Страница 20 из 23
Профессор (переходя от врача к врачу, говорит). (Первому.) . Ток включить по моему сигналу. (Второму.). Доведите теплоту до 36,4 – пятнадцать секунд каждая десятая. (Третьему.) Подушки кислорода наготове? (Четвертому.) . Воду выпускать постепенно, заменяя лед воздушным давлением… (Пятому.) Крышку открыть сразу. (Шестому.) Наблюдать в зеркало стадии оживления.
Врачи наклоняют головы в знак ясности и расходятся по своим местам.
Начинаем!
Включается ток, вглядываются в температуру. Каплет вода. У маленькой правой стенки с зеркалом впившийся доктор.
6-й врач . Появляется естественная окраска!
Пауза.
Освобожден ото льда!
Пауза.
Грудь вибрирует!
Пауза.
(Испуганно.) Профессор, обратите внимание на неестественную порывистость…
Профессор (подходит, вглядывается, успокоительно) . Движения нормальные, чешется, – очевидно, оживают присущие подобным индивидуумам паразиты.
6-йврач . Профессор, непонятная вещь: движением левой руки отделяется от тела…
Профессор (вглядывается) . Он сросся с музыкой, они называли это «чуткой душой». В древности жили Страдивариус и Уткин. Страдивариус делал скрипки, а это делал Уткин, и называлось это гитарой.
Профессор оглядывает термометр и аппарат, регистрирующий давление крови.
1-й врач. 36,1
2-й врач. Пульс 68.
6-й врач. Дыхание выравнено.
Профессор . По местам!
Врачи отходят от ящика. Крышка мгновенно откинулась, из ящика подымается взъерошенный и удивленный Присыпкин , озирается, прижав гитару.
Присыпкин . Ну и выспался! Простите, товарищи, конечно, выпимши был! Это какое отделение милиции?
Профессор . Нет, это совсем другое отделение! Это – отделение ото льда кожных покровов, которые вы отморозили…
Присыпкин . Чего? Это вы чевой-то отморозили. Еще посмотрим, кто из нас были пьяные. Вы, как спецы-доктора, всегда сами около спиртов третесь. А я себя, как личность, всегда удостоверить сумею. Документы при мне. (Выскакивает, выворачивает карманы.) 17 руб. 60 коп. при мне. В МОПР? Уплатил. В Осо-авиахим? Внес. «Долой неграмотность»? Пожалуйста. Это что? Выписка из загса! (Свистнул.) Да я же вчера женился! Где вы теперь, кто вам целует пальцы? Ну и всыплют мне дома! Расписка шаферов здесь. Профсоюзный билет здесь. (Взгляд падает на календарь, трет глаза, озирается в ужасе.) 12 мая 1979 года! Это ж за сколько у меня в профсоюз не плочено! Пятьдесят лет! Справок-то, справок спросют! Губотдел! ЦК! Господи! Жена!!! Пустите! (Обжимает окружающим руки, бросается в дверь.)
За ним беспокоящаяся Березкина. Доктора́ окружают профессора.
Хором. Это что он такое руками делал? Совал и тряс, тряс и совал…
Профессор . В древности был такой антисанитарный обычай.
Шесть врачей и профессор вдумчиво моют руки.
Присыпкин (натыкаясь на Зою) . Какие вы, граждане, собственно, есть? Кто я? Где я? Не матушка ли вы Зои Березкиной будете?
Рев сирены обернул присыпкинскую голову.
Куда я попал? Куда меня попали? Что это?.. Москва?.. Париж?? Нью-Йорк?! Извозчик!!!
Рев автомобильных сирен.
Ни людей, ни лошадей! Автодоры, автодоры, автодоры!!! (Прижимается к двери, почесывается спиной, ищет пятерней, оборачивается, видит на белой стене переползающего с воротничка клопа.) Клоп, клопик, клопуля!!! (Перебирает гитару, поет.) Не уходи, побудь со мною… (Ловит клопа пятерней; клоп уполз.) Мы разошлись, как в море корабли… Уполз!.. Один! Но нет ответа мне, снова один я… Один!!! Извозчик, автодоры… Улица Луначарского, 17! Без вещей!!! (Хватается за голову, падает в обморок на руки выбежавшей из двери Березкиной.)
