Страница 28 из 170
Слишком медленный бой, подумал Ра, ей всё же тяжело, они уже закончили. Ра ждал, когда Лью ответит просьбой прекратить игру - но она начала прекрасную продуманную атаку, заставив Старшего сделать три шага назад. В какой-то момент Старший выглядел нерешительно, даже растерянно. Лью уже победительно улыбнулась, сделав в высшей степени опасный выпад - но Старший выбил меч у неё из руки именно в тот миг, когда казался наиболее уязвимым, почти раскрытым.
Клинок отлетел шага на три и упал со звоном; Лью невольно отследила его падение, а Старший сбил её с ног и приставил клинок ей к горлу.
"Укус Паука", да, подумал Ра. Вот как это выглядит. Подло, в сущности - но эффективно.
- Силы ада, - пробормотала Лью с навернувшимися слезами. - Опять...
- Хороша, хороша, - сказал Старший, улыбаясь. - Невезучая только. И ещё наивная. Молодо-зелено.
- Ну давай, убей же меня! - огрызнулась Лью, но Старший сгреб её в охапку, поднял с земли, прижимая к себе сильно и грубо, и сообщил, усмехнувшись:
- Я передумал.
Потом Старший целовал её, она дралась, перестала драться, обвила руками его шею, плакала, стирала слезы щекой Старшего и спрятала лицо у него на груди. И Ра видел именно то, что нельзя видеть вообще никому - не сумев найти в себе силы вовремя уйти.
Он снова думал о трагической любви. А что ещё ждать от жизни, когда у тебя в родне пара сумасшедших, чья жизнь годится в темы для баллады?
Ра жалел только, что это нельзя рассказать. Его собственные волнения и душевные смуты показались мелкими и далёкими перед теми, кто строил судьбу, выдирая целые страницы из Небесной Книги.
Ра возвращался в свои покои в смятении чувств - и его вернуло на землю внезапное появление на пороге Третьего.
Третий Брат стоял, прижимаясь к дверному косяку. В темноте его лицо показалось Ра белым, как бумага.
- Ты не спишь? - удивился Ра.
- Змеи, - сказал Третий хрипло. - Я хочу остаться с тобой. В маленькой спальне, где я спал - змеи, светящиеся змеи...
Ра передернуло. Он схватил Третьего за руки - и его обдало влажным жаром. Третий вцепился в рукава Ра, пошатнулся и чуть не упал.
- А, проклятие, - прошептал Ра в ужасе. - Слушай, драгоценный, я думал, твоя лихорадка прошла ещё до свадьбы Старшего...
- Да, - Третий кивнул и снова кивнул, блестя глазами; Ра теперь ощущал, как дрожат его пальцы. - Я в порядке. Но всюду эти змеи...
И единственное, что Ра догадался сделать - это усадить Третьего на свою постель, почти силой. А больше ничего сделать было нельзя: зимняя лихорадка - такая простая вещь, потрепав несколько дней, она постепенно проходит сама собой... если не возвращается.
А если возвращается - то, может статься, уходя, заберёт с собой. Об этом Ра слышал много раз, но до сих пор не видел - и даже в страшном сне не мог увидеть, что такое случится с Третьим. А что сделаешь? Горячий отвар чок с акациевым сиропом? Натереть ступни козьей шерстью? Обернуть зеркала красной материей? Зажечь курительные свечи, отгоняющие демонов? Разбудить Мать? Послать пажа в город за врачом с патентом Государя? Поехать самому, немедленно?
Врач приедет к полудню, может быть, застанет Третьего в живых, послушает его дыхание и велит заварить чок с сиропом акации...
- Останься здесь, - сказал Ра Третьему и вышел, чтобы разбудить слуг. И это было очень некстати, из-за безумных игр Старшего и Госпожи Лью - но на счастье Ра дикарь, паж Госпожи Лью, проснулся сам собой.
- Согрей воды, - сказал ему Ра, чувствуя намек на облегчение оттого, что кто-то из старших - пусть дикий горец - находится поблизости. - Скорее. Мне надо.
И рассказал, зачем надо, пока вода в котле не зашумела, как ветер в кронах деревьев...
***
Запись N87-03; Нги-Унг-Лян, Кши-На, особняк Л-Та.
Вот чего мне не хватало.
Умирающего мальчишки из Семьи, где я служу. Едва ли не сразу после свадьбы. Везуха.
Вот же не спалось мне этой ночью! Во-первых, какое-то странное напряжение чувствовалось между Н-До и Лью, чертовщина какая-то. Злые искорки в глазах, улыбки непонятные и тоже недобрые...
