Страница 11 из 11
— Да, мой повелитель, — ещё ниже опустил голову Мунеджим-паша, холодея от мысли, что сейчас узнает о тайне, за которую может поплатиться жизнью.
Кара-Мустафа наклонился чуть ли не к самому его уху и едва слышно прошептал:
— Слушай внимательно! Высшие интересы державы османов, величие и слава падишаха требуют полной победы в этой войне, которую мы начинаем на берегах Дуная…
— Я это знаю, — тоже шёпотом ответил паша.
— Во главе нашего войска стал сам падишах… Его верные подданные встревожены тем, что ему будет угрожать опасность, ибо, как известно, на войне гибнут не только рядовые воины, но и полководцы… Мы все живём милостями падишаха, его светлым умом и его славой, а потому глубоко заинтересованы, чтобы он не подвергал свою драгоценную жизнь смертельной опасности, которая может подстеречь его в походе…
— Да, я вполне согласен с этими мудрыми словами, эфенди. Что же делать?
— Для падишаха лучше и безопасней возвратиться в Стамбул, где он будет забавляться с прелестными одалисками, устраивать милые его сердцу охоты, веселиться в мобейне, глядя, как шуты танцуют джурджуну[35]… Все это, конечно, приятнее, чем держать ногу в стремени боевого коня!
— Безусловно, мой повелитель.
— Кроме того, зеленое знамя пророка — слишком большая тяжесть для наместника аллаха на земле. — Голос Кара-Мустафы оставался тихим, но суровым. — Зачем отягощать его земными заботами, когда есть миллионы верных подданных, которые с радостью возьмут эти тяготы на себя!
Проницательный Мунеджим-паша давно догадался, к чему клонит великий визирь. Конечно же, Кара-Мустафе хочется отправить султана в Стамбул, а самому — стать сердаром, заполучить лавры победителя. Однако хитрый царедворец ни словом не обмолвился о своей догадке. Он ждал не намёков, а прямого приказа.
— Да, мой повелитель.
— Значит, ты меня понял? — спросил Кара-Мустафа резко, потому что его начинало раздражать это льстивое, но уклончивое поддакивание.
Астролог поморщился.
— Не совсем, эфенди… Мне не ясно, что должен делать я.
— Ты должен уговорить падишаха вернуться в Стамбул!
— О! Но я всего лишь маленький человек, астролог!
— Не прибедняйся! От тебя многое зависит… Падишах сделает так, как укажут звезды!
— Звезды уже сказали, что падишах прославится на дорогах войны… Ещё в Стамбуле я составил его гороскоп.
— Ничего нет постоянного в этом мире.
— Так, мой повелитель! Разве что золото всегда остаётся золотом!..
Это был достаточно прозрачный намёк на согласие. И за него нужно было платить. Кара-Мустафа облегчённо вздохнул, поскольку он больше, чем Мунеджим-паша, рисковал своим положением, а то и головой. Он молча достал из кармана объёмистый, туго набитый кошелёк и бросил на стол. Послышался глухой звон металла.
Мунеджим-паша цепким жадным взглядом впился в этот кошелёк, в котором, он не сомневался, было чистое золото. У него вдруг пересохли губы, и он облизнул их. Это было настоящее богатство! Значит, Кара-Мустафа настолько заинтересован в том, чтобы спровадить падишаха в Стамбул, что не пожалел целого состояния!
— Звезды тоже меняют своё расположение на небе, — многозначительно произнёс Кара-Мустафа. — Вчера они говорили одно, сегодня — другое, а завтра предскажут что-либо иное… Не так ли, паша?
— Безусловно, мой щедрый повелитель, — низко поклонился астролог, — падишах приказал наблюдать за звёздами и составить ещё один гороскоп, и я не уверен, что на этот раз звезды предскажут победу османскому войску, если во главе останется сам повелитель правоверных.
Кара-Мустафа улыбнулся одними глазами.
— Ты все правильно понял, паша… Желаю тебе счастливой звезды, которая продлила бы твои годы!
В последних словах заключалась скрытая угроза, и астролог, чтобы засвидетельствовать свою преданность, кинулся великому визирю в ноги и поцеловал его простой запылённый сапог янычара.
ВАРШАВА
1
Был серый холодный день. Ранние морозы заковали реки и озера в ледяные панцири — переезжай, где хочешь! Дороги бугрились замёрзшими кочками — по ним не разгонишься. Поэтому Арсен ехал не всегда так быстро, как хотелось. Где по дороге, а где — напрямик.
