Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 23



Взгляд первобытного человека на природу, по Кассиреру, не является только теоретическим или практическим, а сочувственным. Он глубоко убежден в кровном родстве всех форм жизни («мы одной крови»). Отсюда тотемизм. Данное всеединство было силой, позволяющей противостоять страху смерти, «несомненно, одному из самых общих и глубоко укоренившихся инстинктов человека» (Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. С. 541).

Мистическое единство является следующим этапом после непосредственного единства человека и природы. Оно сменяет последнее, чтобы затем стать речевым и мифологическим.

На мистической сопричастности, слитности человека с явлениями природы и его возможности влиять на них основывалась магия. Вероятно, магические обряды были продолжением способности первобытного человека к подражанию и посредством этого к внушению как способу добиваться нужных результатов от животных (недаром существует термин «имитативная магия»).

Связывал человека с природой и тотемизм. Для человека тотемного периода живое не может быть просто жертвой. Между группой и ее тотемом существовало полное взаимодействие. «Тотемическая философия туземцев объединяет человека и природу в одно живое целое, символизируемое и сохраняемое комплексом мифов, церемоний и священных мест. Если мифы не будут сохраняться так, как это подобает, если церемонии не будут выполняться, если священные места не будут содержаться как святилища духов, то жизненная связь оборвется, человек и природа окажутся разъединенными, и ни у него, ни у нее не будет больше той гарантии, которая обеспечивает продолжение их существования» (Леви-Брюль Л. Цит. соч. С. 264).

Среди первобытных верований присутствуют фетишизм – вера в сверхъестественную силу природных или искусственных предметов; анимизм – вера в наличие души у животных; обожествление предков и т. п. Человек постепенно отходил от единства с природой, но в своем мышлении продолжал целостно воспринимать мир, а себя‑как его часть. Первобытные народы ближе к природе за счет мистических связей, которые очевидны для них. По Леви-Брюлю, главное для них – сопричастность с природой. Душа и тело для них также нераздельны. Ощущение мистической всесвязанности, по Леви-Брюлю, – самая характерная черта первобытного мышления, объясняемая его синтетическим характером. Синтез превалировал над анализом, как в наше время анализ – над синтезом. Преобладание коллективных, синтетических по своей сути представлений Леви-Брюль выводил из однородности строения общества. Эти коллективные представления остаются в человеке, опускаясь на бессознательный уровень (коллективное бессознательное).

Леви-Брюль пишет о сопричастности между землей и общественной группой, жившей на данной территории, когда каждая социальная группа чувствует себя мистически связанной с той частью территории, которую она занимает или по которой передвигается. За каждым кланом закреплялось свое место и направление в пространстве. Отсюда символ земли в виде квадрата или четырехугольника с четырьмя остриями на каждой вершине угла.

Мистическое единство между территорией и живущими на ней человеческими и другими существами – «родство по местности». «Продукты ее земли, растения и животные, растущие и живущие на ее земле, это – она сама (общественная группа. – А. Г.), не метафорически, а в полном смысле слова… Всякое покушение на то, что растет или живет на этой земле, ощущается туземцами как посягательство на самую жизнь» (Леви-Брюль Л. Цит. соч. С. 303, 302).

Природа, окружающая определенную группу, племя или группу племен, фигурирует в их представлениях не как система объектов или явлений, управляемых законами согласно правилам логического мышления, а как подвижная совокупность мистических взаимодействий. Поэтому первобытный человек заботился о сохранении и поддержании того, что для нас является естественным порядком вещей.

Древние культы

Зачатки культов, по-видимому, появляются у неандертальцев. Культ предков у первобытных народов означает, если так можно сказать, культ культуры, потому что предки являются ее создателями. Сами предки называются «вечными и несотворенными», и этим подтверждается торжество культуры.

Значение культуры для первобытных народов столь велико, что они считают, что когда жили предки, «все существа и предметы, напротив, обладали еще необычайными способностями: они потеряли их в течение поколений, чтобы сделаться заурядными людьми, животными, растениями» (Там же. С. 318).



