Про отряд Бороды

Осенью сорок четвёртого года Дунай был другим.

…Ни огонька на берегах. Ни огонька на фарватере. Пустынен Дунай там, где линия фронта пересекает его возле стыка трёх границ – румынской, болгарской и югославской. Где-то на берегах, скрытые тьмой, таятся немецкие батареи, нацеленные на реку. Кто же в этот ночной час рискнёт пойти с низовья, с той стороны, где советские войска?

Но что это? Чуть слышно рокочет мотор какого-то судна, идущего против течения серединой реки. Ночная тьма скрывает его, на нём не зажжены ходовые огни. И, наверное, не слышен рокоток мотора немецким наблюдателям – до берегов далеко.

А если услышат? Если услышат и бросят осветительную ракету? В беспощадном белом свете её станет виден маленький катер с невысокой надстройкой, с развевающимся на речном ветру советским военно-морским флагом. Такого флага ещё не видывали в этих местах воды Дуная. Маленький, совсем не военного вида катерок первым несёт его здесь.

Это катер разведчиков, которыми командует старший лейтенант Калганов. Не так давно сменили матросы ленточки на бескозырках, и теперь на них вместо литер «Черноморский флот» ещё не потускневшим золотом горит: «Дунайская флотилия». Не так давно пели:

Отряд Калганова – теперь разведывательный отряд созданной вновь Дунайской флотилии. Катер, на котором идут разведчики в эту тёмную осеннюю ночь мимо занятых врагом берегов, они шутя называют своим флагманом. На борту катера не написано названия. Но уже вся флотилия знает его под именем «Жучки». Так прозвали катер сами разведчики за поворотливость, за то, что на нём везде легко проскочить. «Жучка» – катер трофейный, захваченный разведчиками Калганова у отступавших немцев.

С двадцать четвёртого августа, как только вошли в Дунай первые боевые корабли флотилии, у разведчиков стало много спешной работы. Они отыскивают наиболее безопасные пути прохода для кораблей флотилии, выясняют, расспрашивая жителей, не заминирован ли фарватер. Разведчики высматривают, где стоят на берегу вражеские батареи, уточняют, где удобнее высадить десант, захватывают на берегу «языков». Пройдены уже сотни километров дунайского водного пути. Остался позади Измаил и вся родная земля. Пройдены берега Румынии, которая с двадцать четвёртого августа стала не воюющей с нами страной, а союзной. Позади вся Болгария, где уже победил народ, восстав против фашистов. Фронт безостановочно движется на запад вдоль Дуная. Вместе с войсками навстречу течению идут корабли – бронекатера, прозванные «речными танками», мониторы с их мощными пушками, тральщики, вылавливающие мины. Путь кораблей – к Белграду, до которого ещё не одна сотня километров. И, прощупывая этот путь, идут тёмной и холодной осенней ночью вверх по Дунаю на «Жучке» разведчики, идут в неизвестность: ведь они – самые первые.

Куда пробирается «Жучка» этой ночью? Она идёт к югославскому селению Радуевац. Возле Радуеваца, на дальних подступах к Белграду, враг создал мощные оборонительные рубежи.

…3а полночь. Небо плотно закрыто тучами. Моросит мелкий осенний дождь. «Жучка» тихо подходит к заросшему ольхой низкому берегу неподалёку от Радуеваца. С борта на берег спрыгивают четверо и тотчас же скрываются в мокром оголённом кустарнике. Круто отвернув, «Жучка» уходит, теряется во тьме…

Тот, который первым из четверых уверенно вошёл в скользкий от сырости ольшаник, не принадлежал к отряду. Это был югославский партизан, по имени Радуле. Он вёл за собой трёх разведчиков: матросов Чичило, Глобу и Морозова – старшего группы.

Прибрежный кустарник был пройден. Разведчики остановились на кукурузном поле, где торчали, опустив пожухлые листья, стебли, с которых уже давно собраны початки. Радуле, немного говоривший по-русски, вполголоса сказал:

– Деревня близко. Там партизанская квартира. Переоденемся в местную одежду, расспросим обо всём, возьмём проводника дальше.

