Страница 150 из 218
В самом деле, во времена биметаллизма, или скорее триметаллизма, существовала не одна монета, но несколько. И они были враждебны друг другу, противостоя как богатство и нужда. Экономист и историк Якоб Ван Клаверен 150 не прав, полагая, что деньги — это просто деньги, какова бы ни была форма, в которой они предстают: золото, белый металл, медь или даже бумага. Как [неправ] и физиократ Мерсье де ла Ривьер, который писал в «Энциклопедии»: «Деньги суть разновидность реки, по коей перевозят вовлеченные в торговлю вещи». Нет, [это не так], либо тогда уж давайте поставим слово «река» во множественном числе.
Золото и серебро сталкивались. Курсовое соотношение между двумя металлами без конца вызывало оживленное движение из одной страны в другую, от одной экономики к другой. 30 октября в 1785 г. французское правительственное решение 15' повысило соотношение золото — серебро с 1 к 14,5 до 1 к 15,3; сделано это было, чтобы приостановить бегство золота за пределы королевства. Я говорил уже, что в Венеции, как и на Сицилии, в XVI в. и позже завышенная цена золота делала из него ни более ни менее как плохую монету, которая изгоняла хорошую в соответствии с псевдозаконом Грешэма. Хорошей монетой было в данном случае серебро, белый металл, необходимый в то время для ле-
==424
152
Malestroit. Mémoires sur le faict des mo
153 Spooner P. С. L'Economie mondiale et les frappes monétaires en France, 1493—16SO. 1956, p. 128 sq. 154 См.: Cipolla C. M. Studi dl storia della moneta: i movimenti dei cambi in Italia dal sec. XIII al XV. 1948, и рецензию Р. Роувера (Roover R., de) в: "A
вантинской торговли. В Турции заметили эту аномалию, и в 1603г. в Венецию прибыло большое количество цехинов, золотых монет, которые выгодно обменивались, принимая во внимание курс здешнего рынка. На Западе вся история монеты в средневековье находилась под знаком двойной игры золота и серебра, с перебоями, переворотами, неожиданностями, которые еще будет знать, но в меньшей степени, [и] новое время.
Использовать эту игру к своей выгоде, выбирать металл в зависимости от предстоящей операции, от того, платишь ты или получаешь, было дано не всем, а лишь привилегированным, через руки которых проходили значительные количества монет или кредитных средств. Сьер де Малетруа мог без риска ошибиться написать в 1567 г.: монета — это «интрига, понимаемая лишь немногими людьми» 152. И естественно, те, кто в них понимал, извлекали из этого выгоду. Так, к середине XVI в. произошло подлинное перераспределение состояний, когда золото восстановило — и надолго — свое первенство в отношении серебра вследствие непрерывных поставок американского белого металла. До того времени белый металл был ценностью (относительно) редкой, следовательно, надежной, «монетой, ориентированной на тезаврацию, при золоте, сохранявшем роль монеты для важных сделок». Между 1550 и 1560 гг. ситуация сделалась противоположной 153, и генуэзские купцы будут первыми, кто станет на антверпенском рынке ставить на золото против белого металла и извлекать прибыль из надлежащего суждения, опередившего суждение прочих.
