Страница 113 из 218
В июне 1775 г. наблюдательный путешественник проехал в Рудных горах между Фрейбергом и Аугустусбургом по бесконечной веренице деревень, где пряли хлопок и изготовляли кружева, черные и белые, или «блонды», в которых переплетались льняные, золотые и шелковые нити. Было лето, все женщины вышли из домов и сидели на пороге своих жилищ, а в тени тополя около старого гренадера собрался кружок девушек. И каждый, включая и старого солдата, усердно занимался работой. Нужно было жить: кружевница прерывала движение своих пальцев лишь для того, чтобы съесть кусок хлеба или вареную картофелину, сдобренную щепоткой соли. В конце недели она отнесет плоды своего труда либо на соседний рынок (но это было исключением), либо же чаще всего к Spitzenherr (переведем это как «господин кружев»), который ее авансировал сырьем, предоставил рисунки, пришедшие из Голландии или Франции, и который заранее оставил за собой ее продукцию. Тогда она купит растительного масла, немного мяса, риса для воскресного пиршества 322.
Надомный труд приводил, таким образом, к целой сети цеховых или семейных мастерских, связанных между собой торговой организацией, которая их вдохновляла и над ними господствовала. Один историк справедливо писал: «В сущности, раздробленность была только внешней; все происходило так, словно ремесла на дому были включены в некую невидимую финансовую паутину, нити которой держали в руках несколько крупных негоциантов» 323.
Тем не менее упомянутая выше паутина обволакивала далеко не все. Существовали обширные районы, где производство
==313
* Эско — разновидность грубой плотной шерстяной ткани для монашеских ряс и траурных платьев,— Прим. перев. 324 Москва, Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина, Fr 374, л. 160.
326 London. Victoria Albert Museum, 86—HH, Box l (без даты).
оставалось вне прямой власти купца. Так, несомненно, было с переработкой шерсти во многих районах Англии. Возможно, так обстояло дело в Лангедоке вокруг Бедарьё с деятельным • народцем гвоздарей. Наверняка было так и в Труа, где обработка льна еще в XVIII в. ускользала из рук работодателя. И во многих других регионах даже в XIX в. Такое свободное производство возможно было лишь на основе сырья, которое легко было получить на ближнем рынке, где обычно должен был сбываться и законченный продукт. Так, в XVI в. на исходе зимы на испанских ярмарках можно было увидеть, как переработчики шерсти сами приносили свои ткани, так же как делали это еще в XVIII в. столько деревенских жителей на английских рынках.
Около 1740 г. не было купца-работодателя и в Жеводане, особенно бедном районе Центрального массива. В этом суровом крае примерно 5 тыс. крестьян ежегодно усаживались за свои станки в пору, когда их «загоняли в дома морозы и снега, кои более полугода покрывают поля и деревеньки». Когда они кончали ткать штуку, «они ее несли на ближайший рынок... так что там] бывало столько же продавцов, сколько имелось штук ткани; цену всегда выплачивали наличными», и, вне сомнения, именно последнее привлекало этих нищих крестьян. Их сукна, хоть и изготовленные из довольно хорошей местной шерсти, были «невысокого качества, ибо продаются они по цене всего лишь от 10—11 до 20 су, ежели исключить саржи, именуемые эско *... Самые обычные покупатели суть купцы провинции Жеводан, рассеянные по семи или восьми небольшим городам, где находятся сукновальни, как-то Марвежоль, Лангонь, Ла-Канург, Сен-Шели, Сог и [особенно] Манд». Продажи производились на ярмарках и рынках. «За два или три часа все бывает распродано, покупатель определяет свой выбор и свою цену. перед лавкою, где ему показывают штуки», и там же, в лавке, по завершении сделки он велит проверить длину [мерной] тростью. Эти продажи заносились в реестр с указанием имени работника и уплаченной цены 324.