– Веди, Радуле! – согласился Морозов. Радуле повёл разведчиков напрямик, кукурузным полем. Сапоги вязли в раскисшей от осенних дождей почве. То руками, то лицом идущие задевали не видные в темноте мокрые шершавые кукурузные стебли и листья.

В деревню вошли не по дороге, а садами. Радуле, сказав разведчикам, чтобы они подождали, пошёл к хате. Сквозь шелест дождя было слышно, как Радуле осторожно постучал в окно, как скрипнуло оно, открываясь.

Радуле вернулся, тихо позвал:

– Пошли.

В хате их встретил хозяин – черноусый человек средних лет, в холщовой рубахе, белеющей из-под овчинного жилета. Пожимая каждому руку, он взволнованно шептал:

– Поздрав, дружебники советски! Поздрав, бро-дари! О! Првие советски до нас![2]

Окна в хате были плотно занавешены, тускло светил красноватый язычок коптилки.

Суетясь, хозяин вытащил откуда-то глиняный, оплетённый соломой пузатый кувшин, заткнутый кукурузным початком:

– За вас! За нашу победу! Но Морозов остановил его:

– Спасибо, друг, нельзя нам сейчас.

Хозяин с сожалением вздохнул, отставил кувшин с вином. О чём-то оживлённо переговариваясь с Радуле, он то лез на печь, то заглядывал в угол, задёрнутый пёстрой занавеской, то выбегал в сени, возвращался, таща какую-то одежду.

Прошло немного времени. Из хаты вышли четверо в крестьянских кожушках и брезентовых куртках, какие носят местные рыбаки. Оружия у них не было видно: пистолеты и гранаты спрятали под одеждой. Последним вышел хозяин дома.

Садами, потом по мокрому жнивью убранного поля, под мелким обложным дождём, долго шли трое разведчиков и Радуле за своим проводником. В винограднике, где среди высоких кольев темнели узловатые, со сморщенными листьями лозы, провожатый остановился, что-то зашептал Радуле.

Тот, выслушав, перевёл разведчикам:

– Здесь шоссе рядом, из Белграда на Радуевац. Немцы ездят… Место подходящее.

Проводник, попрощавшись, ушёл.

Засели в винограднике возле обочины шоссе. По-прежнему монотонно шелестел дождь. Разведчики прислушивались: не едет ли кто-нибудь? Но пуста была теряющаяся во тьме дорога. Наверное, ездить ночью гитлеровцев отучили югославские партизаны. Пожалуй, придётся ждать до рассвета.

Близилось утро. Дождь постепенно редел. Вот он совсем прекратился. Ещё недавно разведчикам, продрогшим и всю ночь не смыкавшим глаз, хотелось согреться, хотя бы минуточку поспать. Но сейчас, когда побелело небо, они уже не замечали усталости. С нетерпением смотрели на дорогу. Вдали на шоссе послышался глухой нарастающий гул. Это со стороны Белграда в направлении Радуеваца шла колонна грузовиков.

Разбрызгивая грязь и ревя, огромные машины с крытыми брезентом кузовами прошли мимо. Морозов наторённым глазом разведчика успел заметить, что они нагружены ящиками с боеприпасами; запомнил, какие опознавательные дивизионные знаки имеют машины на бортах. Немного погодя в том же направлении прошло ещё несколько грузовиков. Прогромыхали мимо, оглушительно лязгая гусеницами, три больших тягача с пушками на прицепе. Морозов отметил и это.

Долго сидели разведчики близ обочины, наблюдая за движением. По тому, сколько и каких машин проходило, можно было предположительно установить, какие силы подтягивает противник.

Машины двигались вереницами. Пеших или едущих на повозках гитлеровцев, как назло, не появлялось. И становилось всё более очевидным, что здесь, на шоссе, тем более уже днём, вряд ли удастся взять «языка». Но всё же Морозов решил подождать ещё – вдруг представится какая-либо возможность. А тем временем Радуле пусть сходит и разведает, как безопаснее пройти в Радуевац. Там, несомненно, много немцев. В тылу они менее осторожны, чем на прифронтовой дороге, значит, будет легче взять «языка» и собрать сведения о противнике.

2

Привет, советские друзья! Привет, моряки! О! Первые советские к нам! (серб.)