Страница 14 из 33
С громадным облегчением Браун потянул рычаг на себя – птер с треском распахнул крылья и слетел с примятого кузова, поплыл над самым металлопластом стартовых площадок.
– Куда? – негромко спросил Тимофей.
Наталья привстала, заоглядывалась и вытянула руку.
– Вон наш!
Птерокар потянул над самой землей к огромному треугольному кораблю, пластавшему короткие крылья и задиравшему кверху пару острых килей.
Остальное доделала Наталья. Быстро договорившись с пилотами, она махнула рукой Брауну, и тот завел птерокар, шкандыбавший на опорах, под необъятное днище стратолета. Вверху разошлись створки люка грузового отсека, и пара мощных манипуляторов подхватила «Халзан».
– Стой! Стой! – завопила Стоун.
Подбежав, она забралась в кабину. Тимофей рассмеялся. Наталья прыснула в кулачок и тоже расхохоталась, снимая напряжение и тревоги.
Манипуляторы сноровисто подняли птерокар, втянули его в отсек, и люк закрылся.
– Все, – скомандовала девушка, – спим!
Тимофей Браун, сильно сомневаясь, что спорамин позволит ему хотя бы задремать, опустил спинку сиденья и закрыл глаза. И уснул.
Глава 3. Ранчо «Летящее Эн»
Тимофей Браун летел и чувствовал себя не то яйцом в утке, не то авиабомбой.
– Долго нам еще? – спросила Наталья, зябко потирая ладони. – Как ты думаешь?
– Смотря докуда. По моим прикидкам, Камчатку мы уже миновали…
В этот момент интерком ожил, солидно прокашлялся и обронил короткое:
– Сброс!
«Уже?!» – хотел воскликнуть Браун, но вопрос застрял у него в горле – створки люка внизу растворились, и манипуляторы выпустили птерокар в небо над Беринговым морем. Яркая лазурь и бешено несущиеся складки волн были как удар, они вышибли все мысли. Мутный горизонт встал дыбом, опрокидывая небеса.
– Ой, мамочки! – взвизгнула Стоун.
Тимофей судорожно сжал рычаг. Жесткие крылья с треском разложились, а с пульта донеслось:
– Крен, тангаж, рысканье – в норме.
Только тут Браун сделал выдох.
– Превосходно…
Круг зримого мира занял свое законное место – серозеленый низ, подернутый белыми стрелками барашков, индиговый верх, тронутый туманностью облачков.
– Кошмар какойто, – сердито проговорила Наташа, смущаясь своего испуга.
– Всё хорошо! – весело сказал Тимофей.
Стратоплана уже не было видно, зато впереди и слева очертился большой овал, неколебимо покоящийся среди гофрированной обливной зелени – так сверху виделись бесконечные морские валы.
– Вовремя нас сбросили, – заметила девушка, успокаиваясь. – Нам сюда – это «Моана2»!
Подлетев поближе, Браун обнаружил, что овал вовсе не овал, а правильный круг, с наветренной стороны окаймленный белой скобкой прибоя. Это и был СПО – стационарный плавучий остров, в просторечии океанцев – «плот».
«Плот» был расчерчен кругами и шестиугольниками посадочных площадок, а посередке, словно отмечая диаметр, от края до края тянулась взлетная полоса. Нормальная такая полосочка – межконтинентальный интерлайнер сядет только так. Здания – куполки, цилиндрики, кубики – гляделись сверху тремя кучками, тремя деревушками, тремя станциями, раскиданными по плавучему острову.
– Делим «плот» между тремя ранчо! – крикнула Наташа. – На станции Обход заправляют ребята с «БоксАш», а в СиМедоуз прописались другие соседи, с «Тире20» [16]. У нас – «СтандардАйленд»! Видишь, где зелено? Это Боровица «огород»! Говорит, к земле потянуло…
Тимофей заложил изящный вираж и повел птер на посадку.
Зеленый квадрат с большой буквой «Р» приблизился махом, слегка качаясь и кружась. Птерокар выпустил суставчатые лапы шасси, сделал мощный взмах и сел, неуклюже пройдясь и складывая плоскости. Прилетели…
Посадочная площадка находилась на окраине станции «СтандардАйленд», как извещало потрепанное ветрами табло. Здесь росла самая настоящая сосна, правда, в единственном числе. Она косо поднималась из огромного ящика с песком и раскидывала потрепанную крону, похожую на рваный флаг, а дальше рядами и шеренгами выстраивались открытые парники, зеленея лучком, укропом и прочими радостями огородника.
Склонившись над одним из парников, стоял пожилой мужчина, загорелый, обветренный, просоленный. На смуглом лице его выделялись седые усы. Брови оставались черными, разве что выгорели, отдавая в рыжину, а ежик волос на голове цветом своим походил на смесь соли и перца.
