группа, мирно и чинно поедут дальше! И ему дадут премию! Большую, реальную премию, а не десять килограммов сушёной рыбы… Большую, реальную премию!
Водитель захлопнул капот. Вытирая грязные руки ветошью, подошёл к Авессалому, спросил прямо:
— Нервничаешь?
— Очень. Меня всего трясёт!
— Почему?
— Видишь, вон там… — дёрнул он подбородком.
Джонни обернулся, и в душе у него похолодело.
— О-о… Бабуины… Только их не хватало!
Джонни вздохнул и добавил, приводя Авессалома в подавленное состояние:
— Эти твари сейчас дадут нам жару!
— Они туристов забабахают вымогательствами… облепят автобус…
— Что ты мне рассказываешь, — освирепел водитель. — Без тебя знаю, как мотают нервы эти ублюдки! Была бы моя воля — выбил бы всех бабуинов в саванне! Это самые мерзкие твари Африки! Это… не знаю, как их назвать…
Авессалом отозвался слабым, беспомощным голосом:
— Будем надеяться, что аварийка прибудет скоро.
Он пошел к туристам, чтобы нашествие приматов не напугало детей и дам.
— Леди! Господа! Посмотрите туда!.. Видите обезьян?.. Не волнуйтесь! Они безопасны. Можете покормить их печеньем. Но берегите свою фотовидеотехнику — они назойливы!
— Детям можно их кормить?
— Конечно… Но будьте с ребятишками рядом. И не подходите к крупным самцам. Они безопасны, но, бывает, могут кинуться и напугать. Им угощенье предлагать не стоит! Они ваше печенье отнимут у слабых обезьян…
Стадо бабуинов, под предводительством матерого вожака, выйдя из травы на дорогу, с леденящим душу визгом бросилось на людей, не собираясь ничего просить…
Джонни охнул — самцы бабуинов, величиной с крупных собак, опрокидывали детей, рвали им глотки, лица. Женщин и мужчин облепляли пять, шесть, семь животных.
— Господи!
Авессалом содрогнулся и тут же был сбит с ног налетевшими животными. Боль заглушила крики и вопли умирающих, липкая кровь наполнила его рот, и он забылся в красной предсмертной пелене. Его тело рвали острые зубы, и в его распоротом животе рылись лапы, выхватывая кишки, пожирая их.
— Ма-ма-а!
Малыш семи лет плача бежал по дороге от автобуса. За ним увязались несколько самок. Он оглядывался и орал, теряя от ужаса голос:
— Мама! Мама!
Обезьяны легко догнали и опрокинули ребёнка.
Вопль отрезвил Джонни, он сбросил с себя оцепенение ужаса, окутавшее его от созерцания страшной оргии, — в пыли, плача, ревя, бились люди, заживо пожираемые бабуинами.
Джонни могучим ударом кулака опрокинул самца, оказавшегося рядом с ним, и побежал к клубку из обезьяньих тел — там визжал разрываемый ими малыш… Самки при виде гиганта, свистя, бросились врассыпную.
Малыш сидел в пыли, весь в крови, и, трясясь, громко ревел.
Джонни на бегу подхватил его и, прижав к себе, побежал.
У него не было ни одного шанса выжить… Но львы спали после удачной ночной охоты, а гиен он не встретил…
Через три часа Джонни с полумертвым малышом на руках пришел к отелю «Свазерленд», куда и направлялся их экскурсионный автобус. Все были поражены: такой трагедии в парке «Кейсбери» не случалось никогда…
Это страшное происшествие дало продолжение двум обыденным жизненным историям, начавшим своё течение в далёкой, зыбкой, морозной России… И продолжение это никому даже в самом страшном, жутком сне присниться не могло! Но оно случилось…
При великом Сталине, стоявшем у руля коммунистической партии, всецело руководившей жизнью на огромном земном пространстве, гордо именуемом в то время Советский Союз, или коротко — СССР, жить было нелегко… Нелегко и непросто…
Алексей Балаян, обладая определённой харизмой, смышлёностью и пытливым умом, при Сталине преуспел. И преуспел основательно!
