Страница 21 из 79
Повсеместно начались гонения на русских, сохранивших верность православию. Православных священников изгоняли, а церкви передавали униатам.
Вскоре после Люблинской унии в Польше и Литве возникли десятки иезуитских школ. Молодое поколение подверглось жесткой идеологической обработке. В ответ православные иерархи не смогли создать школы, привлекательной для детей шляхты, не говоря уж о магнатах. С конца XVI века началось массовое окатоличивание и ополячивание русской дворянской молодежи. Зачастую православные родители не видели в этом ничего плохого: чтение итальянских и французских книг, западная мода, западные танцы — почему бы и нет? Страшные последствия полонизации западных и южных русских земель начнут сказываться лишь через несколько лет.
В ходе первого (1772 г.) и второго (1793 г.) разделов Речи Посполитой к Российской империи были присоединены правобережная Малороссия и вся Белоруссия. Подробности трех разделов Польши выходят за рамки книги, а желающих я отправляю к моим монографиям «Давний спор славян: Россия, Польша, Литва», «Польша. Непримиримое соседство» и др. Тут же я замечу, что Россия не получила ни пяди земель, где жили этнические поляки, а лишь территории, которые входили в состав Древнерусского государства и были заселены православными людьми. Другой вопрос, что часть из них, как мы уже знаем, в XVII—XVIII веках были частично обращены в униатство.
В 1793 г., подписывая указ о присоединении белорусских земель к Российской империи, великая императрица сказала: «Отторгнутые возвратах!»
И тут Екатерина II с большим удивлением обнаружила там хлопов — православных и униатов, говорящих на диалектах русского языка, и дворян — исключительно поляков-католиков. А куда же делись тысячи русских дворян? Может, поляки поголовно всех вырезали?
И вдруг в начале 90-х гг. XX века националистические белорусские историки обнаруживают «белорусскую шляхту» в XVII—XIX веках!
Разумеется, это делают не все белорусские историки. Так, доктор философских наук Лев Естафьевич Криштапович пишет: «Специфика формирования белорусской народности на протяжении длительного исторического развития выразилась в том, что к середине XVII века белорусский народ состоял лишь из низшего сословия — крестьян и мещан — и потерял высшее сословие — шляхту»{28}.
Увы, дело не только в перемене веры.
Однако татаро-монгольское нашествие, а также культурная и экономическая блокада Руси, осуществленная на севере — шведами, на западе — поляками, а на юге — татарами, а позже — турками, существенно замедлила развитие науки и искусства в Московском государстве. Замечу, что немалую роль в этой блокаде сыграл и Рим. До нас дошло множество папских булл (посланий) к шведам, ганзейцам и полякам с призывами не пропускать из западных стран к схизматикам товары, книги, мастеров и ученых.
Конец XV и XVI века в Западной Европе — время Великих географических открытий, эпоха Возрождения в искусстве и резкий скачок в науке и технике. Все западные новшества свободно попадали в Речь Посполитую и с огромным трудом — в Московию.
Еще в 1400 г. в Кракове был открыт университет (академия). При короле Стефане Батории просвещение в Речи Посполитой оказывается в руках иезуитов. Отцы-иезуиты в 1570 г. открывают в Вильно коллегию (школу), которая в 1578 г. королевским указом была преобразована в университет (академию) и уравнена в правах с Краковским университетом.
Замечу, что против этого преобразования категорически выступали высшие должностные лица Великого княжества Литовского — канцлер Николай Радзивилл Рыжий (кальвинист) и вице-канцлер Евстафий Волович (православный). Они-то прекрасно понимали, что цели иезуитов — не просвещение польского юношества, а насаждение католической реакции.
В 1579 г. иезуиты основали коллегию в Полоцке, а в 1582 г. — в Риге.
