Страница 18 из 63
Толпа между тем все густеет. Подходят рабочие: правильно, говорят. Давно пора эту заразу уничтожить, чтобы не поддавался, у кого гайка слаба. Приказчики же, жулье всякое (монахи, между прочим), те – наоборот. В голос вопят, протестуют. Некоторые, самые отчаянные, становятся на четвереньки и пьют эту пакость. Иные тащат ведра и бутылки. День или два тянулась эта история, пока от винных погребов в Зимнем ничего не осталось.
Ликвидацию винных складов на Гутуевском острове поручили охране Смольного. А склады там были большущие. Каждую ночь я отправлял туда наряд в тридцать человек, который уничтожал винные запасы. Пришлось повозиться около месяца, пока все уничтожили.
Один небольшой винный склад довелось нам с Манаенко самим ликвидировать, собственноручно. Шли мы однажды вечером с ним вдвоем по улице, слышим шум, крики. Прямо на нас, пригнувшись, бежит человек, за плечами – мешок, в нем что-то гремит. Манаенко хвать его за шиворот (а силища у Манаенко – на троих хватит), рванул покрепче, мешок и трах о мостовую. В нем бутылки с вином, все вдребезги. Ясно! Значит, рядом винный склад грабят.
Мы поспешили на шум. Подходим – винный подвал, дверь настежь. Оттуда несутся пьяные крики, ругань, звон бьющейся посуды.
Я к двери; «Выходи!» – кричу. Никакого внимания. Орут по-прежнему. Вынул я тогда кольт, сунул в дверь и выстрелил вверх, в потолок. На минуту все смолкло. Несколько солдат выскочили наружу с полными мешками и попытались прошмыгнуть мимо нас, да не тут-то было. Мешки мы у них отобрали – и оземь, а их прогнали. Тем временем в подвале опять шум поднялся, все идет по-прежнему. Что тут делать? Нас-то ведь только двое, а их там, судя по крику, не меньше сотни.
Стоим совещаемся. Слышим вдруг конский топот. Во весь карьер скачет конный разъезд. Подскакали, и прямо на нас, того и гляди сомнут. Схватил я у одного лошадь под уздцы, кричу: «Вы что, очумели, я комендант Смольного!»
Они видят – матросы. Спешились, стали разбираться. Оказывается, их встретили солдаты, у которых мы вино отобрали, и заявили, что на них напали бандиты, грабящие винный склад.
Пока мы с разъездом объяснялись, с улицы опять послышался шум. Бегут солдаты, чуть не целая рота, штыки наперевес. Впереди наши «жертвы».
– Вот они, бандиты, – кричат, – лови их!
Ребята из конного разъезда за винтовки схватились, еще минута, и начнется перепалка. Времени терять нельзя.
– Стой! – гаркнул я что было мочи. – Именем революции, стой!
Солдаты остановились. Несколько человек вышли вперед, приблизились к нам.
– Я – Мальков, комендант Смольного. Ясно? Приказываю подвал очистить, вино уничтожить.
Часа два мы провозились, ни одной целой бутылки, ни одного бочонка не оставили. Все уничтожили.
Вылез я из подвала, а от меня за версту винищем разит. Брюки хоть выжимай: по колено в вине ходил.
Вернулся в Смольный, навстречу Антонов-Овсеенко. Потянул носом воздух:
– Мальков, ты никак пьяный? Неужели выпил?
– Не то что выпил, а прямо залился вином, купался в нем, проклятом!
– А-а, тогда понятно. Склад какой ликвидировал? От такой работы действительно опьянеешь. Надо скорее с этими складами кончать.
26 ноября Военно-революционный комитет вынес решение уничтожить все вино, все винные склады, все запасы спирта, представляющие опасность.
29 ноября был опубликован приказ Военно-революционного комитета по комендатуре Красной гвардии и полковым комитетам Петрограда:
«1. Немедленно арестовывать всех пьяных и лиц, про которых имеется основание полагать, что они участвовали в хищении из винного склада Зимнего дворца и других складов. Полковым комитетам проверять состав рот и задерживать всех участников разгромов винных складов.
