Страница 5 из 33
Браун оглянулся. За дюнами прорастала обычная для приморского побережья дубрава, а дальше, под курчавой сопкой, белели и краснели ярусы двухэтажных зданий. Мутухэ. Крайний поселок в СихотэАлиньской системе – «Сихали», как говорили сами жители.
Прислушавшись, Тимофей не уловил ни гоготанья, ни матерков – прибой глушил все звуки, забивая даже пронзительные крики «белого воронья» – вечно голодных чаек.
Браун снова вздохнул, протяжно и тоскливо. Вздох отдался тупой болью в побитой грудине. Что – боль? Унижение язвило куда сильней. Его избили, а он разве что другую щеку не подставлял. Конечно, деду он скажет, что драка была. Хотя какая драка? Это иначе зовется – «нанесение побоев». Четверо на одного. Отпинали, как хотели, и ушли. А почему? А потому, что он слабак. И трус. Правильно ему тогда, на «Милагросе», бока намяли…
Поморщившись, Тима сел на опрокинутую лодку и уставился в море.
Господи, как же он устал бояться… Как поселился в нем страх в детстве розовом и сером, так и живет по сей день, разрастаясь порой до размеров чудовищных, переполняя трясущееся нутро.
…Первый раз Ванька Новаго побил его классе в пятом. Звезданул по челюсти, неумело, но зло, за то лишь, что «Фей» назвал его Иваном. А надо было – Айвеном.
Правда, в школе Айвен и его «корифаны» вели себя довольно смирно – было кому сделать им укорот. Новаго «королил» на улице – поджидал одноклассников после уроков и лупил. Или издевался.
Юрика Петренко он заставлял катать на себе Беса. «Всадник» радостно понукал «коня», заставляя скакать вприпрыжку, и Юрик, красный от стыда, неуклюже ковылял по кругу.
Витале Ховаеву Айвен или его подручные лили в штаны стакан чаю, а потом отводили домой, громко сюсюкая по дороге: «Кто это у нас такой мааленький? А кто это у нас такой мокренький?..»
Правда, «Фей» никогда шпане не подчинялся, не позволял втягивать себя в жестокие забавы. За это его колотили. Пятиклассник Тима Браун смутно понимал, за что его так ненавидит Айвен и прочие Бесы. Только к классу девятому он стал доходить до причин.
Все объяснялось просто – и Тима, и Юрик, и Виталя были из семей работников, «арбайтеров» или «трудовиков», как их еще называли. Майкл Джулиус и Дарья Антоновна, мистер и миссис Браун, входили в те десять процентов активного населения, которые трудились получая аванс и получку, а вот мама и папа Айвена числились в клиентах Фонда изобилия – они были неработающими.
«Трудовики» обзывали их «жрунами» или «пролами», сокращая полузабытое словечко «пролетарий» [6]. Не имея ни образования, ни определенных занятий, «жруны» получали «гарантированный минимум благ» – кормились в бесплатных столовках и отоваривались в бесплатных магазинахраспределителях, им давали квартиры даром, возили в электробусах «на халяву», пускали в санатории и на курорты «за так».
Работники и неработающие. «Арбайтеры» и «пролы».
Одни получали образование и работали, других содержали на всем готовом. Первые селились в коттеджах с садиками, вторые – в сотовых многоквартирниках. «Трудящаяся знать» презирала «праздную чернь», бездельное большинство терпеть не могло тех, кто в остатке.
Ну а пока взрослые громоздили социальные проблемы, дети решали их посвоему: отпрыски «жрунов» били наследников «арбайтеров», а наследники поколачивали отпрысков…
– Сволочь человечества! – неумело выругался Браун. – Тупая, жрущая сволочь! Тунеядцы вонючие, хламидомонады…
Однако слова, восколебавшие воздух, тут же рассеялись в шуме прибоя, и злость, нерастраченная и неразряженная, коллапсировала внутрь, обратившись в депрессию.
Полтора года назад он переселился в ТОЗО. В батиполисе «Центроникс» он встретил Виктора, своего лучшего друга, а год назад бросил его умирать в неведомых пучинах… Умом Тимофей понимал, что зря себя уязвляет – пока «Аппалуза» всплывала, Витя уже трижды бы успел принять свою смерть, но душу все равно корежило и саднило. Чёртова душа… Если бы и вправду чёрту ее продать!
Год минул с тех тошных дней, а лучше Тимофею не стало. Нет, индекс здоровья у него даже выше нормы, но вот почему его полумёртвый организм исцелился за шесть часов, попрежнему тайна. Раза три Браун проходил медосмотр у кибердоктора, показывался светилам медицины, но ясности не внесли ни машины, ни живые специалисты. Все они дружно признавали, что да, многочисленные ранения и внутренние повреждения действительно имели место, но все давнымдавно зажило, без осложнений и без последствий. Лишь один врачпрофилактик, молодой и непутёвый, измыслил гипотезу: дескать, впадина Яу, где всё произошло, представляет собой не простое понижение океанского дна, а метеоритный кратер – миллионы лет назад там упал астероид, возможно, внегалактического происхождения. И если допустить, что осколки этого «небесного камня» испускают некую таинственную эманацию, то можно предположить, что данное излучение необычайно благотворно воздействует на человеческий организм – фантастически ускоряется регенерация тканей. Молодой и непутёвый с ходу придумал название той эманации – Мполе, от слова «магический»…
Тимофей даже водички собрал с пола «Аппалузы», чтобы сделать анализ. Сказку вспомнил: «Брызнула волшебница на Иванацаревича мёртвою водой, и сплотилась отрубленная голова с туловищем. Окропила она добра молодца живою водой, и ожил царевич…»
Экспресслаборатория выдала, что представленный образец является ювенильной [7]водой мантийного происхождения. Удельный вес больше, чем у морской воды. Минерализована и слабо газирована – выделяются водород, гелий, углекислота. Лечебных свойств не обнаружено.
Ссутулившись, Тимофей Браун уставился на волны, что накатывали на пляж, и памятью вернулся в прошедшее…
…Во вторник его на пару с Виктором Волиным послали чистить китов. Тимофей влез в гидрокостюм, напялил аквастат с рогатым шлемом, и старший смотритель торжественно вручил ему электроскребницу.
Кашалоты внушали почтение даже тогда, когда ты сидел в субмарине. Что уж говорить об ощущениях человека, плавающего рядом с колоссами океана?
– Они смирные, – звучал Витин голос в наушниках, – их чистишь, а они чуть ли не мурлыкают…
Однако слова Волина както не убеждали Тимофея Брауна, возымевшего решение стать китовым пастухом. Уж больно громаден был кашалот, уж слишком грозно выглядел, чтобы представить его милой животинкой, мурчащей у тебя на коленях.
Погрузившись в воду, Тимофей храбро подплыл к громадному самцу, чья спина была густо усеяна круглыми отметинами размером от чашки до глубокой тарелки – это были следы мощных присосок кальмаров.
– Вот, гляди, – сказал Виктор, подплывая и указывая на бледных толстеньких рачков, устроившихся на спине кашалота и извивавшихся, точно волосы Медузы Горгоны. – Это конходермы и коронулы. Сгребай паразитов!
Браун решительно включил скребницу и удалил рачков.
– А тут, смотри, – китопас поднырнул под брюхо животного, – тут у Леви «китовые вши» завелись. – Он показал на мелких ракообразных, чьи раковинки покрыли кожу кита рыхлой нашлепкой – китовые пастухи называли их «чепчиками». – Выводи!
Тимофей поскреб киту брюхо, бормоча:
– Леви, Леви…
Кит пошевелился – очень осторожно, словно нежась. Так еще бы! Рук у Левиафана нету, не почешешься… А иногда небось так хочется!
– И вот еще! Ах ты, зараза…
Браун подплыл и обнаружил небольших, в локоть длиною, рыб неприятного серого окраса, облепивших бок кита. Это были прилипалы, они же реморы. С ними пришлось повозиться. Но вот последняя из ремор, украшенная присоской, похожей на подошву кроссовки, отвалилась, всплывая кверху брюхом.
– Эти еще ладно, – просвещал Виктор товарища, – а вот если минога присосется… Пипец! Мерзость. Скользкая такая, верткая, коричневая вся. Больше всего пиявку напоминает, такая же дрянь – прилепится к китику и давай из него кровь сосать… Ну, все, инструктаж, считай, получил, давай, чисти дальше!
…В среду Тимофей Браун пас кашалотов на пару с Волиным – его субмарина медленно, в надводном положении, обходила стадо по часовой стрелке. Витина кружила против часовой. Когда подлодки встречались, Волин, выглядывавший из люка, орал: