Страница 197 из 218
Во всяком случае, с тех пор, как начался подъем национализма, когда усилилась защита всей протяженности границ таможенными пошлинами, при случае «свирепыми» 284, с тех пор, как стала ощущаться какая-то форма национального эгоизма, меркантилизм смог претендовать на свою роль. Кастилия запрещала экспорт своих пшеницы и скота в 1307, 1312, 1351, 1371, 1377, 1390 гг. Точно так же Франция при Филиппе Красивом блокировала экспорт зерна в 1305 и 1307 гг. 285 Больше того, в XIII в. существовал арагонский Навигационный акт, предшественник английского *, в Англии с 1355 г. был запрещен ввоз иностранного железа ; с 1390 г. Статут об использовании (Statute of Employment) отказал иностранцам в праве вывозить золото или серебро, они должны были обращать свои прибыли в английские товары 287. А если внимательно присмотреться к торговой истории итальянских городов, то, вне всякого сомнения, там обнаружится куча аналогичных мер. Следовательно, ничего нового не было в великих решениях классического меркантилизма: английском Навигационном акте (1б·51 г.), сборах, которыми Кольбер обложил тоннаж иностранных кораблей (1664 и 1667 гг.), или в «Заявлении о продукте» (Produktplakat), которое в 1724 г. утвердило права шведского национального флага , исключив из торговли голландские суда, до этого момента доставлявшие в Швецию атлантическую соль. Количество ввозимой соли уменьшилось, она выросла в цене, но удар, нанесенный конкуренту, способствовал развитию шведского флота, который вскоре можно было увидеть на всех морях мира. Так что верно, что меркантилизм в конечном счете был только политикой «каждого за себя». Монтень и Вольтер оба говорили об этом; первый, не особенно над этим задумываясь, говоря в общем: «Выгода одного может быть лишь ущербом для другого». Второй же прямо утверждал: «Ясно, что какая-то одна страна не может выиграть без того, чтобы какая-то другая не потеряла» (1764 г.).
Итак, по мнению меркантилистских государств, наилучшим способом остаться в выигрыше было привлечь к себе максимально возможную долю мирового запаса драгоценных металлов и воспрепятствовать ее оттоку из королевства. Эта аксиома, что богатство государства состоит в накоплении драгоценных металлов, определяла целую политику, влекшую за собой многообразные экономические последствия и противоречия. Сохранять для себя свое сырье, обрабатывать его, вывозить произведенные товары, ограничивать с помощью протекционистских тарифов импорт из-за границы — эта политика, которая представляется нам политикой роста путем индустриализации, в действительности была движима совсем иными мотивациями. Уже указ Генриха IV, изданный до 1603 г., рекомендовал развитие мануфак-
==552
m Isambert. Recueil général des ancie
2)0 Klima A., Macurek J. La Question de la transition du féodalisme au capitalisme en Europe centrale (XVIe—XV IIe siècles).— Congrès international des sciences historiques. Stockholm, 1960, IV, p. 88.
2!" A. N., G 7, 1687. 292 Sombart W. Op. cit., I, S. 366. 2113 Cardinal de Richelieu. Testament politique. Éd. de 1947, p. 428. ш A. N., A. E., B1, 754, Лондон, 1 июля 1669г.
295 Cole Ch. W. Colbert and a century of French mercantilism. 1939, I, p. 337. 296 Simancas. Consultas y juntas de hacienda, leg. 391, f0 542.
тур, «ибо сие есть единственное средство вовсе не вывозить за пределы королевства золото и серебро для обогащения соседей наших» 289. Ф. С. Маливский, адвокат Брненского округа, в 1663 г. направил императору Леопольду I объемистый доклад, в котором указывал, что «Габсбургская монархия ежегодно выплачивала загранице миллионы за иноземные товары, кои было бы возможно производить внутри страны» 290. Ле Поттье де ла Этруа проблема представлялась в сентябре 1704 г. предельно простой: если превышение баланса выражается в прибытии товаров, «сии товары могут послужить лишь для роскоши и чувственности [жителей], но никоим образом не к обогащению королевства, ибо в конечном счете товары уничтожаются употреблением. Напротив, ежели обмен проделывается в деньгах, кои от употребления не уничтожаются, деньги останутся в королевстве и, каждодневно все более и более возрастая в количестве, должны сделать государство богатым и могущественным» 291. Идя ему вослед, Вернер Зомбарт утверждал, что «со времен крестовых походов и вплоть до Французской революции» существовала тесная зависимость между государством и серебряными рудниками или золотыми копями: «иными словами, сколько было серебра (а позднее — золота), столь велика была и мощь государства» ("so viel Silber (später Gold), so viel Staat") 29-!
И значит, государства были одержимы идеей: не растрачивать свою монету. Золото и серебро — это «тираны», говаривал Ришелье 293. В письме от 1 июля 1669 г.294 Кольбер, двоюродный брат великого Кольбера, бывший интендант Эльзаса, посол Людовика XIV в Лондоне, комментирует решение английского правительства, запретившее Ирландии экспорт ее быков. Оно лишало Францию и ее флот дешевого снабжения солониной в бочках. Что делать? Ввозить швейцарских или немецких быков, «что, как я действительно видел, практиковали [мясники], когда я находился в Эльзасе»? Может быть. Но «лучше покупать говядину весьма дорого у подданных короля, будь то для кораблей или для частных нужд, нежели получить ее за меньшую цену от иностранцев. Деньги, кои расходуются первым способом, остаются в королевстве и служат тому, чтобы дать возможность бедным подданным Его Величества выплачивать свои повинности, так что они возвращаются в сундуки короля, тогда как во втором случае они уходят из королевства». Совершенно очевидно, то были избитые истины, точно так же, как и речи другого, настоящего, Кольбера, считавшего, что «все... согласны, признавая, что величие и могущество государства измеряются единственно количеством денег, коим оно обладает» 295. Пятьюдесятью годами раньше, 4 августа 1616 г., дон Эрнандо де Каррильо напоминал Филиппу III, что «все поддерживается только силою денег... и сила Вашего Величества заключается главным образом в деньгах; в тот день, когда их не окажется, война будет проиграна» 296. Эти слова, несомненно, были само собой разумеющимися в устах председателя кастильского Совета финансов. Но мы вновь и вновь встречаем равнозначные им утверждения, выходившие из-под пера современников Ришелье или Мазарини. Канцлер Сегье писал 26 октября 1644 г. рекетмейстеру Бальтазару, которого он отправил с миссией в Монпелье: «Вы знае-
Всепоглощающее государство
==553
Жан-Батист Кольбер. Портрет работы К. Лефевра. Версальский музей, собрание Виолле.
==554
Люблинская А. Д.
Внутренняя политика
французского
абсолютизма, 1633—
1649. M., 1966. T. II, с. 88.
298 Kellenbenz H.
Op. cit., S. 65; это
мнение принадлежит
Ван Диллену.
289 A. d.S. Napoli, Affan Esten, 801.
Гаага, 2 сентября и
15 ноября 1768 г.
300 Pinto I., de. Op.
cit., p. 247.
w' Ibid., p. 242.
те, милостивый государь, что когда войну ведут так, как то делается теперь, то для победы важны даже последнее зерно пшеницы, последнее экю и последний человек»297. Определенно, война, все более дорогостоящая, играла роль в развитии меркантилизма. С прогрессом артиллерии, арсеналов, военных флотов, постоянных армий, фортификационного искусства расходы современных государств стремительно возрастали. Война — это означало деньги и еще раз деньги. И деньги, накопление драгоценного металла становились навязчивой идеей, главным доводом мудрых сентенций и суждений.