Колокола Истории

В противостоянии Западу СССР воспринимал его как социальную систему, как качественно иной «лагерь»; Запад же воспринимал СССР скорее как некое государство, которое постоянно нарушает межгосударственный кодекс поведения Капиталистической Системы. В соответствии с логикой межгосударственной: системы капитализма так оно и было. Однако в соответствии с логикой коммунистической системы, которая есть отрицание только капитализма, но и государственности, СССР ничего не нарушал.

Эта работа посвящена не социальной природе коммунизма — не только неклассовой и антиклассовой, но также негосударственной и антигосударственной, однако несколько слов сказать необходимо, иначе не будут ясны некоторые выводы. То, что называют «государством» в СССР, не являлось таковым в строгом, научном смысле слова. Это «государство» было не просто главным собственником, но вообще единственным (о колхозной «собственности» как особой могли говорить лишь «идеологи режима»). Собственность совпадала с властью, растворялась в ней. Перед нами — властесобственность, точнее — такая форма присвоения общественного продукта, в которой властная и собственническая функции не обособились из единого присваивающего целого, из единого, социально однородного процесса присвоения.

Государство есть форма социального насилия, обособленного от производственных отношений и вынесенного за их рамки. Государство возникает на основе взаимообособления власти и собственности (государственности и классовости). Государство и класс (и, естественно, государство и капитал) суть две стороны одной реальности. Отрицание классовости и капитализма автоматически означает отрицание государственности, государства как формы организации власти и требует принципиально иной (негосударственной, антигосударственной) властной организации.

Аналогичным образом, при коммунизме невозможна бюрократия. Бюрократ есть персонификатор политико‑административной власти, обособившейся от собственности и от прочих форм власти — экономической, идеологической. Если перед нами такой социальный агент, который обладает, во‑первых, не только государственно‑политической, но также экономической и идеологической властью; во‑вторых, обладает ими не как суммой, а как социально‑однородным, гомогенным властным целым, как властью‑насилием, то это кто угодно, но не бюрократ. Бюрократия (как классы, государство и политика) при коммунизме исключается по определению. Нормальное функционирование коммунистической системы есть, помимо прочего, воспроизводство отрицания государственности в качестве принципа организации власти и ценности — как внутри, так и вне этой системы. Антикапитализм, короче, есть не только антиклассовость, но и антигосударственность. Стряхнув «классовые привески» с государства в 1917 г., коммунизм уничтожил и само государство, которое без классов превращается в иную форму властной (присваивающей) организации.

Постоянное давление СССР (коммунизма) на Запад (капитализм) было естественным для СССР способом существования, а не какой‑то внешней политикой.

Коммунизм как система, содержательно отрицая государственность,[42] вообще устраняет различие между внутренней и внешней сферами. Внешняя политика СССР, точнее, внешний аспект функционирования коммунистического порядка, — это качественно иное явление, чем внешняя политика буржуазных государств, как по содержанию, так и по целям. Международные отношения для коммунизма, для СССР — не просто внешняя политика. Это — внешний аспект процесса отрицания капитализма. Ведь даже в Конституции СССР 1977 г. говорилось о том, что главная задача советского правительства заключается в укреплении позиций мирового социализма посредством поддержки «борьбы народов за национальное освобождение и социальный прогресс». Короче, в перспективе — за торжество коммунистического строя. Даже последняя по счету Конституция вменяла правительству СССР борьбу за коммунизм во всем мире — так, будто бы советское правительство было мировым, надгосударственным. То, что именуют «коммунистическим экспансионизмом», по своим целям существенно отличается от экспансий и докапиталистических империй (дань, контроль над торговыми путями), и капиталистических стран XIX в. (колонии, вывоз капитала, усиление неравномерности развития), и нацистского рейха XX в. (господство немецкой нации и немецкого капитала над миром). Целью коммунистической экспансии была коммунизация мира, т. е. «выравнивание» мира по линии организации власти и собственности: весь мир должен был стать качественно однородным в социальном отношении. И это — не злой умысел лениных‑троцких‑сталиных, а логика развития системы, отрицающей капитализм, единственно нормальный для нее способ функционирования.

По сути, поведение СССР на внешнеполитической арене было поведением не столько государства, сколько качественно иного типа властной организации, лихо комбинирующего в своей деятельности как государственные (внешне), так и антигосударственные шаги, проводя антигосударственные меры в государственной форме — и наоборот. Это систематическое нарушение правил часто ставило в тупик западных политиков, привыкших к определенным правилам, ставило в тупик и в мелочах, и в серьезных ситуациях.