VII
Середина сцены – треугольник сквера. В сквере три искусственных дерева. Первое дерево: на зеленых квадратах-листьях – огромные тарелки, на тарелках мандарины. Второе дерево – бумажные тарелки, на тарелках яблоки. Третье – зеленое, с елочными шишками, – открытые флаконы духов. Бока – стеклянные и облицованные стены домов. По сторонам треугольника – длинные скамейки. Входит репортер , за ним четверо: мужчины и женщины .
Репортер. Товарищи, сюда, сюда! В тень! Я вам расскажу по порядку все эти мрачные и удивительные происшествия. Во-первых… Передайте мне мандарины. Это правильно делает городское самоуправление, что сегодня деревья мандаринятся, а то вчера были одни груши – и не сочно, и не вкусно, и не питательно…
Девушка снимает с дерева тарелку с мандаринами, сидящие чистят, едят, с любопытством наклоняясь к репортеру.
1-ймужчина. Ну, скорей, товарищ, рассказывайте всё подробно и по порядку.
Репортер. Так вот… Какие сочные ломтики! Не хотите ли?.. Ну хорошо, хорошо, рассказываю. Подумаешь, нетерпение! Конечно, мне как президенту репортажа известно всё… Так вот, видите, видите?..
Быстрой походкой проходит человек с докторским ящиком с термометрами.
Это – ветеринар. Эпидемия распространяется. Будучи оставлено одно, это воскрешенное млекопитающее вступило в общение со всеми домашними животными небоскреба, и теперь все собаки взбесились. Оно выучило их стоять на задних лапах. Собаки не лают и не играют, а только служат. Животные пристают ко всем обедающим, подласкиваются и подлизываются. Врачи говорят, что люди, покусанные подобными животными, приобретут все первичные признаки эпидемического подхалимства.
Сидящие. О-о-о!!!
Репортер. Смотрите, смотрите!
Проходит шатающийся человек , нагруженный корзинками с бутылками пива.
Проходящий (напевает)
В девятнадцатом веке
чу́дно жили человеки —
пили водку, пили пиво,
сизый нос висел, как слива!
Репортер . Смотрите, конченый, больной человек! Это один из ста семидесяти пяти рабочих второй медицинской лаборатории. В целях облегчения переходного существования врачами было предписано поить воскресшее млекопитающее смесью, отравляющей в огромных дозах и отвратительной в малых, так называемым пивом. У них от ядовитых испарений закружилась голова, и они по ошибке глотнули этой прохладительной смеси. И с тех пор сменяют уже третью партию рабочих. Пятьсот двадцать рабочих лежат в больницах, но страшная эпидемия трехгорной чумы пенится, бурлит и подкашивает ноги.
Сидящие . А-а-а-а!!!
Мужчина (мечтательно и томительно) . Я б себя принес в жертву науке, – пусть привьют и мне эту загадочную болезнь!
Репортер. Готов! И этот готов! Тихо… Не спугните эту лунатичку…
Проходит девушка , ноги заплетаются в «па» фокстрота и чарльстона, бормочет стихи по книжице в двух пальцах вытянутой руки. В двух пальцах другой руки воображаемая роза, подносит к ноздрям и вдыхает.
Несчастная, она живет рядом с ним, с этим бешеным млекопитающим, и вот ночью, когда город спит, через стенку стали доноситься к ней гитарные рокотанья, потом протяжные, душу раздирающие придыхания и всхлипы нараспев, как это у них называется? «Романсы», что ли? Дальше – больше, и несчастная девушка стала сходить с ума. Убитые горем родители собирают консилиумы. Профессора говорят, что это приступы острой «влюбленности», – так называлась древняя болезнь, когда человечья половая энергия, разумно распределяемая на всю жизнь, вдруг скоротечно конденсируется в неделю в одном воспалительном процессе, ведя к безрассудным и невероятным поступкам.
Девушка (закрывает глаза руками) . Я лучше не буду смотреть, я чувствую, как по воздуху разносятся эти ужасные влюбленные микробы.
Репортер . Готова, и эта готова… Эпидемия океанится…