В древних культах нет представления о высших существах, отделенных от мира, потому что нет еще дифференциации, которая связана с возникновением логики. Древние люди относились к миру как к таковому и не разделяли себя с ним. В этом суть мистики. Когда такое разделение начинается, мистика переходит в мифологию.

По Леви-Брюлю, мистическое у первобытных народов слито с физическим, а стало быть, здесь мы имеем дело с генезисом мистики. Имеет место «двойное присутствие» – естественного и сверхъестественного. В древних культах целью является осуществление мистического сопричастия между общественной группой и животными и растительными видами, необходимыми для ее существования. В более развитых цивилизациях это перейдет в мистическое взаимодействие между человеком и Богом.

Вот пример. «Австралиец арунта, например, под влиянием ритма, пения и пляски, под влиянием усталости и коллективного возбуждения во время церемонии теряет отчетливое сознание своей личности и чувствует себя мистически связанным с мифическим предком, который был одновременно и человеком и животным. Можно ли говорить, что он» представляет» или мыслит себе принципиальную однородность человека и животного? Разумеется, нет, но он глубоко и непосредственно чувствует это» (Там же. С. 19).

Отсюда представление о мистической силе, заключенной в предметах-талисманах. «Таким образом амулеты, по крайней мере первоначально, оказываются проводниками мистических сил, исходящих от сверхъестественного мира» (Там же. С. 32). В китайской мифологии говорится, «что люди потом сами научились защищаться от бесов, вырезая из дерева фигурки Шань-гу и Юй-лэй, в руках которых была веревка» (Всемирная галерея. Древний Восток. СПб., 1994. С. 497). Та же роль у вещих птиц, мистическая сила которых переходит на почву. Любой камень необычайной формы имеет мистическое значение и может быть объектом почитания.

Первобытному человеку представляется совершенно естественным, что одна и та же мистическая сила может в одно и то же время действовать сразу в нескольких местах. Принцип древних мистических культов таков: нет ничего такого необычайного и странного, что не могло бы случиться, раз вступившая в действие мистическая сила является достаточно могущественной.

М. Элиаде утверждает, что шаманский комплекс в примитивных обществах также основан на мистических переживаниях. Шаман говорит на языке животных, становится их другом и повелителем, подтверждая мысль, что человек на ранних стадиях своей эволюции обладал способностью внушения.

Составная часть культуры

С развитием речи и понятийного мышления мистика постепенно отходила на второй план, но так как основные психические структуры, обеспечившие ее становление, остались, то мистика заняла заметное место в других отраслях культуры. Искусство возникло как материализовавшаяся в культах мистика.

Вот, скажем, какие характеристики получают русские писатели у исследователей культуры. «Каждый человек обладает нравственной интуицией, различением добра и зла; у Гоголя она граничила с ясновидением… если же не принять мистического реализма Гоголя, то уж дальше за ним идти нельзя. Тут основа всего его мировоззрения» (Мочульский К. В. Духовный путь Гоголя // Русская идея. Т. II. М., 1994. С. 451). «Киреевский верил, что посредством объединения в одно гармоническое целое всех духовных сил (разума, чувства, эстетического смысла, любви, совести и бескорыстного стремления к истине) человек приобретает способность к мистической интуиции и созерцанию, которые делают для него доступной суперрациональную истину о Боге и его отношении к миру» (Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 17). К. Н. Леонтьев – «романтик и мистик в корне своем… проповедник изуверства во имя мистических целей» (Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства. Т. 2. М., 1994. С. 254, 247). «В духовном складе Вл. Соловьева» царство мистических грез», действительно, всегда занимало не малое место» (Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 2. Ч. 1. М., 1991. С. 11). Толстовская мистика единой души у всех людей отнюдь не противоречила его рационализму. Апокалиптическая мистичность Достоевского лежит на поверхности.