Иезуиты «всецело захватили воспитание юношества в свои руки. Им давали своих детей не только католики, но и разноверцы, в том числе и православные, а они делали их горячими приверженцами латинства, преданными и послушными своими слугами. Под влиянием иезуитов знатные диссидентские и православные фамилии начали быстро переходить в лоно католической церкви. Как легко и быстро в первой половине XVI века польско-литовские паны принимали реформацию, так теперь легко они обращались к Риму и оставляли свои протестантские воззрения. Католическая реакция росла все больше и больше; католичество усиливалось и торжествовало над своими врагами»{29}.
Православному священнику Беднову вторит еврейский историк Илья Левит: «Но с конца XVI века православное дворянство стало исчезать, особенно быстро этот процесс пошел в первой половине XVII века. Это явление связывают с деятельностью иезуитов. С конца XVI века знаменитый орден начинает активно действовать в Речи Посполитой. Целью иезуитов было вернуть в католичество протестантов (их в то время развелось довольно много) и распространить свет католической веры на православных. Для этого они, за редким исключением, не употребляли насилия… Их главным оружием стали школы (как и в других странах). В православных районах иезуиты основали десятки школ, а в Вильнюсе даже университет. Школы их имели два достоинства. Во-первых, они были бесплатными. Получая щедрые пожертвования во всем мире, орден мог не брать регулярной платы за учебу. (Родители, если хотели, могли приносить добровольные дары деньгами или продуктами.) Для небогатой шляхты это было важно. Во-вторых, иезуитские школы по тому времени были бесспорно хороши, что признавал даже враг иезуитов и большой знаток тогдашней педагогики Ян Амос Каменский. Из этих школ люди выходили прилично образованными. Особенно ценилось знание латыни. Это тогда был признак культурного человека, как, скажем, в XIX веке — знание французского языка»{30}.
А вот мнение поляка Фаддея Булгарина: «Почти вся Литва и лучшее Литовское шляхетство было православного греческого исповедания; но когда не только православных, но даже униатов отдалили от занятия всех важных мест в государстве, и стали принимать в католическую веру знатную православную шляхту — пожалованием старост, ленных и амфитеугических имений, и когда в присутственные места, в школы и в дворянские дела вообще ввели польский язык, все литовское шляхетство мало-помалу перешло к католицизму. При Сигизмунде III и наша фамилия перешла в католическую веру, и получила несколько имений под различными титулами…
Итак, первая и главная, а лучше сказать, единственная радикальная причина упадка Польши была власть иезуитов, истребивших истинное просвещение и укоренивших в умах нетерпимость. Вторая причина, следствие первой, была слабое правление избирательных королей (после Ягеллонова рода), а особенно последних королей Сасонского дома»{31}.
В коллегиях или университетах юные русские шляхтичи оказывались в окружении толпы сверстников, в совершенстве овладевших польским языком, знакомились с родней однокашников-католиков.
Юные польки были куда более раскованы и фривольны, чем православные шляхтянки. В итоге повсеместно заключались смешанные браки, причем венчание обязательно проводилось по католическому обряду, и жениху приходилось переходить в латинскую веру.
Главное, что иезуитские коллегии и университеты прививали презрение к православным людям — как к хлопам, так и к дворянам и попам. Во врата коллегии входили православные юноши, а выходили католики, считавшие всех православных невежественными схизматиками.
«Речь Посполитая» буквально переводится как «власть народа», то есть республика. Какой же народ правил в сей республике?
«В Польше искони веков толковали о вольности и равенстве, которыми наделе не пользовался никто, только богатые паны были совершенно независимы от всех властей, но это была не вольность, а своеволие. Даже порядочная и достаточная шляхта должна была придерживаться какой-нибудь партии, т.е. быть под властью какого-нибудь беспокойного магната, а мелкая шляхта, буйная и непросвещенная, находилась всегда в полной зависимости у каждого, кто кормил и поил ее, и даже поступала в самые низкие должности у панов и богатой шляхты, и терпеливо переносила побои, — с тем условием, чтобы быть битым не на голой земле, а на ковре, презирая, однако ж, из глупой гордости, занятие торговлей и ремеслами, как неприличное шляхетскому званию. Поселяне были вообще угнетены, а в Литве и Белороссии положение их было гораздо хуже негров»{32}— таков ответ шляхтича Булгарина.