Более всеобщей и более заметной, в некотором роде вошедшей в повседневные нравы, была игра высокой монеты, золота и серебра, против монеты слабой — биллона (медь с небольшим количеством серебра) или чистой меди. Для этих-то отношений Карло М. Чиполла очень рано употребил слова «денежный курс» (change), вызвав этим гнев Раймонда де Роувера из-за очевидной путаницы, которую эти слова в себе заключали 154. Но говорить, как это предлагает последний, о «внутреннем курсе», или же, как рекомендует Ж. Жентил да Силва, о «вертикальном курсе» — тогда как «настоящий» курс, курс монеты и векселей от одного рынка к другому, именуется «горизонтальным»,— все это не очень-то нас продвигает вперед. Слово «курс» продолжает существовать, и это разумно, коль скоро речь идет о покупательной способности золотых или серебряных монет в монете низкопробной; о навязанном (но не соблюдаемом и, значит, изменяющемся) соотношении между монетами, чья реальная стоимость не соответствует их официальной котировке. Разве в послевоенной Европе [американский] доллар не пользовался автоматическим первенством по отношению к местным валютам? Он либо продавался выше официального курса на черном рынке, либо же покупка на доллары вполне легально сопровождалась 10— 20-процентной скидкой с цены. Именно этот образ лучше всего помогает понять автоматическую пункцию, которую производили всей экономике обладатели золотой и серебряной монеты.
В самом деле, с одной стороны, как раз низкой монетой оплачивали все мелкие сделки в розничной торговле, крестьян-
==425
«Девушка, взвешивающая золото».
Картина Яна Госсарта Мабюсе, начало XVI в.
Собрание Виолле.
==426
155
Montanari G. Trattato del valore délie monete, ch. III, p. 7. Цит. в кн.: Gentil da Silva J. p. cit., p. 400. 166 Cipolla С. M. Mouvements monétaires de l'Etat de Milan (1580—1700). 1952, p. 13—18.
167 Marquis d'Argenson. Mémoires et Journal inédit. Éd. 1857—1858, II, p. 56. Если читатель проделает расчет сам, пусть он помнит, что одно су (sol) состояло из 12 денье, а лиар — из 3 денье. Значит, монета в 24 денье была девальвирована на б денье, т. е. на 25% стоимости.
158 Gentil da Silva J. Banque et crédit en Italie au XVH" siècle, I, p. 711—716. ">9 Peri Cio. D. /; Negotiante. Éd. 1666, p. 32.
ские продовольственные товары на рынке, заработную плату поденщиков или ремесленников. Как писал в 1680 г. Монтанари 155, мелкая монета существует «для простого народа, каковой тратит по мелочам и живет поденным трудом» ("per us délia plèbe ehe spende a minuto е vive a lavoro giornaliere").
С другой стороны, низкая монета непрестанно обесценивалась относительно монеты высокой. Каково бы ни было положение с деньгами в национальном масштабе, мелкий люд, таким образом, неизменно страдал от непрерывной девальвации. Так, в Милане в начале XVII в. мелкие деньги состояли из терлин (ter line) и сезин (sesine) — монеток, которые некогда чеканились из биллона, [но] сделались затем простыми кусочками меди. Парпальоле (parpagliole), содержавшие немного серебра, имели более высокую стоимость. В общем терлины и сезины служили (чему способствовала небрежность государства) [как бы] бумажными деньгами, курс которых все время снижался 156. Точно так же во Франции д'Аржансон в августе 1738 г. записывает в своем «Дневнике»: «Нынешним утром обнаружилось снижение стоимости монет в два су, каковое составило два лиара; это четверть общей стоимости, что весьма много» 157.
Все это влекло за собой определенные последствия. В промышленных городах с пролетариатом и предпролетариатом заработная плата в монете тем самым начинала понижаться относительно цен, которые повышались легче, нежели заработная плата. То была одна из причин, по которым лионские ремесленники восставали в 1516 и 1529 гг. В XVII в. такие внутренние девальвации, которые до того обрушивались главным образом на большие города, как чума распространяются на малые города и на местечки, где искали прибежища промышленность и масса ремесленников. Ж. Жентил да Силва, у которого я заимствовал эту важную подробность, полагает, что в XVII в. Лион накинул сеть денежной эксплуатации на окружавшие его деревни . Конечно, следовало бы доказать реальность этого возможного завоевания. Во всяком случае, было продемонстрировано, что монета не была тем нейтральным флюидом, о котором еще толкуют экономисты. Да, монета — это чудо обмена, но она же и надувательство на службе привилегий.