Страница 6 из 7
Сон был тяжелый. Можно сказать, что Покровский почти не спал, лишь забывался на какую-то минуту-другую, чтобы потом вновь пялиться в потолок и прислушиваться к дыханию женщины, которую уже давно не любил и которая также его не любила, оставалось удивляться тому, что же их связывало и держало под одной крышей.
Отключив будильник, Афанасий поднялся и стал одеваться.
— Ты мне ничего не хочешь сказать? — спросила Анна.
— А что ты от меня ждешь? — спросил Покровский, застегивая китель.
— Например, не спросишь, где я провела всю ночь? Или тебе это совершенно не интересно?
— И ты мне расскажешь? — хмыкнул он.
— А может, и расскажу… Ты будешь ревновать?
Анна поднялась с постели, показав главный свой козырь — длинные белые ноги. Вот только в прошедшую ночь они достались кому-то другому.
— Я уезжаю сейчас, мне не о чем с тобой говорить, просто нет на это времени, — затянул Афанасий на шее галстук.
— Ну, ты меня прости… Прости! — поднялась Анна. Через прозрачную голубоватую ткань рубашки он видел ее крепкое тренированное тело. — Неужели ты не хочешь обнять свою девочку, поцеловать ее, как было раньше… Хочешь, я позвоню отцу, твою командировку отменят, и мы с тобой полетим на Гавайи, как планировали.
— У меня работа, — негромко напомнил Покровский. — Я должен ее выполнить.
— Прости меня, я опять не то говорю. Мой папа тут ни при чем… Я плохая девочка, развратная, нехорошая. Я сделала ошибку, но ты должен быть великодушным, ты же такой сильный!
— Аня, — убрал Афанасий девичьи руки со своей шеи, — давай поговорим с тобой об этом потом, когда я вернусь. Нам есть что обсудить, но я бы не хотел этим заниматься перед дорогой.
Он прошел в коридор и взял портфель, сложенный накануне: смена белья, бритвенные принадлежности, зубная щетка.
— Ты даже не поцелуешь меня? Знаешь, у меня уже был такой мужчина, как ты. Сильный, надежный, верный. Я его потеряла. Мне бы не хотелось, чтобы эта история повторилась.
Облокотившись о косяк, Анна наблюдала за тем, как Афанасий обувался. На фоне светлого окна ее рубашка выглядела совсем невидимой, и он мог до мельчайших подробностей рассмотреть красивое тело двадцатипятилетней женщины. Но нагота любимой женщины его в этот раз не взволновала.
— Теперь ты меня прости… Но я не могу.
— Я тебя буду ждать, — закусив губу, проговорила Анна.
Не сказав более ни слова, Афанасий вышел за порог, чувствуя, что взвалил на свои плечи очередную проблему.
Служебная машина уже стояла у входа.
— Куда едем? — бодро спросил водитель.
— Давай на военный аэродром, — угрюмо отозвался Афанасий.
— Понял, — столь же серьезно ответил водитель, понимая, что подполковник Покровский к беседам нынче не расположен, а значит, дорогу придется провести в тоскливом молчании.
Оживился Афанасий лишь тогда, когда появились первые постройки аэродрома.
— Вот, кажется, и приехали, — произнес он с видимым облегчением.
Лайнер «Ил-476» стоял на самом краю взлетного поля и на фоне ближнемагистральных самолетов, то и дело снующих по взлетной полосе, выглядел невероятно огромным, если не сказать, величественным. Афанасий неспеша покуривал в сторонке и ждал, когда, наконец, на него обратят внимание.
— Афанасий Викторович? — услышал он за спиной мужской голос и, повернувшись, увидел крупного добродушного мужчину лет сорока пяти, с покатыми плечами и с короткой стрижкой пепельных волос. На нем была форма офицера МЧС с погонами генерал-майора.
Вот так просто, без звания, только по имени и отчеству. Оно и к лучшему.
— Он самый, — охотно отозвался Покровский. — А вы — Шашков Степан Федорович?
— Все верно. Давайте пройдем в самолет. Мы уже вас заждались.
Судя по располагающему выражению его лица, Покровский понял, что приобрел понимающего и хорошего собеседника, а, стало быть, дорога до Петропавловска-Камчатского не будет столь обременительной.
Взлетели быстро, без долгого ожидания, которое нередко случается на гражданских самолетах. «Ил-476», качнув крыльями, быстро взмыл вверх и затерялся среди кучевых облаков.
