Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XIII вв. Том 2

'°;' Bru

подать только как поденщики» 100. Недавнее исследование показывает их, сверх того, в ролях заемщиков и ссужающих деньги, мелких ростовщиков, старательных животноводов.

ДЛИТЕЛЬНАЯ ВРЕМЕННАЯ ПРОТЯЖЕННОСТЬ НЕ ИСКЛЮЧАЕТ ИЗМЕНЕНИЯ

Эти примеры сами по себе показывают, в чем не прав Горький. Существовала тысяча способов быть крестьянином, тысяча способов быть бедняком. Люсьен Февр, размышляя о различиях между провинциями, имел обыкновение говорить, что «Франция может быть названа разнообразием». Но и мир тоже называется разнообразием: существовали почва, климат, существовали культуры, существовал «дрейф» истории, старинные варианты выбора. Существовали также статус собственности и статус личности. Крестьяне могли быть рабами, крепостными, свободными держателями, испольщиками, арендаторами; они могли зависеть от церкви, от короля, от знатных сеньеров, дворян второго или третьего ранга, от крупных арендаторов. И всякий раз их личный статус оказывался разным.

Никто не оспаривает это разнообразие в пространстве. Но внутри каждой данной системы историки крестьянской жизни проявляют ныне тенденцию представлять себе ситуации, неподвижные во времени, без конца повторяющие самих себя. Для Элио Конти, великолепного историка тосканской деревни, последняя может быть понята и объяснена лишь путем непрерывных наблюдений на протяжении тысячелетия 101. В отношении деревень, лежащих вокруг Парижа, один историк утверждает, будто «деревенские структуры почти не претерпели изменений со времен Филиппа Красивого до XVIII в.» Преемственность главенствует над всем. Уже давно Вернер Зомбарт говорил, что европейское земледелие не изменилось с эпохи Карла Великого до Наполеона; это, несомненно, был способ подшутить над иными историками его времени. Сегодня такой иронический выпад никого бы более не шокировал. Отто Бруннер, историк австрийского сельского общества, пошел гораздо дальше. «Крестьянство,— не моргнув глазом заявляет он,— со времен своего складывания в неолите и вплоть до XIX в. образовывало фундамент структуры европейского общества, и на протяжении тысячелетий его сущность едва ли затрагивалась переменами в структуре политических форм верхних слоев [общества]» 103.

И все же не будем с закрытыми глазами верить в полную неподвижность истории крестьянства. Да, внешний облик какой-нибудь деревни не изменился со времен Людовика XIV до наших дней. Да, престарелые кузены одной женщины-историка, изучавшей Форез, «еще и [сегодня] совершенно похожи на столь близкие [им] тени завещателей XIV в.» 104. И скот этих самых деревень, по-видимому, «не счишком отличался в 1914 г. от того, каким он был в 1340 г.» 105. Идентичны поля, дома, животные, люди, разговоры, пословицы... Да, но сколько вещей, сколько реальностей непрестанно менялось! В Мичдорфе, кро-

==249

"'6 Juillard E. Problèmes alsaciens vus par un géographe. 1968, p. 110.

107 Ibid., p. 112.

Бланка Кастильская (1188—1252)— королева Франции, мать Людовика IX Святого, правительница королевства во время малолетства Людовика и во время его пребывания в крестовом походе.— Прим. перев.

* Шеваж — подушная подать, взимавшаяся с сервов как символ их крепостного состояния. Формарьяж — налог, выплачивавшийся сервом сеньеру за разрешение вступить в брак с вассалом другого сеньера. Право «мертвой руки»— полное или частичное наследование сеньером имущества крестьянинавассала после смерти последнего.— Прим. перев.

108 Fourquin G. Op. cit., p. 160 sq.

""' Galasso G. Op. cit., p. 76—77.

1111 Ibid., p. 76.

'" Grüll G. Op. cit., S. 30—31.

112 Engel E., Zientaria B.

Feudalstruktur, Lehnbürgertum und

Fernhandel im

spätmittelalterlichen

Brandenburg. 1967, S. 336—338.

"3 Bloch M. Mélanges

historiques. P., 1963, II, p. 689.

шечной деревеньке северного Эльзаса, около 1760—1770 гг. полба, древний злак, уступила место пшенице 106. Разве это мелочь, не заслуживающая внимания? В этой же самой деревушке в период между 1705 и 1816 гг. (несомненно, около 1765 г.) осуществился переход от трехполья к двухлетнему севообороту 107 — мелочь ли это? Вы скажете, это мелкие изменения, но есть и громадные. Любая длительная временная протяженность когда-нибудь ломается — никогда единым махом и никогда вся целиком, но появляются разрывы. Во времена Бланки Кастильской и Людовика Святого * решающим обстоятельством было то, что крестьянский мир вокруг Парижа, состоявший из сервов (определяемых по трем отличительным повинностям: шеважу, формарьяжу и праву «мертвой руки» **), но также и из людей свободных, отвоевал у сеньеров свою свободу, что умножилось число случаев освобождения сервов, манумиссий, ибо свободный человек, живя вперемежку с сервами, всегда рисковал, что однажды его спутают с ними. Решающим было также и то, что крестьяне сплоченно (и экономика тому благоприятствовала) выкупали за деньги свои повинности в Орли, Сюси-ан-Бри, Буасси и в других местах, и этому движению суждено было широко распространиться 108. Решающим было и то, что крестьянская личная свобода как эпидемия распространялась по определенной части Европы, захватывая преимущественно активные зоны, но затрагивая по соседству и менее привилегированные области. Так, коснулась она королевства Неаполитанского и даже Калабрии, которая, уж несомненно, не была передовой зоной; но последних беглых крестьян граф Синополи требовал возвратить ему в 1432 г., и безуспешно 109. Крепостная зависимость крестьян, прикрепление к земле исчезли. И старинные слова: приписанные, вилланы, чиншевики (adscripti, villani, censiles, redditici)— выходят из калабрийского лексикона: теперь речь идет только о вассалах (vassalli) 110. Важно было и то, что освобожденный крестьянин в Верхней Австрии мог в знак своего освобождения надевать красную шапку "1. Важно еще и то, что триаж (triage), т.е. раздел общинных имуществ между крестьянами и сеньерами, во Франции в XVIII в. в общем не имел успеха, тогда как этот же процесс в Англии привел к огораживаниям (enclosures). И наоборот, важно, что вторичное закрепощение в XVI в. в Польше вернуло под гнет крестьянина, уже имевшего опыт прямых рыночных отношений с городом или даже с иноземными купцами "2. Все это было решающим: один-единственный такой поворот глубоко изменял положение тысяч людей.

В данном случае Марк Блок был прав в споре с Фердинандом Лотом, рассматривавшим французское крестьянство как «настолько сцементированную систему, что в ней не было трещин, это было невозможно» 113. Однако трещины были, были износ, разрывы, повороты вспять. Так же как в отношениях сеньеров с крестьянами, эти разрывы возникали из сосуществования городов с деревнями — того сосуществования, которое, автоматически развивая рыночную экономику, расшатывало равновесие деревни.

К оглавлению

==250

"4 Heers J. Le Clan familial au Moyen Age. P., 1974. 115 Chomel V. Communautés rurales et casanae lombardes en Dauphiné (1346). Contribution au problème de