Страница 35 из 41
Открыв глаза, он не увидел света; попытавшись двинуться, обнаружил, что руки и ноги у него связаны.
Ощущение того, что он закрыт в гробу, стало таким сильным, что Саймон прикусил губу, чтобы не закричать. Он так отчаянно сражался с неизвестным, что лишь спустя какое-то время обнаружил, что он не один.
Справа от него кто-то время от времени слабо стонал. Слева кого-то рвало, и от этого добавлялось зловония в душной атмосфере. Саймон, почувствовав странное спокойствие после этих двух звуков, позвал:
— Кто здесь? И где мы? Кто-нибудь знает?
Стон кончился коротким перерывом дыхания. Но человек слева не мог или не хотел справиться с собой.
— Кто вы? — Слабый шепот донесся справа.
— Я с гор. А вы? Это тюрьма Карстена?
— Лучше бы мы были там, человек с гор. Я бывал в подземельях Карстена. Да и в комнате допросов тоже. Но лучше быть там, чем здесь.
Саймон напряженно вспоминал последние события. Он взобрался на вершину утеса, чтобы заглянуть в бухточку. Там находился странный корабль, потом нападение птицы, которая, вероятно, вовсе не была птицей. Ответ может быть только один — он лежит в том самом корабле, на который смотрел сверху.
— Мы в руках тех, кто скупает людей для Горма? — спросил он.
— Именно так, горный человек. Вас не было с нами, когда дьяволы Ивьяна отдавали нас Колдеру. Значит, вы один из фальконеров, которых захватили позже?
— Фальконеры! Эй, люди крылатых! — Саймон возвысил голос, слыша, как эхо гулко возвращается от невидимых стен. — Сколько вас лежит здесь? Я, один из всадников, спрашиваю вас!
— Нас трое, всадник. Хотя Фальтера бросили сюда без чувств, и мы не знаем, жив ли он.
— Фальтер! Страж южных проходов! Как его захватили — и вас?
— Мы узнали о бухте, куда могут приставать корабли, а вскоре прибыл вестник из Эсткарпа. Он сообщил, что нам могут доставить припасы морем, если есть где высадиться. Поэтому Повелитель Крыльев приказал нам отыскать бухту. Нас сбили соколы. Хотя это не наши соколы. Очнулись мы на берегу, без кольчуг и оружия; нас втащили в корабль, подобного которому нет в мире. Это говорю я, Тандис, который пять лет служил моряком у салкаров. Много портов видел я и столько кораблей, что не пересчитать и за неделю, но такого нигде не было.
— Он рожден колдовством Колдера, — послышался слабый голос справа от Саймона. — Как может человек определить время, если он заключен в бесконечной тьме? Ночь сейчас или день, этот день или тот? Я сидел в тюрьме Карса, потому что дал убежище женщине и ребенку древней расы, когда прозвучал рог. Всех молодых взяли из тюрьмы и привели на остров в дельте. Здесь нас осмотрели.
— Кто осмотрел? — живо спросил Саймон. Неужели наконец кто-то видел загадочных колдеров?
— Не помню. — Голос звучал теперь еле слышно, и Саймон напрягал слух, чтобы уловить смысл. — У них какое-то колдовство, у этих людей из Горма: голова начинает кружиться, и все мысли из нее вылетают. Говорят, они демоны с края мира, и я верю в это.
— А ты, фальконер, видел ли тех, кто захватил тебя?
— Да, но это мало что даст вам, всадник. Нас притащили сюда люди Карстена — оболочка без разума, сильные руки и спины для их хозяев. А хозяева надели нашу одежду, чтобы лучше одурачить наших друзей.
— Мы поймали одного такого, — сказал Саймон. — Нужно быть благодарным и за это, сокольничий: может, хоть часть загадки удастся разгадать. — Только тут Саймон подумал, а не имеют ли эти стены уши, которые слушают разговоры беспомощных пленников. Но, может, в этом случае их похитители почувствуют беспокойство.
Во тьме обнаружилось десять карстенцев — все бывшие заключенные, арестованные за нарушение приказов герцога. К ним добавилось трое фальконеров, захваченных в бухте. Большинство пленников находилось в полубессознательном состоянии. Если они и могли вспомнить предшествующие события, то их воспоминания заканчивались прибытием на остров или появлением в бухте.