2. Немедленно при районных комендатурах Красной гвардии образовать революционные суды, а в воинских частях – гласные товарищеские суды по всем проступкам, унижающим достоинство гражданина-воина.
3. Предать немедленно всех пьяниц и лиц, участвовавших в хищении, революционным и товарищеским судам и немедленно судить их.
4. Революционным и товарищеским судам выносить приговоры: не свыше шести месяцев общественных работ.
5. Особой ответственности подвергнуть и судить полной мерой всех чинов, несущих караулы при винных складах и не исполняющих свой гражданский долг.
6. Немедленно сообщить о всех арестованных и о вынесенных приговорах в Военно-революционный комитет».
Питерские рабочие, Красная гвардия, революционные солдаты, матросы энергично принялись за дело. Пьянство в Петрограде резко пошло на убыль, с погромами винных складов было покончено.
Ликвидация винных подвалов и погребов требовала, конечно, известной смелости и решительности, но в общем-то дело это было не хитрое. Труднее приходилось в тех случаях, когда сталкивались с ловким и изворотливым врагом, когда идти напролом было нельзя, сама специфика операции требовала от ее участников известного опыта и навыков, которых у нас как раз поначалу и не было.
Взять те же офицерские клубы или тайные явки различных контрреволюционных организаций, которых немало расплодилось в Петрограде зимой 1917/18 года. Тут нужно было обеспечить многое: и конспирацию, чтобы никто лишний не знал о сведениях, которыми мы располагаем, о наших планах ликвидации вражеских притопов и явок; надо было обеспечить и внезапность операции, чтобы не дать контрреволюционерам возможности организовать оборону, скрыться или уничтожить улики, и многое другое.
Каждый матрос, красногвардеец, революционный солдат готов был грудью идти на врага: с пистолетом, винтовкой, бомбой в руке кидался в любую схватку. Но тайных методов вражеской деятельности контрреволюционных заговорщиков мы поначалу не знали. Необходимый опыт, знания и навыки приобретались постепенно, в суровой школе беспощадной борьбы с врагами революции. Раз от разу мы действовали искуснее и увереннее. Действовать же приходилось постоянно. Редкий день в Смольный не являлся рабочий или солдат, молодой парнишка или пожилая женщина, являлись и говорили: такой-то человек подозрителен, там-то злоумышляют контрреволюционеры. Действуйте! Защищайте нашу родную Советскую власть. И мы ехали, проверяли, если было надо – обыскивали, явных врагов, накрытых с поличным, арестовывали, вступали в вооруженную борьбу, стреляли, сами кидались под пули, когда иначе было нельзя.
Очень часто сигнал от рядового рабочего, солдата, крестьянина помогал раскрыть контрреволюционный заговор. «…Когда среди буржуазных элементов организуются заговоры, – говорил Ленин, – и когда в критический момент удается эти заговоры открыть, то – что же, они открываются совершенно случайно? Нет, не случайно. Они потому открываются, что заговорщикам приходится жить среди масс, потому, что им в своих заговорах нельзя обойтись без рабочих и крестьян, а тут они в конце концов всегда натыкаются на людей, которые идут в… ЧК Н говорят: „А там-то собрались эксплуататоры“.
Бывало, правда, что подозрения кое-кого из наших добровольных помощников оказывались неосновательными, а простая обывательская болтовня принималась за контрреволюционную вылазку, но чтобы в этом разобраться, требовалась в каждом Случае самая тщательная проверка.
…Шел Студеный, вьюжный декабрь 1917 года. Меня срочно вызвал Николай Ильич Подвойский.
– Поступило сообщение, что в Петроград нелегально пробрался Керенский и готовит мятеж. Скрывается он по одному из этих адресов. – Николай Ильич протянул мне клочок бумаги, где карандашом были написаны дна адреса.
– Необходимо срочно проверить. Бери людей и поезжай. Если надо, переверни квартиры вверх дном, но разыщи этого паршивого адвокатишку и притащи сюда. Ясно?
Я внимательно прочитал адреса. Одна квартира находилась в районе Зимнего дворца, другая – на Литейном проспекте. Решил начать с той, что возле Зимнего.
Выйдя из Ревкома, я разыскал Манаенко, позвал еще трех из оставшихся в Смольном балтийцев и объяснил им задачу.