Колокола Истории

Прекрасно, Кандид не вне морали. Но вне морали находится система: «прогресс» которой он готов поломать, и несчастные люди, хотят они того или нет, являются ее элементами. Возникает проблема языка, лексикона. И предвидения последствий. Об империях и вообще подобных «хитиновых» властных структурах предзакатных и закатных эпох можно сказать то же, что Черчилль сказал о демократии, нечто вроде: демократия — это очень плохо, это зло, но ничего лучше люди до сих пор не придумали. В эту фразу «товарища Черчилля», как его однажды под смех Сталина и других советских вождей назвал маршал Жуков, следует внести историческую поправку, ограничив во времени: ничего лучше не придумали в эпохи расцвета и зрелости. Относительно поздних фаз, эпох заката фразу Черчилля следует читать так: империи — это зло, это плохо, очень плохо, но ничего лучшего для поддержания порядка, ограничения и торможения упадка и распада люди до сих пор не придумали. А.Пареди заметил: «Как и любое человеческое установление, Римская империя не была абсолютным благом. Иногда она казалась гнетущей тоталитарной машиной. Однако ничего лучшего в те времена существовать не могло».[63] И, добавлю я, то, что пришло на смену ей, в течение полутысячелетия было еще более гнетущим, варварским и жестоким. Так следует ли торопиться подкладывать камешки, чтобы споткнулся «прогресс» — пусть даже плохой?

Чтобы не оказаться снорри стурлуссонами, следует попытаться предвидеть будущее — кто там, за «хитиновым» прогрессом пуантилистского мира? А если там — асоциал, Homo robustus, носитель дочеловеческой социальности, гомозавр? Кто знает, эксплуататорски‑жестокий порядок в «северных точках» пуантилистского мира вообще может оказаться единственным порядком, а его граница — лимесом цивилизации. Так что же выбрать? Когда выбор трансформируется в «социальность против асоциальности», он ясен. Но это уже по сути не выбор, а императив, торжество необходимости. Необходимость тем более горькая, что не приходится обольщаться сутью порядка, о котором идет речь. Пуантилистский «новый порядок» будет включать тесное взаимодействие — не только негативное (т. е. борьбу), но и позитивное (т. е. сотрудничество) — легальных и криминальных верхушек. Более того, по‑видимому, «южные» зоны, будь то на Юге или на Севере, в большей или меньшей степени будут контролироваться «серыми сообществами», обеспечивая таким образом «белый фасад» Севера — как ныне кастовая система в Индии, выполняя черную работу социального исключения, отсечения и пресечения, обеспечивает внешне демократический фасад. И тем не менее даже такой порядок лучше, чем хаос и отсутствие безопасности в широком масштабе.

Одна из трагедий закатных эпох — это отсутствие выбора; в лучшем случае выбор между большим злом и очень большим при осознаний неизбежности выбора и полной ответственности за него, прежде всего — перед собой (если речь идет о христианской зоне, независимо от того, кто субъект выбора — верующий или атеист). Трагично и то, что человек обязан выбирать (и расплачиваться за это) даже при отсутствии выбора — в этом смысле выбор есть всегда, только нужно обладать социальной и интеллектуальной спермой, чтобы его сделать.

В свое время Антонио Грамши говорил о «пессимизме разума и оптимизме воли». Я думаю, пессимизм разума не означает ни бессилия разума вообще, ни пессимизма в оценке его возможностей. Речь скорее должна идти о понимании разумом своих исторических пределов, ограничений и ограничителей: социосистемных вообще и тех, что связаны с финальными фазами существования конкретной системы, когда большинство социосистемных истин ограничены рамками существования данной умирающей системы, — и чем дальше вперед «по пути прогресса», тем больше они оказываются ограничены.