Саймон продолжал расспросы, и начало вырисовываться нечто общее во всех нарушителях воли герцога. Все они были предприимчивыми людьми, с определенной военной подготовкой, начиная от фальконеров, которые постоянно жили в казармах и чьим занятием была война, и кончая первым собеседником Саймона, мелким землевладельцем из Карса, который командовал отрядом милиции. Всем им было от двадцати до тридцати лет, и несмотря на грубое обращение в тюрьмах герцога, они были в неплохой физической форме. Двое принадлежали к обедневшему знатному роду и получили некоторое образование. Они были братьями, их захватили солдаты Ивьяна, обвинив в том же преступлении — помощи древней расе.
Никто из пленников не относился к древней расе, и все единодушно утверждали, что по всему герцогству мужчин, женщин и детей древней расы после пленения предают смерти.
Именно один из молодых братьев, выведенный терпеливыми расспросами Саймона из состояния оцепенения, сообщил ему первый важный факт.
— Солдат, который оглушил Корнита — пусть его вечно днем и ночью грызут крысы Пора! — сказал, что Ренстона не нужно уводить. Мы с Ренстоном были побратимами с того момента, как взяли в руки меч, и мы дали ему оружие и пищу, чтобы он смог добраться до границы. Солдаты выследили нас и захватили, хотя трое из них остались бездыханными, с дырами в груди. Когда один из них начал связывать и Ренстона, солдат сказал, что это бесполезно: покупатели людей не берут тех, у кого древняя кровь.
Тот начал убеждать, что Ренстон так же молод и силен, как и мы, и его можно продать. Но солдат герцога заявил, что старую расу можно сломать, но не согнуть, и пронзил Ренстона его собственным мечом.
— Сломать, но не согнуть, — медленно повторил Саймон.
— Древняя раса в родстве с эсткарпцами, — добавил молодой человек. — Эти дьяволы из Горма не могут справиться с нею так же легко, как с другими.
— Но почему Ивьян так обрушился на них? — спросил полушепотом кто-то. — Они нам не мешали. А те, кто подружился с ними, говорят, что они добрые, несмотря на их древние знания и странные обычаи. Неужели Ивьян действует по приказу? И кто отдал этот приказ и зачем? Может ли быть так, мои братья по несчастью, что присутствие древней расы среди нас мешало проникновению Горма, ставило преграду на пути зла?
Умно и близко к собственным мыслям Саймона. Трегарт продолжал бы свои расспросы, если бы сквозь стоны и нечленораздельные жалобы тех, кто все еще не пришел в себя, не услышал шипение, странно знакомое. Душная атмосфера скрывала новую опасность, а когда Саймон ее обнаружил, было уже слишком поздно: в помещение подали какой-то газ.
Люди давились и кашляли, пытались вдохнуть поглубже и затихали. Только одна мысль держалась в голове Саймона: враг не пошел бы на все эти сложности, если бы хотел только убить их. Поэтому Саймон один среди всех не сопротивлялся газу, он медленно вдыхал, вспоминая кресло дантиста в своем мире.
…бормотание… бормотание… бормотание… Слова, которые не были словами, только путаницей звуков… Они произносились высоким голосом и содержали в себе непреодолимый приказ. Саймон не шевелился. Возвращалось сознание окружающего, но врожденный инстинкт самосохранения удерживал его в неподвижности.
…бормотание… бормотание… бормотание… Боль в голове стала тупой. Саймон был уверен, что он больше не на корабле; то, на чем он лежит, не дрожит, не движется. Он раздет, а в помещении холодно.
Тот, что говорил, уже отошел; бормотание осталось без ответа. Но Саймон продолжал лежать неподвижно.
Он дважды досчитал до ста, не услышав за это время ни звука. Потом приоткрыл глаза и тут же закрыл их от яркого света. Мало-помалу поле его зрения, хотя и ограниченное, прояснялось. То, что он увидел, было так же непонятно, как и первый взгляд на странный корабль.
Он был мало знаком с лабораториями, но, несомненно, ряды пробирок, бутылочек и мензурок на полках прямо перед ним можно было встретить только в лаборатории.
Один ли он? И с какой целью его принесли сюда? Дюйм за дюймом Саймон изучал то, что мог рассмотреть. Он явно лежал не на уровне пола. Поверхность под ним была твердой — он на столе?