Вот как рассказывал о «мелочах» Н.Бухарин: «Сижу я частенько в кабинете Чичерина… Пугнем, говорю, Францию… Пусти‑ка по прямому ноту в Варшаву!.. И Чичерин пугает… Мы‑то с Чичериным хохочем, а из Варшавы, устами французских империалистов летит к нам по радио встревоженный и серьезный ответ… Мы, значит, в шутку, а они всерьез!.. Мы для забавы, а они за головы хватаются, и пупы у них дрожат!.. А что наш Красин в Лондоне выделывает! — заливался Бухарин, — Чудеса да и только!.. Англичане и во сне видят наши леса, нашу нефть, нашу руду и наш Урал… Международные политики, товарищи, — перешел на серьезный тон Бухарин, — в годы большого исторического сдвига, проделанного Российской Коммунистической Партией, оказались неподготовленными к тем формам дипломатии, которые выдвинул наш Ильич и которые так исчерпывающе полно и тонко схватил и понял наш Чичерин, хотя тоже старый царский дипломат… Вся ошибка и самое страшное для мировых дипломатов это то, что мы говорим определенным языком, и слово «да» на языке нашей коммунистической дипломатии означает исключительно положительную сторону дела, т. е. чистое утверждающее событие «да»; они же, выжившие из ума мировые дипломаты, в нашем открытом «да» ищут каких‑то несуществующих в нем оттенков уклончивости, отрицания, и до глупого, до смешного бродят меж трех сосен… Вся, товарищи, суть дипломатии заключается в том, что кто кого околпачит!.. Сейчас, товарищи, мы колпачим!.. Может быть, настанет час, когда и нас будут колпачить, но сейчас, товарищи, повторяю, мы колпачим всю Европу!.. весь мир!., и на седой голове Ллойд Джорджа красуется невидимый для мира, но видимый нам, большой остроконечный колпак, возложенный нашими славными товарищами, Красиным, Литвиновым и Чичериным…».[43]

Бухарин не скрывает, что Советская Россия ведет себя не как государство и не в соответствии с межгосударственным кодексом поведения. Более того, Англия, Франция и т. д. для большевиков — не государства, а другая — наднациональная и внегосударственная — социальная система. Система‑враг, которую нужно колпачить всегда. Колпачили и в более серьезных делах, вызывая удивление, например после ялтинской конференции, когда Запад ожидал одно, а получал совсем другое. Аналогичной неожиданностью были действия СССР в Анголе, а затем в Афганистане, подорвавшие детант. Примеры можно множить.

В течение всей истории отношений с СССР Запад постоянно приспосабливался к СССР, к его «правилам» поведения на международной арене. Это приспособление было единственным мирным способом иметь дело с СССР. С этой точки зрения история отношений между Западом и СССР с 20‑х до середины 80‑х годов может рассматриваться как постоянные уступки, отступление Запада, принятие им советских условий, постоянный проигрыш в Холодной войне. Шаг влево, шаг вправо от Холодной войны — либо к угрозе войны «горячей», либо к миру без Холодной войны — были чреваты для СССР поражением. Карибский кризис, с одной стороны, и последнее десятилетие — с другой, наглядно об этом свидетельствуют. Похоже, многие на Западе так и не поняли, что имели дело не с «плохим государством», а с социальной системой, для которой государственность и связанные с ней нормы и правила суть черты и ограничения, чуждые природе этой системы. Поэтому каждый договор с СССР, соглашение, даже сам факт переговоров того или иного капиталистического государства с ним, направленный на создание более безопасного мира, с одной стороны, объективно вел к усилению коммунистического порядка в мире, а с другой — создавал серьезные политические и идеологические проблемы для буржуазных государств.

42

1) Подр. об этом см.: Фурсов А.И. Кратократия // Социум. — М., 1991. — № 8, 9. Социального агента, о котором идет речь, я называю «кратократом». «Кратократия» («власть власти») — термин, концептуально введенный и используемый мной для определения социальной природы коммунистического порядка и его господствующих групп.

43

1) Арбатов З.Ю. Екатеринослав в 1917–1922 гг. // Русский Архив / Архив Русской революции. — Т. XII. — Берлин, 1923. — С. 136–137.