Страница 41 из 44
Его руки двигаются вверх. А потом - резко вниз, стягивая чашечки бюстгальтера, задевая пальцами соски. А потом снова вверх. И расчетливо вниз, все так же задевая упругие горошины.
- Малыш... - тихо на ухо. - Ну, ты же королева... Разве королевы ревнуют своих пажей...
- Королеву... как и полагается... гильотинировали... - она откидывает голову ему на плечо, прогибаясь под его руки.
- Когда это? - его пальцы замерли на нежных розовых. Легонько сжали.
- Не помнююю... Но королева потеряла голову.
- Я вижу...
- Витя... - стонет она. - Вот что ты со мной делаешь?
- То же самое, что и ты со мной... - плотно прижимаясь к ней бедрами.
- Вииик... не можешь потерпеть до ночи?..
- А зачем терпеть до ночи, если мы хотим сейчас?
Дни, недели, месяцы...
- Баженов, у меня к тебе серьезный разговор!
- Вот как? Слушаю тебя внимательно, Станислав Александрович.
- Я серьезно!
- Так и я серьезно. Я весь внимание, Соловьев.
- Хорошо. Ответь мне, когда твой сын женится на моей дочери?!
Хорошо, что они говорят по телефону. И можно безнаказанно улыбнуться.
- Стас, а почему ты спрашиваешь об этом меня?
- А кого?!
- Ну, очевидно, что об этом надо спрашивать Витьку.
- Это твой сын! Вот и объясни мне! Как ты его воспитывал?!
- Да нормально воспитывал, вроде бы... Что тебя не устраивает?
- Не включай дурака, Олег! Они живут вместе почти год!
- Ну и прекрасно. Я этому только рад. Нам с Женей Надя очень нравится.
- Еще бы! - фыркает Соловьев. - Это же моя дочь! Но это ненормально.
- Почему?
- Баженов! Не нервируй меня! Ты понимаешь, о чем я!
- Видимо, не совсем.
- Хорошо, - Стас выдыхает. - Раз ты так хочешь - изволь. Прямым текстом. Я понимаю - они решили пожить вместе. Попробовать. Проверить, так сказать, чувства бытом. Но без малого год уже прошел. Чего они ждут? Окончания Надиной учебы? Так все уже, диплом получила, даже на работу ее вон Тихомиров пристроил. Пора уже и узаконивать отношения. Сколько можно жить в грехе?!
У Олега уже не получается сдержать смех.
- Чего ты ржешь? - тон у Соловьева недовольный.
- От тебя слышать про "жить в грехе" особенно забавно, Стас.
- Не передергивай! Я, между прочим, такого себе не позволял. И женился сразу же!
- Успокойся, грозный отец. Пусть дети сами решают, а?
- Ни черта они не хотят решать! У тебя сын порядочный мужик или кто? Хорош девке голову морочить! Пусть женится!
- Ох, Стас...
- Олег, я настаиваю! Поговори с сыном! Так нельзя! Это неприлично.
- Хорошо, хорошо, - Олег губы кусает, чтобы не расхохотаться. Грозный папаша Соловьев - совершенно уморительное явление. - Я поговорю.
- Обещаешь?
- Обещаю.
Нажимает отбой. Супруга не сводит с него вопрошающего любопытного взгляда.
- Стас?
- Ну, разумеется.
- Будешь говорить с Витей?
- И не подумаю, - Олег откладывает в сторону телефон. - Пусть сами решают, как им лучше. Я лезть не буду.
- Но ты же пообещал Стасу...
- Да хоть отстанет на какое-то время.
- Олег, ну он же прав. Не дело это...
- Хочешь - поговори с сыном сама.
- Да пошлет он меня, - вздыхает Евгения. - И не постесняется.
- Вот и я о чем. Пусть сами решают.
- Но вот мы же так не делали... Чего ждут - непонятно. Любят же друг друга, видно...
- Сейчас иное поколение, - пожимает плечами Баженов-старший. - У них как-то все по-другому.
_____________________
Любой мужчина подтвердит - мало что может сравниться по приятности с тем, чтобы проснуться от... минета. Особенно, если ты точно знаешь, где находишься, и кто именно рядом с тобой.
