Страница 15 из 51
Мы двигаемся до широкой улицы, абсолютно свободной: нет никаких фонарных столбов или опрокинутых автобусов. Абель сбавляет шаг, Джо и я медленно следуем за ним.
— Абель — отец ребенка? — спрашиваю я, когда он оказывается вне зоны слышимости.
— Абель? Нет, — она набирает воздух в легкие. — Отец в Секвойе. Он — порядочная свинья.
— Как и большинство отцов, — говорю я.
Джо внезапно останавливается и хватает меня за руку.
— Это не шутка. Если ты спутаешь планы Макса, он убьет тебя.
Она отпускает меня и идет быстрее, чтобы догнать Абеля. Я смотрю им вслед и немного завидую им.
Мне не хватает Беа
ОСКАР
Улица — единая слякоть, украшенная блоками цемента. Осколки стекла и деформированный металлический столб. Я бы сфотографировал эти детали, но сейчас не время для художественных дум.
Едва Джад исчез, я позволил себе насладиться уединенностью. Я еще никогда не был один. Никогда мне не было так хорошо.
И было прекрасно: чувствовать свободу и небо. В Куполе сложно найти уединение от кого-либо, не далее чем на расстояние руки.
Но теперь я уже злоупотребляю этим чувством, хотя я всего один день нахожусь в одиночестве. На самом деле Пустошь не такое уж и мирное место, скорее кладбище.
Нет ничего, кроме человеческих костей, и всюду признаки упадка: разрушающиеся матрасы, помятые чайники, высохшие руки и сморщенные пни.
Смешно пытаться прятаться здесь. Как я смогу дышать здесь, если мой баллон опустеет? Как я должен питаться? С кем говорить? Через несколько месяцев я либо сошел бы с ума, либо бы умер.
Поэтому я ищу Квинна, так как он - мой единственный шанс выжить. Пусть и как второй.
Это будет гораздо лучше, чем смерть.
Это должно быть лучше, чем смерть.
Или все же нет?
АЛИНА
Медсестра, к которой меня послали, выглядит так, будто ее искусственно вытянули, сделав высокой и сухой. Даже ее нос необычно посажен.
Она протягивает мне бокал и три таблетки: белая овальная и две крохотные красные пилюли.
— Глотай, — приказывает она.
— Что это?
— Это настоятельно предписано.
Я пью воду и делаю вид, что выпиваю таблетки, пока тайком сразу убираю их под язык, а затем сразу выплевываю в руку, когда сестра поворачивается. И сую в карман брюк.
— Вот сюда, — говорит она. Я забираюсь на стол и ложусь. Она завязывает резиновую тесьму вокруг руки и подает мне маленький мяч. — Сжимай, — приказывает она.
Она несколько раз хлопает по вене, а затем, прежде чем я успеваю среагировать, втыкает в меня иглу. Я вскакиваю и подавляю крик протеста.
— Перестань дергаться, — зло ругается она, после чего она расслабляет шнур и наполняет ампулу кровью.
Когда она, наконец, наполняет пять полных ампул, она разворачивается. Резиновые подошвы издают отвратительный звук от трения по полу, когда она убирает мою кров в колбах в холодильник. Затем открывает шкаф и достает бутылочку с прозрачной жидкостью.
— А теперь усилитель, — она встряхивает бутылочку, втыкает иглу в крышку и наполняет шприц, затем несколько раз ударяет по нему пальцем.
Она осматривает прозрачную каплю, которая стекает с конца иглы. Это должно быть шприц с эритропоэтином, который повысит количество красных кровяных телец и снизит наше потребление кислорода.
Точная противоположность обязательным прививкам, которые нам делали в Куполе, но для меня у них нет различий. Я не хочу прививаться. Не здесь. И нигде в другом месте тоже.
Я думаю просто отказаться, что не ускользает от внимания медсестры, о чем говорит ее пристальный взгляд поверх очков.
— Какие-то проблемы? — она протирает мою руку спиртом, я закрываю глаза, и она втыкает иглу.
Надеюсь это все, думаю я, опираясь на локти. Но не тут-то было. Улыбаясь, медсестра бросает мне колючее одеяло.
— Сними все ниже пояса и положи это под бедра. Я скоро вернусь, - она закрывает за собой дверь и исчезает.
