Страница 2 из 33
Виктор замотал головой, не находя слов для выражения. А Браун мечтательно вздохнул. Скептик по натуре, он не слишком верил в рассказы о золоте «золотых». Смешная тавтология, не более. Да в каждом салуне наслушаешься трёпа о Великом Морском Змее, о «Летучем голландце», о пиратских кладах и разумных кальмарах! Байки про сокровища «Золотой гвардии» входили в этот список.
Однако, при всех своих сомнениях, Тимофей не мог не верить Виктору – тот никогда не врал. Вообще. Из принципа. И Браун поддержал друга в его стремлении добыть золото – батискаф они купили вскладчину, потратив все свои накопления. А вдруг и вправду повезёт?!
Волин сказал чтото, но бортинженер не сразу вышел из глубокой задумчивости.
– Прости, ты чтото сказал? – встрепенулся он.
– Я говорю, – откликнулся Виктор, – ТОЗО мне даже нравится. Знаешь, океанцы здорово похожи на этих… с Дикого Запада, шерифов всяких там, ковбоев, индейцев, ранчеро… Согласись!
– Тогда китопасы – это ковбои, – подхватил бортинженер, – а комиссары – они как шерифы.
– Так я чё и говорю! Здесь всё такое же. Как ты сказал тогда – веет… Нет – витает дух фронтира!
– Ага. Как начнут стрелять, такой дух завьётся… Раньше в салунах пороховой гарью смердело, а теперь озоном пованивает.
– Ничегото ты не понимаешь! При чём тут, вообще, обоняние? Перестрелки – это так, издержки вольницы. Разве в этом главное? В ТОЗО все чётко – или ты хороший, или ты плохой. Симметрия! Либо ты трус, либо храбрец. Честный или врун. Черное – белое, полутонов нет. Понимаешь, в чём изюминка? Все или туда, или сюда! Одни идут пасти китов или, там, в охрану на планктонные плантации, а другие сбиваются в шайки китокрадов или грабят рейсовые субмарины…
– Одни ищут сокровища затонувших кораблей, – тихо продолжил Браун, косясь на экран, – а другие подкрадываются, чтобы их отнять…
– Ну, прям!
Тимофей припомнил деда Антона – как старый ходил по кабинету из угла в угол, шлепая тапками, и вещал своим лекторским голосом: «Категорически заявляю: Тихоокеанская Зона Освоения давно выродилась в зону аномальную! Хотя исходная идея была куда как хороша – привлечь в ТОЗО побольше неработающих, дать им то, в чем они нуждаются, – простую работу, ручной труд. Такой, как у машинистов глубоководных танков, пилотов субмарин, всяческих подрывников, сервисоператоров, монтажников, водителей, барменов, короче говоря, у всех тех, кого легко было заменить роботами. И кого заменили – здесь, „на берегу“, как говорят океанцы. „На материке“.
Честно говоря, Тима, я категорически не согласен с нашей системой. Я даже поддерживал неосоциалистов на выборах тогда, в шестидесятых. Ты не помнишь того смутного времени, а у меня все в памяти отложилось – как миллиарды человек выводили с производства, как миллиарды машин забивали полки бесплатных магазинов продуктами и промтоварами... Тогда по всей нашей Евразии трудилось миллионов несколько, еще тысяч сто летало по космосу, а остальные занимали очередь за матблагами.
Попадались, конечно, благонамеренные граждане, призывавшие меру знать, блюсти хоть видимость баланса между способностями и возможностями, но их трезвые голоса тонули в рёве осчастливленных толп, где солировали президенты, дружно выводившие: „Народы нас не поймут!“ И народы радостно скандировали в ответ: „Счастье для всех – и даром!“ Короче, политика в который раз поимела экономику…
А потом, когда люди дорвались до бесплатного, когда устали хапать и отовариваться на халяву, пришло похмелье.
Работягам не надо было больше рано вставать, мечтая о выходном, об отгуле или отпуске, но праздник, который всегда с тобой, хуже утра понедельника. Праздность пожизненно – это приговор к тоске и скуке, ибо вечное безделье невыносимей каторги. Оно родит скверну и ведет к вырождению.
Люди отшатнулись друг от друга, разобщились, зыркая исподлобья и сжимая кулаки. Раскололись на работников и неработающих. На „арбайтеров“ и „жрунов“. На „трудовиков“ и „пролов“. На трудящееся меньшинство и тунеядствующее большинство.