К тому моменту, когда Вик проснулся окончательно, некоторые части его тела уже жили совершенно самостоятельной жизнью и получали удовольствие. И... до чего же это приятно!
Ее прикосновения теперь совсем не робкие. Уверенная, жаркая ласка влюбленной женщины. И все это стремится к совершенно закономерному результату.
- Надя... Надя... пожалуйста...
Ему до сих пор бывает неловко, когда не получается сдержаться. И в этот раз Вику все же удается убедить Надю оторваться от своего увлекательного занятия.
Она скользит вверх по нему, глаза в глаза. Выражение в них одинаковое - одни голубые, другие синие, но одинаково затуманенные, полные желания и томления. Она медленно опускается на него. И синхронный вздох удовольствия вырывается у обоих.
- Дааа...
Ее движения постепенно убыстряются, становятся резче. Его руки скользят беспорядочно по ее бедрам, животу, груди. Глаза прикрыты, губ, наоборот, приоткрыты. Каким чудом он умудряется вспомнить - непонятно.
- Надя, Надюша, подожди...
Она продолжает двигаться. Его пальцы сжимаются на ее бедрах.
- Постой, пожалуйста... Мы же... Надя! - пытается на ощупать найти на тумбочке упаковку с презервативами, вместо этого с грохотом роняет мобильник, еще что-то.
Она наклоняется к нему. И, сводящим его с ума шепотом на ухо:
- Сегодня можно... День безопасный. Вить, я хочу тебя так... без всего... Так же приятнее...
-О, дааа... - его пальцы сильнее сжимаются на ее упругой коже. - А точно, можно?
- Точно...
- Ну, держись!
В одно мгновение диспозиция меняется, она под ним, но такое положение дел ни у кого возражения не вызывает. Они прижимаются друг к другу, близко, плотно, только они двое, и ничего нет между ними.
_________________
Он всегда просыпался раньше ее. И поэтому, обнаружив себя воскресным утром в постели в одиночестве, Вик удивился. Где Надя? Он потягивается. На кухне что-то звякает. А вот это неожиданно...
Надя действительно на кухне. У плиты. На его появление она резко поворачивается, яйцо падает из ее рук.
- Ой!
- Что так, страшно? - он улыбается.
Она смотрит на него растерянно и молчит. На ее босых ногах желтеет пятно разбившегося яйца.
- Не двигайся. Сейчас уберу.
Вик отрывает бумажное полотенце, промокает, аккуратно вытирает пальчики с темно-розовым лаком. Встает, заглядывает в кастрюлю, стоящую у плиты.
- Что это?
Надя по-прежнему молчит.
Половником зачерпнул тесто.
- Что собираешь делать, Надюш? Для блинов вроде густовато. Для оладий, наоборот - муки надо добавить.
Она вдруг всхлипывает.
- Ты знаешь... да... и как оладьи печь, и как блины...
- Тебе прекрасно известно, что я это умею... - он так привык к сладости и безмятежности их почти годичной совместной жизни, что сейчас не сразу понимает: с Надей не все в порядке. Встревожено: - Надь, в чем дело?
- Ты умеешь. А я - нет... - она смотрит куда-то мимо его плеча, какая-то странно беззащитная в домашних шортиках и футболке. - Я и готовить не умею... И убираться терпеть не могу... Ничего не умею толком, - судорожный вздох. - Даже предохраняться...
Ему требуется довольно много времени, чтобы сложить эти ее слова между собой. И прийти к совершено ошеломительному выводу.
- Так... - в голову звонкая пустота. - Так... иди-ка сюда...
На ощупь находит за спиной стул, садится, притягивает Надю к себе на колени. Она сидит очень ровно, и вся такая... как натянутая струна. И упорно не смотрит на него.
- Давно... знаешь?
- Две недели.
- А... - в голове по-прежнему мыслей ноль, - а... срок... какой?
- Восемь недель, - тон ее ровный, вот только взгляд по-прежнему прячет. - Это чуть меньше, чем два месяца.
- Я умею считать!
Она вздрогнула. Но вдруг посмотрела ему в глаза. Давно он в них не видел такого выражения. Гордость и раскаяние. Только у нее может быть так.
- Прости меня, Вик. Это я виновата, я одна.