Вне сомнения, как раз в это же время некий предприниматель по имени Кольсон попробовал привить в первобытном Жеводане систему надомничества одновременно с изготовлением сукон, именовавшихся в Англии «королевскими», а во Франции «Мальборо». В мемуаре, направленном провинциальным штатам Лангедока, он рассказал о своих шагах, о своих успехах и о необходимости помощи, если желают, чтобы он продолжал упорствовать в своих усилиях 325. Кольсон был работодателем (Verleger), а одновременно и предпринимателем, старавшимся навязать свои станки, свои чаны, свои [технологические] процессы (в частности, изобретенную им машину «для обжигания ворса» на ткани «или пуха посредством спиртового пламени»). Но главное в предприятии было создать эффективную сеть надомного труда, в особенности научить прядильщиц «мало-помалу скручивать чистую, тонкую и ровную нить». Все это стоило дорого, тем более что «в Жеводане все оплачивается наличными, прядение же, равно как и ткачество, наполовину оплачивается вперед; нищета же жителей сего края долго не
==314
«Отдых ткача». Картина А. ван Остаде (161 ΟΙ 688). Типичный пример надомной работы. Ткацкий стан занимает свое место в общей комнате. Брюссель. Королевские музеи изящных искусств.
заставит их отказаться от такового обыкновения». Ни единого слова о размерах вознаграждения, но и не зная их, можно поклясться, что было оно невысоким. А иначе чего ради такие усилия в отсталой области!
СИСТЕМА НАДОМНИЧЕСТВА В ГЕРМАНИИ
Хотя система надомного труда была открыта, «окрещена», описана и объяснена в первую очередь немецкими историками на материале собственной страны, она не здесь зародилась, чтобы затем распространиться за ее пределы. Если бы потребовалось найти ее родину, то колебания возможны были бы только
==315
между Нидерландами (Гент, Ипр) и промышленной Италией (Флоренция, Милан). Но система эта, очень быстро ставшая в Западной Европе вездесущей, широко распространилась по немецким землям, которые, принимая во внимание состояние исторических исследований, служат излюбленным объектом наблюдения. Еще не опубликованная статья Германа Келленбенца, которую я здесь кратко излагаю, дает детальную, многообразную и убедительную ее картину. Сети системы были первыми бесспорными чертами торгового капитализма, стремившегося к господству над ремесленным производством, а не к его преобразованию. В самом деле, что его интересовало в первую голову, так это продажа. Задуманная таким образом система надомничества (Verlagssystem) могла затронуть любой вид производственной деятельности с того момента, как купцу становилось выгодно подчинить его себе. Все благоприятствовало такому разрастанию: общий подъем техники, ускорение перевозок, рост накопленного капитала, которым управляли опытные руки, и наконец, быстрое развитие германских рудников начиная с 70-х годов XV в.
Оживленный характер германской экономики был отмечен множеством признаков, будь то хотя бы раннее начало роста цен или же та форма, в какой центр тяжести этой экономики перемещался из одного города в другой: в начале XV в. все вращалось еще вокруг Регенсбурга, на Дунае; затем утвердил себя Нюрнберг; время Аугсбурга и его купцов-финансистов наступит позднее, в XVI в. Все происходило так, словно Германия увлекала за собой окружающую ее Европу и приспосабливалась к ней, а заодно приспосабливалась и к собственной участи. Система надомничества (Verlagssystem) извлекала пользу из этих благоприятных условий в Германии. Если наложить на карту все связи, какие она создавала, то все пространство германских земель было бы пронизано этими тонкими и многочисленными нитями. Один за другим разные виды производственной деятельности охватывались этой сетью. В Любеке это случилось довольно рано (в XIV в.) с мастерскими суконщиков; в Висмаре так произошло в пивоварении, которое объединяло «работников пивовара» (Bräuknechte) и «работниц пивовара» (Bräumägde), бывших уже наемными рабочими. В Ростоке это произошло в мельничном деле и в производстве солода. Но в XV в. именно обширный сектор текстильного производства стал оперативным простором для этой системы — от Нидерландов, где концентрация производств была намного большей, чем в Германии, до швейцарских кантонов (базельские и санкт-галленские холсты). Изготовление бумазеи — из смеси льна и хлопка,— которое предполагало ввоз сирийского хлопка через Венецию, было по природе своей такой отраслью, где купец, который держал в руках привозимое издалека сырье, неизбежно играл свою роль, будь то в Ульме, либо в Аугсбурге, где надомничество будет способствовать быстрому подъему производства Barchent — бумазеи. В других местах система затронула бочарное производство, изготовление бумаги (первая бумажная мельница в Нюрнберге в 1304 г.), набойку тканей и даже изготовление четок.