Страница 37 из 48
- Никто кроме наших полков, и этих немногих красных не знает о том, что мы теперь у руля этого берега, так? А уж на том берегу тем более никто не знает. Мы вернёмся, будто бы победители, мы взяли генсека, и отнеслись к ним как полагается. Мы герои, за нами пойдут люди. Но нужно ведь идти против чего-то или кого-то? А что может быть подлее и бесчеловечнее чем расстрел побеждённых, сдавшихся, военнопленных?
- Постой, постой, - притормозил меня мой друг. – Ты хочешь расстрелять красных, которым пообещал неприкосновенность, а затем свалить всё на наших врагов?
- Ну да, так оно и есть, - сказал я. – Тут уже не до каких-то сантиментов. Это не жестокость, это просто политика.
- Да я и не переживаю на этот счёт, - сказал Артём поднимаясь с корточек. – Надо так надо, ты в политике шаришь тебе видней. От меня помощь потребуется?
- Нет, я всё сделаю сам, своими людьми, так будет надежнее.
Шиша сработал очень хорошо. Уже буквально через пару минут передо мной стояли лучшие и самые верные бойцы моего полка. Многих из них я уже знал в лицо и поимённо, и они знали меня, и знали что им будут поручиться ответственные задания, и были готовы этому морально. Но всё что приходилось делать до этого было по чести, в честном бою, а теперь, им необходимо было совершить преступление.
Я объяснил им то, что нужно сделать. Собрать в одном месте и тихо, без криков, лишнего шума расстрелять всех красных которые примкнули к нам. Потом им придётся сесть в тюрьму за это преступление, потому что мы пообещаем отыскать виновных, а уже потом я их вытащу. Я дал им возможность отказаться, ибо делать такое, многим могло быть не под силу чисто морально. Но никто не отказался, все остались верны своей присяге. Теперь либо пан либо пропал. Либо всё, либо ничего.
Красные полностью доверяли нам, практически на руках был документ, закрепляющий их право сложить оружие и уйти, их право на неприкосновенность. Они этого совершенно не ожидали, получается, что я приказал расстрелять собственных солдат.
Много времени это не заняло, пара минут и дело с концами. После этого, я сказал бойцам, участвовавшим в этом, слиться с полком, ни о чём не рассказывать и вести себя тихо, будто это не они сделали, до поры до времени естественно.
Дальше, многотысячная армия под нашим предводительством двинулась на другой берег города. По дороге, отделялось по взводу, которые забегали в дома, стучались во все двери, рассказывали новость о том, что война кончилась, но правительство всё никак не может угомониться, и теперь взялось за расстрел военнопленных.
Кто-то оставался дома, а кто-то собирался и вливался в строй идущих полков, и постепенно, количество возмущённый народ заполнил улицу по которой мы шли от края до края.
И люди верили, ибо мы солдаты, инструмент власти, мы их защищали, воевали, увидели все эти зверства и решили этому помешать, естественно, что люди поверили нам. Тут же стали находится люди, любящие сплетни и т.д., будто бы находившиеся на месте расстрелов.
Дальше подробно рассказывать о том, как мы с Артёмом подписывали кучу бумаг о передаче власти, выходили с речью к народу и армии не стоит. Это довольно-таки скучно и не интересно. Главное что у нас всё получилось. И теперь целый город, а возможно и край находился у нас в руках.
Не бойтесь делать то, что не умеете.
Помните, ковчег построил любитель, —
профессионалы построили Титаник.
Дэйв Берри
День 24
«Первый день у штурвала»
В этот день всё было иначе. Как только я проснулся, сразу понял, началась, чуть ли не новая эпоха, всё теперь будет по-другому. Воздух, даже в этой однокомнатной квартире, которую я взял себе в качестве места жительства, недалеко от здания правительства, даже воздух был свежее что ли, а за окном солнце светило ярко, впервые за эти дни. Может мне это только казалось, и я на придумывал себе чёрт знает что, но мне было хорошо.