Седоусый бурчал чтото о «мальках», которым лень свеклу проредить, а вот как поесть, так тут они маху не дадут…
– Это и есть Станислас Боровиц, – скороговоркой, подавшись к Брауну, сказала Наталья, – к нему надо привыкнуть. Стан не приемлет тишины и безлюдья – когда у него хорошее настроение, он поет, когда плохое – бранится. Может в одиночку наброситься на целую банду, а вот свою жену Ханичэйл реально побаивается. Тетя Хани у нас всем хозяйством заведует. Они со Станом вечно ругаются, но не по злобе, они оба добрые, сам увидишь… Привет, Стан!
Боровиц, кряхтя, разогнулся и ухмыльнулся.
– Почтение, барышня, – громко сказал он, – и добрый день! А это ещё что за интель? «На берегу» нашла?
– Это новая рабсила, Стан, – ответила Наталья – строго, но в той же манере. – Пока возьмем младшим смотрителем. – Обернувшись к Брауну, она добавила казённым голосом, будто скрывая возникшие – или возникающие? – отношения: – Будешь получать тридцать азио в месяц, как везде. Питание и боеприпасы за счет ранчо. Идёт?
– Идёт, – согласился младший смотритель.
Боровиц отряхнул пучок редиски и спросил с изумлением:
– Зачем нам интель?
Тимофей почувствовал себя уничтоженным и неловко переступил с ноги на ногу. Наталья пожала плечами и сказала:
– Я беру его на время перегона.
– Совершенно не понимаю, зачем нам интель, – брюзжал Станислас.
Наталья глянула на него, и Боровиц махнул рукой:
– Ну хорошо, хорошо… Лишние руки не помешают. – Обернувшись к «интелю», он поинтересовался: – Звать как?
– Тимофей Браун.
– И откуда ты, Тимофей Браун?
– Из Евразии… Из Сихали.
– Каккак? Сихали? Аа… СихотэАлинь! Бывал, бывал в ваших пенатах... Ну а я Станислас. Главный смотритель, он же сегундо [17]. Не халямбалям. Понял?
– Ага. В смысле, да, Станислас.
– Да просто Стан.
– Ага…
Наталья успокоенно оглядела обоих и сказала:
– Ну ладно, Стан, я пойду. Поработаешь наставником молодежи, мм?
– Да куда ж от вас деваться… – продолжал сегундо ворчать. – Наприводят кого попало, а ты с ними нянькайся… Слушаюсь, Наталья. Наставлю твоего Тимку по полной программе!
Стоун послала Боровицу воздушный поцелуй и ускакала.
– Салат любишь? – обратился Станислас к Тимофею.
– Ккакой? – Брауну было както неуютно.
– Салатный. С лучком, с огуречиками… С майонезиком. Как ты к нему относишься?
– Положительно, – ответил «интель» тихим голосом.
– Тогда еще зелепушечки нарвем…
Сегундо добавил хороший пучок зелени к уже собранной и передал весь урожай Тимофею.
– Тащи, – велел он. – Мне руки свободными нужны, чтобы достопримечательности показывать… Пошли. – Оглянувшись, Боровиц достал из нагрудного кармана плоскую фляжку с зеркальными боками и хорошенько к ней приложился. – Ух! – крякнул он довольно, утирая усы. – Что глядишь, Сихали? Мы из железа деланы и на спирту настояны! Хехе… Видал, какая фляжечка? Она мне один раз жизнь спасла. Не веришь? Пфф! Думаешь, зеркало это? Никак нет. Мезовещество! Фотонный привод, не халямбалям. Через каждые сто астроединиц полёта отражатели фотонных кораблей меняют, и мне ребята вырезали кусочек, смастерили эту фляжечку. Тут два слоя мезовещества, плазма от него отскакивает только так… Ханька моя, как увидала у меня этот сосудик, тут же завелась! А потом случилась заварушка на Таити2, и в меня из бласта попали – прямо в сердце! А у сердца – фляжечка… Импульс отразила, и я того стрелка доконал. Ханька как увидела прожог, сразу давай орать: «Скотина! Новая ж куртка совсем!» А когда дотумкала, от чего та дырка, сомлела, еле поймать успел, не то грохнулась бы… И слова больше про фляжку не сказала! – Прочистив горло, Станислас запел довольнотаки приятным баритоном: – Ой, морооз, мороооз, не мороозь меняя! Не морозь меняаа, мооегоо кооняя!.. – и сразу перешел от вокала к речевому жанру: – Чего стоим, китовый подпасок? Вперёд!