Страница 5 из 27
А самолёт делает круг за кругом. Тревожно гудят моторы.
Пять костров… Их должны подготовить те моряки, которые в этот район спрыгнули на парашютах раньше, когда Калганов находился ещё на фронте под Новороссийском.
Далеко-далеко внизу мелькнули и скрылись, заслонённые крылом разворачивающегося самолёта, пять малюсеньких, как искорки, тусклых огоньков: четыре по углам, один в середине – долгожданный «конверт».
Гул моторов, свист разрезаемого корпусом самолёта воздуха, резкий ветер ворвались снизу, через открывшийся люк.
Встал матрос, сидевший рядом с Калгановым.
Один за другим протискивались мимо Калганова его товарищи и бросались в чёрное отверстие люка, через которое навстречу, в лицо, бил холодный, ревущий ночной ветер.
«Пора мне!»
Калганов нагнулся, опёрся рукой о край люка, бросился вниз головой и… застрял. Подвела сумка, пристёгнутая к поясу.
В глаза, в нос, в рот, в уши со страшной силой бил густой, сдавливающий дыхание воздух. Калганов извивался всем телом, старался освободиться, вывалиться из люка – тщетно! Руками он не мог себе помочь – висел наружу вниз головой, застряв по пояс. Он чувствовал, как, кренясь, самолёт разворачивается, чтобы вновь пройти над местом выброски. Круг, второй, третий…
Бомбардировщик пошёл на четвёртый круг.
В отчаянии Калганов бил ногами вверх – авось удастся оттолкнуться от чего-нибудь в самолёте. Почувствовал, как носком сапога ударил во что-то. И в ту же секунду услышал гулкую пулемётную очередь. В глаза ему на секунду упал бегущий отсвет пулевой трассы.
«Что я натворил!» – ужаснулся Калганов.
Да, случилась беда. В этой беде оказался виноват его высокий рост. Пытаясь оттолкнуться, Калганов длинной своей ногой нечаянно задел за что-то, и пулемёт, расположенный вблизи люка, дал короткую очередь. Огненный пунктир пулевых трасс прочертил тьму ночного неба. Всего несколько секунд светился он. Но и этого было достаточно, чтобы наблюдатели на немецких зенитных батареях, расположенных возле Ялты, определили место, где кружит неизвестный самолёт. К гулу его они давно уже прислушивались. Калганов увидел, как вокруг самолёта в чёрном воздухе вспыхнули желтовато-буроватые разрывы, как снизу, от скрытой во тьме земли, полетели навстречу грузно разворачивающейся машине мерцающие огни трасс.
При первых же разрывах зенитных снарядов Кал-ганова охватил страх. Нет, он боялся не только того, что самолёт подобьют и он, так и не выбравшись из люка, погибнет вместе с ним. Его пугало то, что пилот положит машину на обратный курс. И матросы, прыгнувшие раньше – они сейчас уже, наверное, приземляются, – останутся без командира, без связи с Большой землёй: ведь шифровальные таблицы, с помощью которых после приземления группы только и можно будет вести переговоры по радио, находятся у него.
«Товарищей подведу!…» Этот страх словно удесятерял силы. Однако проклятый люк держал…
Лейтенант-инструктор и кто-то из экипажа самолёта дёргали Калганова за ноги, толкали в спину, прикрытую парашютом, колотили по бокам. Наконец кто-то, видимо отчаявшись, изо всей силы двинул ему сапогом пониже спины.
О, как благодарен был Калганов тому, кто догадался сделать это! Было больно, но сильный этот удар вышиб наконец его из люка.
В первые секунды падения мелькнула мысль: что, если парашют не раскроется? Вдруг он был повреждён во время возни в люке?
Раскрылся!
Калганова плавно несло под куполом. Смолкли зенитки, не слышно было и гула самолёта, освободившегося наконец от последнего груза. Кругом ни зги: всё – и небо, и море, и землю – окутывала ночная тьма.
Калганов всматривался вниз: может быть, ещё горят пять огоньков? Нет, только чернота, непроглядная чернота…
Держась за стропы, гадал, вглядываясь в темноту: где опуститься? Самолёт всё время кружил над тем местом, где были замечены пять огней. Но, может быть, ветер, которого под парашютом не чувствуешь, относит в сторону?