Имея от роду пятьдесят с хвостиком лет, он обладал огромной дружной семьёй в Ереване, а также, что было самым главным, имел прочную научную практику в российском городе Новороссийске. Южное отделение Академии наук… Куда уж круче в то славное время, когда учёные получали от партии большие привилегии.
Российский город или не российский, тогда не имело большого значения, ибо все города были общими — советскими… Так вот, совсем заматерев, Алексей Балаян завёл юную любовницу в этом портовом милом городе — Дашу Данилову. Русскую!
Всё бы ничего (поигрался бы сытый дяденька, да и бросил «сломанный цветочек»), но «наивная девочка» вцепилась в плотно сбитого, могучего, словно самец гориллы, заросшего шерстью от шеи до пяток армянина своими бледными, тонкими лапками крепкой хваткой. Рыбаки поймут: так окуни и ерши хватают червя с крючком — сразу в желудок. Намертво. Взял, и всё!
Это «всё» было рождением ребёнка в 1952 году. Абсолютно русского — белокожего, русоволосого, сероглазого, с подкупающей, милой улыбкой.
Балаян, взглянув на личико малыша, пропел ошалело и счастливо:
— Мой! Мой сын! Совсем как я!
Персонал роддома был в шоке, но Алексей говорил правду — он родился таким же белокожим пупсиком (детские фотографии тому доказательство), а потом, с годами, потемнел и зарос.
Алексей светился счастьем! Вот он какой крутой мужчина — сын, в его годы! Прекраснейший сынуля получился! О-го-го! Как ещё можно передать счастье! Подшофе говорить встречным-поперечным: «Дорогой, у меня сын родился! Пей давай! Пей за моего сына, чтобы счастье ему было в жизни! Я счастливейший человек! Сын у меня! Понимаешь? Сы-ы-ын!!!»
«Старый дурак! Совсем с ума сошёл!» — решили в Ереване, ибо неизвестно как, но оказались в курсе событий.
Сына назвали Иван.
Фамилию свою Алексей Балаян ему дать не мог — КПСС и Академия наук зорко следили за моральным обликом своих членов. Поэтому Иван стал Иваном Алексеевичем Даниловым — по фамилии матери. В свидетельстве о рождении в графе «отец» был указан мифический Алексей Алексеевич Данилов.
Алексей Балаян честно признался семье, которая всё знала давным-давно, — есть сын на стороне, сына надо принять и полюбить — он одной крови…
Но жена (что естественно) и многочисленные родственники (что случается) отвергли идею Алексея. Основная семья его бастарда не признала… У него же есть законный сын Армен, которому только пять лет исполнилось, его ещё поднимать надо, жена у него молодая, она ещё родит, а он вон что удумал — завёл вторую семью! Стыд-то какой!
Нет, и всё!
И жизнь пошла дальше… Через два года родилась дочь Зара. Алексей успевал жить на два дома, мучаясь и страдая…
Стал расти Иван Данилов, не особенно переживая. Мама кормила, мама любила, мама ухаживала и развлекала. Пожилой отец, наведываясь от случая к случаю, радостно тискал в своих сильных руках и поднимал высоко-высоко.
— Иван, ты достигнешь вершин, которые твоему отцу и не снятся! Сынок мой родной! Сынок!
На диване Иван вытворял перед отцом радостные прыжки, хохоча во всё горло!
Отец подхватывал счастливый хохот:
— Какой ты живец!
Иван, прыгая от души, орал:
— Папа, я жилец! Жилец!
— Живец, дурень!
— Да, жилец! Жиле-е-ец! Па-а-а-па!..
Иван Данилов не знал точно, как всё происходило впоследствии. Вся его информация опиралась на рассказы матери. А ей он верил безоговорочно…
Кто же был его отец, он так и не узнал — мать не захотела рассказать всю подноготную. Был отец и умер. Умер через три года после рождения Ивана. Он очень любил сына. И всё. И смутные воспоминания Ивана, очень смутные, многие даже выдуманные им.
Он рос быстро и зло, словно сорняк на хлебном поле, и знал и верил, что во всех его несчастьях сурового, бедного житья сына матери-одиночки быта виновата какая-то страшная тайна, связанная с отцом. Но какая?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.