Значит ли все это, что ныне следует отказаться от поисков правильных постановок вопросов и ответов на них? Конечно, нет. Во‑первых, следует помнить и об оптимизме воли, и об исторической природе, обусловленности и ограниченности самого пессимизма разума. Во‑вторых, в поисках истины необходимо стремиться выйти за данные конкретные социосистемные рамки, расширяя поле поиска в Пространстве и особенно во Времени. Только не нужно ожидать вознаграждения или даже поощрения за интеллектуальные поиски — особенно в закатные эпохи, когда все больше и больше людей все меньше и меньше интересуются истиной. Этот интерес с необходимостью вытесняется многим: борьбой за место под солнцем — у одних нарастающим гедонизмом — у других. И — у многих — все более усиливающимися социальными фобиями (при этом часто за социальным фобосом приходит социальный деймос).

Поиск вопросов и ответов — это вознаграждение само по себе, за которое часто приходится платить. Быть готовым платить, не иметь иллюзий и жалости к себе, короче — быть настолько счастливым, насколько это возможно для конечного существа в практически бесконечном мире, — вот, пожалуй, единственная стратегия достойной жизни в конце Третьей Эпохи, под звон Колоколов Историй, жизни, в которой не должно быть места пораженческим настроениям. Системы и эпохи приходят и уходят, а люди остаются. Жизнь — социальная, жизнь вообще не прекращается вместе со смертью систем. Она может быть лучше или хуже, но она не исчезает — не исчезает как антиэнтропийный процесс. Мы не знаем, что будет, когда погаснет Солнце и доминирующим во Вселенной станет ультрафиолетовое излучение — это будет, но будет не скоро, Однако мы знаем, что люди не исчезнут, когда закатится солнце капитализма. Солнце новой системы может быть более темным, но оно не отменяет людей, их жизнь и их ответственность. While there is a life, there is a hope. Отчаяние, как и суеверие, — худший грех. Христиане правы.

И здесь опять уместно вспомнить принцип «капитана Блада» — «кто предупрежден, тот вооружен». Это принцип стремления к лучшему при готовности к худшему, к тому, чтобы дать худшему отпор, чтобы «принять его в лоб», не отвести взгляд, не сморгнуть. Это — надежда без иллюзий, готовность пристально смотреть в глаза реальности даже если эта реальность — Ничто. Чем‑то напоминает принцип капитана Блада призыв французского историка П.Шоню: «Да — страху, нет — панике». Призыв этот, в свою очередь, напоминает одну из мыслей Паскаля: «Надо бояться опасности, когда ее нет, и не бояться, когда она пришла». Короче, принцип капитана Блада оказывается в хорошей компании и в русле определенной традиции европейской мысли, которую можно характеризовать по‑разному, в том числе и как традицию трагического мужества, трагического бесстрашия, необходимого для ситуации, когда поражение означает провал и конец, а победа обещает лишь продолжение борьбы, сталкивая с новой, еще более сложной задачей: «If we fail, we fall. If we succeed we will face the next task».

Принцип капитана Блада — это предупрежденность о худшем без страха перед ним; это — концентрация внимания на опасностях, обращение к ним. А следовательно — воля к их преодолению. Принцип капитана Блада позволяет оставаться по эту сторону лучшего и худшего (но не добра и зла), не поддаваясь скорым соблазнам, и подводит под сдержанный оптимизм фундамент из трех китов: личный выбор, личная активность, личная ответственность. Принцип Блада, будучи conditio sine qua non победы, не является ее достаточным условием. Выбор, активность, ответственность — все это предполагает свободу. И личностность. Собственно, в качестве того, что человек может противопоставить социальному упадку, распаду, социальной энтропии, у него и есть ныне только его свобода и его личность, т. е. он сам как человек. Вера в идеологию, Надежда на прогресс и христианская Любовь уходят, если уже не ушли из нынешнего мира. В пуантилистском мире они в лучшем случае окажутся внеположенными ему точками — подобно Богу Николая Кузанского.

Социальной энтропии подвержены системы. Субъект — как носитель универсальной социальности — смерти и уничтожению — подвержен. А энтропии — нет. Он не просто антиэнтропиен — он внеэнтропиен. Системы приходят и уходят. Субъект остается. И именно он берет на себя всю тяжесть социальности в эпоху крушения социальной системы, он оказывается единственным Атлантом, поддерживающим «небесный свод» человеческого общества как человеческого.

63

1) Париди А. Святой Амвросий Медиоланский и его время. — Милан: Христианская Pocсия, 1995. — С. З.