Внизу, во мраке, стали постепенно проступать какие-то пятна. Беловатое – это, наверное, снег, покрывающий склоны высот, чёрное – лес или ущелье… Калганов со своей группой должен был выброситься недалеко от Ялты, в районе горы Чёрной, в лесу близ деревушки Биюк-Сала. Там их должны встретить товарищи. Встретят ли? Может быть, условные огни, указывающие место посадки, были зажжены не ими, а гитлеровцами? Враг хитёр и коварен, мог пронюхать… Калганов помнит, что и время и место вылета era группы несколько раз переносили, чтобы дезориентировать противника. Помнил и то, о чём его предупредил начальник разведки штаба флота, инструктируя перед вылетом: по нашим данным известно, что враг узнал о высадке близ Ялты парашютистов, обеспокоен тем, что в горах, кроме партизан, появился какой-то военный отряд. Возможно, что враг подкарауливает приземляющихся.
Внизу, на полускрытой мраком заснеженной земле, различались теперь какие-то тёмные квадратики, рассыпанные по белому. Деревня. Парашют несёт прямо на неё…
Калганов стал подтягивать стропы, чтобы как-то сманеврировать и миновать деревню. Но это ему не очень удавалось: земля была уже совсем-совсем близка, парашют неумолимо шёл вниз, к белым от снега крышам. Может быть, снизу его уже заметили?…
Шуршанье парашютной ткани, треск ветвей. Шёлковый купол накрыл крону высокого дерева, и Калганов, как в седло, опустился в развилку ветвей.
«Заметили или нет?» Он быстро освободился от парашюта, придерживаясь за ствол, соскользнул вниз. Огляделся. Покрытая снегом земля. Полуразломанная изгородь из жердей. За ней темнеют постройки. Прислушался… Тихо. Наверное, никто не видел… Но надо спешить! Могут и увидеть. Прежде всего стянуть с дерева и спрятать парашют.
Снять парашют оказалось не так просто: его ткань и стропы запутались в ветвях. Минут пятнадцать пришлось провозиться. Калганов свернул парашют и закопал его в снег тут же, под деревом. Едва он кончил, как услышал: кто-то тяжело прыгнул через изгородь. Калганов камнем упал в снег, выставил готовый к бою автомат в ту сторону, откуда послышался шум. Колыхающаяся тёмная фигура медленно двигалась к нему… Опустив автомат, Калганов сдвинул со лба ушанку, отёр пот. Мимо, мотая гривой, проковыляла понурая лошадь.
Он поспешил от деревни к лесу, темневшему поблизости на крутом горном склоне. Углубившись в чащу, сориентировался по компасу. Пошёл в том направлении, куда должны были, приземлившись, идти все. Правда, он не совсем был уверен, что приземлился там, где нужно, и что деревушка, в которую он едва не опустился, та самая Биюк-Сала, возле которой назначен сбор. Но он шёл, приглядываясь к местности и ожидая условных сигналов-выстрелов, которые в точно назначенное время должен был давать один из десантников, пока не соберутся все. Это было рискованно – немцы могли услышать выстрелы, но другого выхода не оставалось.
Калганов дождался первого условного выстрела и пошёл на его звук. Но пришлось немало проплутать в ночной тьме по лесистым косогорам и оврагам, прежде чем он встретился с матросами своей группы и с теми, кто приземлился раньше.
К исходу ночи весь отряд – матросы и с ними несколько девушек-радисток – собрался на скрытой от глаз врага базе близ горы Чёрной, в глухом, глубоком овраге между двух поросших лесом высот.
2. «Вижу, идут!»
Немецкое командование в Крыму было обеспокоено: русские самолёты всё чаще бомбят суда, которые приходят в Ялту. Причём бомбардировщики прилетают всегда в тот момент, когда немецкие транспорты с военными грузами только готовятся встать под разгрузку. Кто наводит бомбардировщики с такой точностью?
Немцы не знали, что за Ялтинским портом с многочисленных горных высот над городом непрерывно следили глаза моряков-разведчиков, которыми командовал Калганов. Они посменно несли вахту небольшими группами: три-четыре матроса-наблюдателя, девушка-радистка.
В один из зимних дней на очередную вахту вышла группа под командой старшины первой статьи Морозова. Неспроста командиром группы был назначен именно он. Морозов был старше других не только по возрасту. Ещё в тридцать девятом году он, матрос Краснознамённого Балтийского флота, добровольцем участвовал в боях с белофиннами. А 22 июня 1941 года в Измаиле моряк Дунайской флотилии Морозов снова встал в боевой строй. Он прорывался из Дуная в Чёрное море на одном из кораблей флотилии. Сражался под Херсоном, был ранен. Потом оборонял Севастополь. Получил второе ранение. Вылечившись, попросился в разведотряд Черноморского флота. Возле Керчи и Новороссийска, на побережье и на горных перевалах, Морозов прошёл боевую школу разведки и был ранен в третий раз.