Мне кажется, что эта сладкая парочка всё-таки не срастается. Что Н-До со своим норовом уже жалеет, что взял чужую девчонку, а Лью тихонько бесится от осознания этого. Мне хочется за ними присматривать, тем более, что вечером они не то, что отсылают меня, а прямо-таки гонят от себя.
И Лью смеётся и краснеет, и в глазах те же чёртики. Я боюсь за неё: всё-таки она - мой ближайший знакомец в этом мире. Из опаски шпионю.
Я наблюдаю, правда, издалека, всю эту компанию ночью в саду: Ра, озабоченного подростка, который вечно смотрит на Лью голодными глазами, а сейчас шпионит вместе со мной, саму Лью и Н-До. Мои юные голубки воркуют на повышенных тонах в беседке за домом, а потом рубятся на боевых мечах.
Выглядит ужасно. Слишком уж напоминает спровоцированную попытку убийства - но Н-До, вроде бы, остывает в последний момент, когда Лью уже обезоружена. А может, его просто возбуждают драки, как и полагается здешнему парню, заклиненному на убийствах: то, что происходит дальше, изрядно похоже на изнасилование - и я мучительно не знаю, ввязаться ли, оставить ли всё, как есть...
В конце концов, решаю, что следует соблюдать букву устава Этнографического Общества: не участвуй в жизни аборигенов, устраняйся и наблюдай, пока это возможно. Всё, что я делаю - это убеждаюсь, что жизни Лью непосредственная опасность, вроде бы, не грозит. После - отправляюсь спать с тяжёлым сердцем.
Задремать не успеваю: Ра выскакивает в коридор, ведущий в людскую. В людской у меня угол, который я делю с горбуном и двумя молодыми конюхами; слуги спят, я выхожу узнать, что случилось.
И узнаю. Ма-И, Третий Брат, вот-вот кончится от осложнения зимней лихорадки.
Дьявольщина.
Зимняя лихорадка - инфекционное заболевание. Возбудитель - вирус, несколько родственный вирусу земного гриппа. Болезнь протекает довольно легко - если не даст осложнение на дыхательные пути. В последнем случае смерть - совершенно обыкновенное дело: в поражённых лёгких начинается тяжёлый воспалительный процесс, горлом идет кровь с гноем, дышать всё труднее - и приветик.
Ра идет со мной на кухню, приносит сироп, приносит лепестки для заварки - роняет крышечку от сосуда с сиропом, руки у него трясутся, а на глазах слёзы. Надо думать...
Мне хочется отослать его. Он тоже элементарно может заразиться.
- Господин Ра, - говорю я, - тебе надо поспать. Ты ничем не поможешь.
- Я пойду к Третьему, - говорит Ра. - Он один.
И исчезает быстрее, чем я успеваю возразить.
Я завариваю "простудный" чай, приторно пахнущий - то ли на анис похоже, то ли на корень солодки. Капли датского короля... Думаю.
Вольно мне было корчить Эскулапа в деревне А-Нор! Я достаточно знаю физиологию аборигенов, чтобы вправлять вывихи, останавливать кровь и заговаривать зубы. Но тут вышел другой случай.
Смертельная болезнь. Местные не знают способов лечения; тот, кто подцепил эту дрянь, предоставлен сам себе. Медицина в Кши-На среднепродвинутая, для такого уровня развития цивилизации - весьма неплохая, но, приблизительно понимая, что такое бактерия, и отменно обращаясь с ранами, здесь ещё понятия не имеют, что такое вирус.
Хуже того: я тоже не знаю, что делать.
Наши биологи не занимаются местной патанатомией. Аборигены сильно отличаются от нас, настолько сильно, что, в сущности, здешнюю медицину землянам пришлось бы создавать с нуля - если бы это только пришло кому-нибудь в голову. Врачебная практика этнографам запрещена: в мире до сих пор действует естественный отбор, нарушать порядок вещей таким образом - почему-то грешнее, чем ввязываться в сложные отношения между разбойником, к примеру, и его жертвой.
Да и то, ведь вступиться за ограбленного - естественный поступок, о котором все, кроме благодарного уцелевшего, забудут через неделю, а вот исцелить смертельно больного - это чудо. Немедленно прослышат, будут болтать; целитель - не костоправ, целитель - полубог, и вот ты благополучно херишь миссию, возясь с больными туземцами. К тому же, я вовсе не медик. Я знаю, как пользоваться аптечкой, мне предоставили информацию о симптомах самых распространённых местных болячек (странно бы смотрелся на Земле соглядатай, не знающий, что такое насморк!), но и не более того.