Мир затрясло, мир закорчило – погромы и „сытые бунты“, стычки с полицией и вооруженные конфликты расходились волнами. И только тогда политики, учинившие всеобщее благоденствие и набравшие заоблачные рейтинги, опомнились. Ужаснулись. Кинулись разруливать ситуацию.
Ввели индексы социальной значимости. Всерьез занялись воспитанием. Споткнулись о проблему всеобщего мещанства и начали раскручивать всяческие проекты, чтобы только занять делом неработающие массы, – поднимали вечную мерзлоту, высаживали леса, обводняли пустыни. Но самым удачным проектом стала ТОЗО.
Грубо говоря, задача состояла в том, чтобы, пардон, сбагрить в Зону актив неработающего класса, самых динамичных „пролов“, самых неуемных и опасных для истэблишмента.
И вот лидеры Евразии, Евроамерики и Австралазии [1]собрались на свой очередной саммит и договорились считать Тихий океан собственностью человечества.
Предоставили ТОЗО широчайшую автономию, почти что независимость, и даже границы провели – по континентальному шельфу.
Я категорически поддерживаю это начинание, ибо у неработающих появилась отличная возможность проявить себя, реализоваться самим и заодно освоить океан. Да ведь и лед тронулся! В Тихоокеанскую Зону Освоения переселились миллионы человек – и работников, и неработающих. Но! Никакие всемирные организации, ни один из союзов стран или государстваутсайдеров не вмешиваются во внутренние дела ТОЗО. На дне океана выстроены сотни батиполисов [2]и абиссальных хабитатов, однако порядок и законность в них соблюдают сами жители, выбирая комиссаров с шерифами, хотя те не всегда справляются...
Номинально океанцы подчиняются Генеральному Руководству проекта ТОЗО, но по факту власть Генерального Руководителя распространяется лишь на центральные батиполисы, а на бескрайних просторах абиссальных равнин, на стационарных плавучих островах, на поверхности моря и в глубине соблюдается „закон револьвера“ – торжествует право сильного.
В ТОЗО появились тысячи планктонных плантаций и китовых ранчо, но это не обычные государственные предприятия, а как бы частные. Понимаешь, Тима? Частные, как при капитализме! И все эти ранчо ничем не защищены – процветает китокрадство, бывает, разгорается война изза искусственных пастбищ, кальмарных или планктонных; случается, что бандиты захватывают фермы, убивая хозяев. Поэтому китоводы вынуждены защищать свое добро с оружием в руках. Творится полный беспредел, Тима! И человечество уже ничего не может изменить – ТОЗО вышла изпод контроля. Были попытки направить флот к батиполису „Центроникс“. И что? Разобщенные, морально опустившиеся океанцы неожиданно сплотились и дали отпор! Авианосец они тогда потопили, что ли… Одной силовой акции хватило, чтобы остудить горячие головы в генштабах мировой демократии. Категорически заявляю: эксперимент провалился. ТОЗО эволюционировала… мнээ… сформулируем так – эволюционировала в союз вольных международных городов на неосвоенной территории, заселенной межрасовым интернационалом. Океанцы, Тима, это новая общность, и с нею надо считаться…»
Неожиданно воспоминания покинули голову Брауна, их словно выдуло оттуда. Турбина батискафа всю дорогу тоненько выла, заставляя переборки зудеть от вибрации, и вдруг это зудение стало отчетливым. «Аппалузу» мелко затрясло, вой перешел в низкий стон, начал затихать и смолк вовсе. И без того невеликая скорость сразу упала.
– А, ччёрт…
Виктор резко поднялся, пригибая голову, и боком проскользнул в переходный отсек. Залязгал люк машинного отделения, вентиляторы затянули в рубку запах горячей кусмазки.
– Что там? – спросил Тимофей, приподнимаясь с кресла.
– Муфта магнитная полетела! Ну, полный пипец!
– Сейчас я… – стал выбираться бортинженер.
– Да ладно, я сам. Рули пока!
Браун обернулся к экрану. БПГ, следовавший за «Аппалузой», тоже сбросил ход. Но постепенно приближался, делая дватри узла…
В следующую секунду душный и влажный воздух в рубке показался Тимофею ледяным.