Деньги Сафар-бея очень пригодились. Через Болгарию и Валахию промчался за двенадцать дней. Лошадей не жалел: на базарах покупал свежих, выносливых и скакал дальше. А на разорённом Правобережье базары не собирались, потому и пришлось ехать помедленней, сохраняя силы вороного, купленного ещё в Бендерах.
В Немирове произошла встреча, едва не стоившая ему жизни. Арсен словно чувствовал, что в город этот, с которым связано так много горького, заезжать не стоит. Но будто бес нашёптывал на ухо: «Заезжай! Заезжай! Может, встретишь кого-нибудь из знакомых и узнаешь, что изменилось здесь после падения Юрася Хмельницкого».
И действительно — встретил! Лукавый одержал верх в его душе. Вместо того чтобы направить вороного в объезд, на белоцерковский шлях, Арсен потянул повод влево и поскакал прямо к Шполовцам.
Проезжая мимо двора бабушки Секлеты, остановился. Жива ли она? Посмотрел на заросший лебедою огород, на разбитое маленькое оконце, на распахнутые настежь двери, жалобно поскрипывающие от порывов ветра… Печально покачал головой: нет бабуси Секлеты. Пережила мужа, пережила сынов и дочек, внуков и правнуков, а затем угасла сама, как одинокая искра на пепелище. Развеялся по белу свету, вымер некогда многочисленный её род, и кто знает, нашлась ли добрая душа проводить старушку в последний путь?..
Арсен глубоко вздохнул. Будет ли конец несчастьям, со всех сторон терзавшим эту землю? Настанет ли долгожданный день, когда на подворьях защебечут весёлые детские голоса, из труб на крышах заструятся в небо седые дымки, а в хатах вкусно запахнет свежеиспечённым хлебом?
Он плотно сжал обветренные губы, почувствовав, как на глаза набежал туман.
«Что это ты, Арсен? Разрюмился, как старый Метелица! Ведь тебе до старости — ого-го! Или, может, обмякла душа от бесчисленных злоключений и забот?»
Он вытер кулаком непрошеную влагу. Тронул ногами коня. И тут заметил, что по улице к нему приближается отряд всадников.
Скакать в поле — неразумно. Не скроешься. Да, собственно, чего бежать, если он — чауш самого великого визиря?
— Эй, хлопец, кто ты такой? — крикнул издали передний человек в кожухе и надвинутой на глаза шапке-бирке. — Откуда и куда направляешься?
— Пусть тебя это не волнует, уважаемый… Где был, там уже нет. Куда еду, там не ждут! — ответил Арсен.
— О-о-о, какой ты, вижу, мудрый, парень! И ты смеешь так отвечать сотнику правителя? Храбрец, оказывается! Потому и хочется мне поближе познакомиться с тобой! — с издёвкой сказал тот же всадник, приближаясь, и вдруг воскликнул: — Ба-ба-ба! Кого я вижу! Никак сам Арсен Звенигора пожаловал, лопни мои глаза, если ошибаюсь! Вот так встреча! Не ожидал!
Арсен узнал Свирида Многогрешного и невольно вздрогнул: эта встреча не сулила ему ничего хорошего.
Тем временем остальные — судя по одежде, валахи[36] — окружили Арсена, и он оказался лицом к лицу со своим давним врагом.
Многогрешный сбил шапку на затылок, открыл морщинистый лоб, к которому прилипли редкие пряди седеющих волос. На лице его расплылась злорадная улыбка.
— Вот когда пташка поймалась! — воскликнул он, потирая руки. — Долгонько ты, голубчик, не показывался здесь! Заждался я тебя! Но теперь потешусь, запорожская сволочь! Теперь ты у меня и запляшешь, и запоёшь, и заплачешь, как обую тебя в красные сапожки! Ха-ха-ха!..
Смех Многогрешного был скрипучим, зловещим. Арсен не ответил.
— Чего молчишь? Онемел от страха?
— А я тебя вовсе не боюсь, дядька Свирид…
— Как это ты меня не боишься? Кажись, друзьями с тобой мы никогда не были…
35
Джурджуна (тур.) — танец, шутов.
36
Валахи — жители Валахии (Афлака), феодального княжества, расположенного между Карпатами и Дунаем.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.