Афанасий расположился у иллюминатора за небольшим столиком и с интересом наблюдал за тем, как под могучими крыльями, разбившись на многоцветную мозаику, проплывает Подмосковье.
— Вы надолго к нам? — подсел к нему Шашков.
— Трудно так сразу сообразить, но думаю, что на недельку задержусь.
— Я в курсе ваших дел… Так уж получилось. Меня немного проинформировали. Ведь я же должен знать, кого перевожу на своем самолете.
— Все так. И что вы думаете о Евдокимове?
— О Павле Спиридоновиче? — оживился генерал. — О нем, конечно, много говорят разного, но у меня давно сложилось собственное мнение. Мужик он жестковатый, любит порядок, при нем не побалуешь. И то, что побег произошел именно в его колонии, для меня, конечно же, очень даже странно. Он привык вникать во все дела лично. Впрочем, у вас будет возможность в этом убедиться. — Разговор прервал телефонный звонок. Генерал посмотрел на экран, и его бледноватые губы расползлись в довольной улыбке: — Жена… Людмила… Любит меня без памяти, — заговорщицки сообщил он. — Молодая, ревнивая, даже в самолет звонит… Проверяет! Мало ли… Извините, — поднялся Шашков.
Афанасий понимающе улыбнулся: «Приятно, что хотя бы кому-то повезло!»
Генерал отошел в сторонку:
— Да, слышу, милая… Да, золотко, да, Люсенька… В самолете, скоро буду. Ну, конечно, как же я без тебя, милая. Так ты ставь чайник, скоро прилечу.
Внизу проплывали однообразные успокаивающие пейзажи, клонило ко сну. Закрыв глаза, Покровский медленно погрузился в тягучий, но чуткий сон, какой случается только в салоне самолета под гул монотонно работающих двигателей.
Почти весь перелет Афанасий проспал, поэтому он не показался ему долгим: пробудился лишь однажды, чтобы перевернуться на другой бок, и вновь задремал. Потом почувствовал, как шасси упруго коснулись взлетной полосы и рядом прозвучал довольный голос генерала:
— Вот мы и прибыли!
Открыв глаза, Покровский увидел серую поверхность взлетного поля, за которой в трехстах метрах тянулись низкие ангары со сводчатой металлической сверкающей крышей, а дальше, закрывая горизонт и перекрывая друг друга, сгрудились сопки.
Вот она, Камчатка… Прибыли!
По трапу с крутыми ступеньками вышли прямо на взлетное поле.
— А вон и ваша машина, — показал генерал на «УАЗ», подле которого стоял высокий, вызывающе молодой полковник с черной густой шевелюрой. — Сам Евдокимов, собственной персоной.
— Но я же не сообщал, — удивился Афанасий, разглядывая рослого плечистого человека. Спрятав руки за спиной и по-хозяйски расставив ноги, тот внимательно разглядывал выходящих пассажиров.
— Хм… Вы недооцениваете полковника Евдокимова. Для него не существует мелочей, а уж встретить столичного гостя… Это святое дело!
Тепло попрощавшись с генералом Шашковым, Афанасий направился к машине.
— Здравия желаю… Вы подполковник Покровский из Следственного комитета?
— Он самый.
— Я — начальник четыреста шестьдесят третьей колонии полковник Евдокимов, — представился атлет, браво козырнув.
— Вот я как раз к вам и направлен. Вижу, что мое появление не стало для вас неожиданностью.
— Хм… Не удивляйтесь. В нашем ведомстве как хорошие, так и дурные новости распространяются очень быстро. Прошу вас… Садитесь.
— Вы без водителя? — удивился Покровский, устраиваясь на пассажирское место.
— Иногда люблю сам порулить. Приятно осознавать, что твоя жизнь находится в твоих же собственных руках.
— Тоже верно, — согласился Афанасий и невольно поймал себя на том, что попал под его обаяние.
— Так куда мы сейчас направляемся? Вас отвезти в город, в гостиницу? Наверняка хотите передохнуть с дороги.
— Давайте сразу в колонию. Знаете, за время полета я успел достаточно отдохнуть и выспаться, так что самое время и поработать.
— Тогда милости прошу, — с готовностью ответил полковник, выезжая со взлетного поля, но Покровский был почти уверен, что за маской любезности тот прятал едкую усмешку.