Я встал, чуть ли не в шесть часов, ну или около того, часов-то нет. Пусть вчера мы все жутко устали, но новый день должен был принести нечто иное и необъяснимое. Мне хотелось творить законы, помогать людям, как бы это глупо не звучало. У меня была эйфория.
Поэтому, только открыв глаза, я тут же подорвался и начал собираться, попутно осматривая свою квартиру. Почему только сейчас? Потому что вчера, закончив со всеми бумажками, отправив людей по домам, я пришёл на эту квартиру, и вообще узнал о ней практически ночью. И всё что успел сделать, придя туда это упасть на кровать, одноместную естественно.
Напротив входной двери была кухня, до неё от самой двери шёл коридор, по совместительству прихожая. Коридор был узенький, не больше метра шириной, а длинной около двух метров. В середине коридора была два проёма. Один был широкий, не закрытый дверями или чем-то подобным, и вёл на право, и выводил собственно в единственную комнату, она же спальня, она же зал. А другой проём был закрыт дверью и вёл в ванную и туалет. В общем и целом для одного человека этого достаточно. Да я чувствовал, что буду здесь только лишь ночевать, да и ночевать не всегда. Хотелось отдаться работе, новому делу, окунуться с головой.
Я решил постоянно носить офицерскую форму, китель полковника, фуражка, брюки, погоны, мне это хватало. А что ещё надо? Я ведь не президент, президент у нас теперь Артём.
Одевшись, застегнув ремень, на котором в кобуре висел Макаров с одной обоймой. Однако, за дверью оставался, стоят снаряжённый «калаш», так на всякий случай.
Работа моя теперь находилась сразу напротив дома в котором я жил, поэтому я даже куртки не одевал, ибо весь путь занимал у меня не более трёх минут.
Я вышел из дома, причём люди, завидев меня отдавали честь, некоторые тянули руку для рукопожатия и много чего ещё. Хотя я был всего лишь полковником, и не планировал навешивать на себя звания генералиссимуса выпрашивая у Артёма звёздочки для погон размером с мою ладонь. Неужели в лицо знают? Но как?
Даже солдаты, стоявшие на входе в здание правительства, вытянулись по сойке с мирно, отдали честь, когда я был ещё в десяти метрах от них, и так они и стояли пока я не вошёл внутрь, стараясь не шевелиться и не моргать. И это если честно меня настораживало.
- О, Рамчик! – поприветствовал меня находившийся в холле Артём, одет он был впрочем, так же просто, как и я. – Выспался? Нравится, когда узнают на улицах?
- Это твоих рук дело? – тут же опешил я. – Но как?
- Да я ночью думал, сидел, думал, да и решил указ написать, о причислении тебя, меня, Джорджа, Абрама, Древаля к национальным героям, и соответствующими почестями, - с улыбкой и гордостью заявил Артём. – Как тебе?
- Да не очень, - честно признался я. – Какое ты имел право, какие мы национальные герои? Что мы такого сделали?
- Во-первых, я имею на это право, я президент. А во-вторых мы войну закончили, два берега объединили, этого мало по твоему? – возмутился Артём. – Ладно братан, я тебя не обвиняю, пошли ко мне в кабинет.
- Ну пойдём, - осторожно сказал я.
- Я заказал портреты, - сказал Артём пока мы поднимались по лестницы. – Всех нас, на фоне боевых действий, как Наполеона на белом коне, ну в общем ты понял. Три метра в высоту полтора в ширину.
- Мне некуда в квартире повесть, у меня потолок метра два с половиной только будут, - сказал без досады, просто констатируя факт.
- Повесим тебе в кабинет, сам собой будешь любоваться по вечерам, - засмеялся Артём, похлопав меня по плечу. – Мы сейчас с пацанами думали, и решили тебя министром обороны сделать, а то должности у тебя нет как таковой, ну так вот теперь есть.
- Мне кажется, полковник не может быть министром обороны, когда в армии есть генералы, - сказал я.
- Ну так ты и не полковник, ты генерал теперь, - сказал снова с улыбой он.
- Я бы лучше полковником остался, - пожелал я. – Министром, пожалуйста, но давать звания почти просто так, не дело, серьёзно.