Я смотрю на одеяло, затем на набор необычных инструментов на столе, встаю и брожу по небольшой лаборатории.
Мысль о том, что кто-то посторонний будет ощупывать нижнюю часть живота, была во всех отношениях унизительной. И дело не только в том, что я боялась того, что медсестра будет на меня глазеть и запихивать в меня какие- то предметы или что-нибудь выскабливать. Мои волосы пахнут так, как будто кого-то на них стошнило. Мои ноги тоже пахли, когда я вчера сняла сапоги. Не хочу даже думать о том, как пахнут остальные части тела.
Я не плакса, но впервые за долгое время я чувствую, что мне щиплет глаза. Я тру их, но это не помогает. Тогда я даю сама себе пощечину. Именно это мне и нужно было.
— Приди в себя, Алина, — говорю я себе.
Я бросаю сапоги в угол комнаты и внимательно смотрю на мои растянутые и влажные носки, которые я не буду снимать. Я вылезаю из штанов и трусов и швыряю их к сапогам.
Дверь открывается. Я запрыгиваю на стол и натягиваю одеяло на ноги.
Медсестра хватает маску с рабочей поверхности и натягивает ее на рот и нос. Это не кислородная маска, а просто защита от возбудителей болезни. В моих и, прежде всего, в ее интересах.
Она садится на табуретку и поправляет установленные на столе пластины.
— Просунь туда ноги и ляг на спину.
— Зачем это? — спрашиваю я. — Анализ крови выдаст вам все, что вы нужно знать. Я переносчик болезни, если вы это имеете в виду. Вы знаете, я из Купола. Там постоянно проводят профилактические обследования. Я чистая.
Медсестра гримасничает.
— Чистой я бы тебя сейчас не назвала. Ложись уже.
Я продолжаю сидеть.
— Зачем это?
Она неодобрительно щелкает языком.
— Может, мне позвать Ваню, чтобы она тебе по буквам продиктовала? Или лучше Макса?
Я трясу головой. Чего доброго они еще захотят присутствовать при осмотре. Нет уж, спасибо.
Я ложусь.
— Подвинь попу вниз до самого края, — говорит медсестра. Она поднимает одеяло и раздвигает мои колени. — Сейчас будет немного давить, — говорит она. Но это — не давление, это — боль, как будто меня разрезали.
Я цепляюсь за край стола и гужу я под нос. "Все в порядке", — успокаиваю я себя. "Это же не убьет тебя".
Через мгновение она снова натягивает одеяло на ноги и освобождает меня от накладок.
— Ты можешь встать.
На шатких ногах я оборачиваю одеяло вокруг бедер, что-то вроде фартука, и опираюсь на рабочую поверхность, зажав голову между локтями. Странное чувство — эта беспомощность, и в тоже время не совсем приятное.
— Заключительный вопрос: начало последнего периода? — она снимает латексные перчатки с рук и бросает их в мусор, пока я спешно натягиваю трусы.
У меня огромное искушение выдать ей что-нибудь, так как ее это совершенно не касается, но я могу так же плохо оценить эти исследования, как и последовательности, которые они хотят получить из результатов. Поэтому я говорю правду.
— Девять дней назад, — я снова натягиваю брюки и сапоги.
Она кивает.
— Как долго длились?
— Шесть дней, — говорю я.
Она записывает дату в старый Pad и открывает дверь.
— Иди в комнату 28. Сначала вниз, первый поворот налево и затем четвертая дверь справа, — зевая, она демонстрирует имеющуюся челюсть. — Тебе нужна тряпка для крови?
— Ах, оставь же меня в покое, — я захлопываю за собой дверь лаборатории и ухожу.
Повернув налево, я чуть было не сталкиваюсь с Максом. Он смотрит на меня свысока, скрестив руки на груди, чтобы похвастаться своими мускулами.
— Закончилось обследование?
Я краснею.
— Да.
Он улыбается сжатыми губами и убирает мне за ухо выбившуюся прядь волос. Я вздрагиваю и ненавижу себя за то, что позволяю ему так легко поставить себя в неловкое положение.
— Ну, значит самое трудное уже позади. Браво за выдержку.
Это сейчас был сарказм или нет? Он гладит мой подбородок, улыбается и уходит прочь. За поясом его брюк торчит пистолет.