Кто мы?

В-четвертых, выборы засвидетельствовали совершенно новый уровень накала религиозных страстей в предвыборных дебатах кандидатов в президенты. Подобно остальным тенденциям, этот тренд сформировался в предыдущие десятилетия. Джон Ф. Кеннеди стремился разграничить вероисповедание и политику, заявляя, что верит в президента, «чье отношение к религии остается его личным делом». Джимми Картер предпочел иную тактику и при любом удобном случае подробно рассказывал о своих религиозных убеждениях; его примеру следовали другие президенты, исключая Джорджа Буша-старшего. «С избрания Джимми Картера президентом в 1976 году, — писал в 2000 году Уилл Мак-клей, — табу на выражение религиозных пристрас-

552

тий становилось для американских политических лидеров все менее суровым и обременительным; в итоге в ходе текущей предвыборной кампании кандидаты на президентский пост обращались в своих выступлениях к Богу и Иисусу Христу едва ли не чаще, чем в дни Уильяма Дженнингса Брайана». Если не считать Билла Брэдли, все кандидаты-2000 старались потворствовать изменившемуся отношению общества к религии и религиозности и упоминали о собственной вере, едва момент казался им подходящим. Особенно отличился, пожалуй, Джозеф Либерман, который повсюду рассказывал о своей приверженности религии, цитировал Ветхий Завет и утверждал, что «в американской действительности должно найтись место для веры. Как нация, мы должны возродить нашу веру и подтвердить союз с Господом»587.

Высказывания других кандидатов сводились к тому, что все эти люди, в отличие от прежних национальных лидеров, стремились подчеркнуть свое христианское вероисповедание. Они не просто демонстрировали приверженность абстрактному богу американской гражданской религии и американской валюты — нет, они изъяснялись в любви Иисусу Христу и Богу Отцу. Чем большие обороты набирала президентская гонка, тем активнее становились изъявления. Республиканцы воспользовались теледебатами, чтобы объявить о любви к Христу на всю страну. Отвечая на вопрос, кто является для него образцом политического философа, Джордж У. Буш ответил: «Христос. Он заставил меня взглянуть на мир иначе... Когда обратишься к Христу сердцем, когда примешь Христа-Спасителя, жизнь становится иной. И не только жизнь, а весь мир вокруг. Именно так и произошло со мной». Стив Форбс сказал: «Я верю, что Иисус Христос — Господь

553

и Спаситель. И я верю в то, что Господь сотворил этот мир». Оррин Хэтч и Гэри Бауэр, подобно Бушу, признали Христа крупнейшей исторической фигурой. Алан Киз пошел еще дальше: «Я не восхищаюсь Христом. Я перед ним преклоняюсь. Он — живой Сын живого Бога». Что касается демократов, Эл Гор на встрече с избирателями рассказывал, что провел год в церковной школе, где «постигал глобальные вопросы мироздания — о предназначении человека, о связи человека с Господом, о духовных обязательствах людей друг перед другом». Свой рассказ он закончил так: «Предназначение человека — восхвалять Господа. Моя вера служит мне опорой в жизни». Когда ему предстоит принять нелегкое решение, он, по его словам, спрашивает себя: «Как бы поступил на моем месте Христос?»588

На выборах 2000 года, в которых принимал участие кандидат-иудей, остальные кандидаты отказались от «разговоров о Боге» в пользу «разговоров о Христе» и заменили рассуждения о религиозном благочестии выступлениями, подтверждающими их христианскую идентичность. Тем самым они имплицитно соглашались с большинством американцев в том, что Соединенные Штаты Америки — христианское государство. Эти высказывания ознаменовали собой кульминацию процесса религиозного возрождения в Америке и окончательное возвращение религии в общество. Сохранит ли религия отвоеванные позиции, сказать сложно. На выборах, в ходе которых электорат будет более интересоваться экономикой, ежели моралью, кандидаты с большей вероятностью станут рассуждать об экономических реалиях, а не о приверженности «слову Христову». Впрочем, учитывая укрепление религиозности американцев, ни один кандидат не рискнет произвести на избирателей впечатление че-

554

ловека, равнодушного к религии. Вдобавок за пределами страны значимость религии также неуклонно повышается, а это восстанавливает веру в качестве ключевого элемента американской национальной идентичности и позволяет надеяться, что американцы и впредь будут считать себя религиозной и христианской нацией.

ГЛОБАЛЬНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ РЕЛИГИИ*

На протяжении почти трех столетий вера в мировой политической системе находилась в положении изгоя. В XVII столетии, после более чем ста лет кровавых религиозных войн, европейские государства заключили Вестфальский мирный договор, который предусматривал уменьшение влияния религии на международную политику. В следующем столетии философы Просвещения возвысили разум над верой как источник человеческого отношения к миру. Девятнадцатое столетие принесло с собой убежденность в том, что наука постепенно развенчает религию. Человечество, как утверждалось, вступает в новую фазу рационализма, прагматизма и секуляризма. Религиозные убеждения, писал Фрейд в работе «Будущее одной иллюзии», «не подлежат доказательству... и несовместимы со всем, что мы узнали о физической природе мира»589. Иначе говоря, эти убеждения суть «заблуждения».

Модернизация, казалось, подрывала основы религии, которая трактовалась как тяжкое наследие неве-

* Частично материал этого раздела взят из моей статьи «Религиозный фактор в мировой политике» (Swiss Institute of International Studies, University of Zurich, 24 January 2001). — Примеч. автора.

555

558

становится практически неуправляемым, и найти компромиссное решение крайне затруднительно: в самом деле, храм или мечеть следует возвести в Айодхье и кому, евреям или мусульманам, должна принадлежать Голгофа? «Религия очень часто лежит в основании конфликта, — пишет Джонатан Сакс, главный раввин Объединенной иудейской конгрегации стран Британского Содружества. — Религиозный фактор в полной мере проявился в таких зонах конфликтов, как Босния, Косово, Чечня, Кашмир и остальная территория Индии и Пакистана, Северная Ирландия, Ближний Восток, Африка ниже Сахары и во многих странах Азии»593.

ВОИНСТВУЮЩИЙ ИСЛАМ ПРОТИВ АМЕРИКИ

Когда 11 сентября 2001 года Усама Бен Ладен атаковал Нью-Йорк и Вашингтон и погубил несколько тысяч человек, он, сам того не желая, сделал еще две вещи. Во-первых, он заполнил вакуум, образовавшийся с исчезновением, благодаря Горбачеву, главного врага Америки, а во-вторых, подчеркнул идентичность американцев как христианской нации. Эти атаки были самыми разрушительными из всей серии террористических нападений, организованных, начиная с 1980-х годов, «Аль-Кайедой» и другими радикальными организациями. Бен Ладен в феврале 1998 года объявил «джихад против евреев и крестоносцев», тем самым формально бросив перчатку западному миру, и заявил, что «убивать американцев и их союзников, все равно — военных или гражданских, — святая обязанность каждого мусульманина, который должен истреблять врагов в любой стране мира»594. Америку выбрали в качестве мишени, потому что она сильна, потому

559

что она — христианская страна и потому, что она посылала свои войска на исламские территории и поддерживала коррумпированный саудовский режим, который представляет собой «американского ставленника»595.

Американцы не рассматривают ни ислам в целом, ни людей, его исповедующих, ни исламские территории, ни исламскую цивилизацию в качестве своих врагов. А вот исламские экстремисты, как религиозные, так и светские, считают Америку и цивилизацию, которую она в себе воплощает, врагом ислама; поэтому США должны относиться к этим экстремистам соответственно. Конфликт между Америкой и воинствующим исламом во многом напоминает «холодную войну». Исламская враждебность заставляет американцев идентифицировать себя с религиозной и культурной точек зрения — а «холодная война» определяла идентичность нации с социально-политических позиций. Слова Джорджа Кеннана, произнесенные в 1946 году и относившиеся к советской угрозе, вполне применимы и к нынешним врагам Америки: