Страница 76 из 98
Рассказывают, что, когда Микеланджело работал над гробницей, доставили в гавань весь недостающий мрамор, остававшийся в Карраре, и перевезли его на площадь св. Петра, туда же, где лежали и прежде доставленные глыбы, и так как следовало расплатиться с доставившими его, то пошел Микеланджело, как всегда, к папе; но в тот день его святейшество был занят болонскими делами, поэтому он вернулся домой и уплатил из своих денег, предполагая, что сейчас же получит от папы возмещение. В другой раз он опять пошел, чтобы поговорить с папой, но не был допущен, и привратник папский сказал ему, что не приказало его впускать; некий епископ сказал тогда привратнику: «Может быть, ты не знаешь, кто это такой" – «Отлично знаю, – отвечал тот, – но ведь меня поставили, чтобы выполнять приказы начальства и папы». Поступок такой не понравился Микеланджело, тем более, что совсем иначе обращались с ним прежде, и с негодованием приказал он привратнику, как только его святейшество о нем спросит, сказать, что он уехал. Вернувшись домой в два часа ночи, он сел в почтовую повозку, приказав обоим своим слугам продать евреям все домашние вещи и нагнать его во Флоренции, куда он и выехал. Прибыв в Поджибонси, стоящее на флорентийской земле, он сделал остановку, чувствуя себя в безопасности; немного спустя прибыли пять посланцев от папы с тем, чтобы вернуть его, однако ни на просьбы, ни на письмо приказывавшее ему возвратиться под страхом немилости, он не обратил никакого внимания. Наконец просьбы посланцев побудили его коротко написать его святейшеству, что он просит прощения, но возвратиться не собирается, ибо папа прогнал его как последнего негодяя, что по своей верной службе не того он заслуживал и пусть папа ищет себе другого слугу. Прибыв во Флоренцию, он оставался здесь три месяца, заканчивая картон для Большой залы, по желанию Пьеро Содерини, гонфалоньера. Тем временем пришли три послания к Синьории с тем, чтобы вернуть Микеланджело в Рим; он понял по этим посланиям, как негодует папа, и, страшась его, задумал, как рассказывают, уехать при посредстве монахов францисканцев в Константинополь на службу к султану, желавшему, чтобы Микеланджело построил ему мост из Константинополя в Перу. Однако Пьеро Содерини убедил его явиться к папе, хотя бы против своего желания, для безопасности в качестве должностного лица. Он облек его поэтому титулом флорентийского посла, затем направил его к своему брату, кардиналу Содерини, чтобы тот устроил ему прием у папы. Ему было указано ехать в Болонью, куда прибыл уже из Рима его святейшество. Рассказывают и по-другому об этом бегстве его из Рима, будто бы папа разгневался на Микеланджело, который не желал показывать ничего из своих произведений и подозревал, что его слуги, как то не раз бывало, пускали папу переодетого посмотреть их, когда Микеланджело не было во дворце или на работе, и бот однажды папа улестил помощников Микеланджело деньгами, чтобы они впустили его в капеллу Сикста, его дяди, которую он заказал Микеланджело расписать, о чем ниже будет рассказано, но на этот раз Микеланджело спрятался, подозревая предательство прислужников, и стал бросать с подмостков доски при входе папы, который, не думая, что застанет его здесь, удалился в бешенстве. 'Гак или иначе, с папой он поссорился. Прибыл он в Болонью и не успел даже переменить сапоги, как явились приближенные папы и повели его в сопровождении одного из епископов кардинала Содерини – так как сам кардинал по болезни не мог явиться – к его святейшеству во Дворец шестнадцати; когда подошли они к папе, Микеланджело склонил колени, а его святейшество, взглянув исподлобья и как будто гневно, Сказал: «Вместо того, чтобы явиться к нам, ты ждал, чтобы мы явились к тебе», намекая на то, что Болонья ближе к Флоренции, чем Рим. Протягивая руки, громким голосом Микеланджело смиренно просит у папы прошения, оправдывая свой поступок разгневанностью, ибо не мог он стерпеть, чтобы его так прогоняли, а если он заблуждался, то снова просит папу его простить. Епископ, сопровождавший Микеланджело к папе, желая смягчить его вину, сказал его святейшеству, что такие люди в приличиях несведущи и помимо своего ремесла ни на что не пригодны: стоит ли сердиться на них. Разгневавшись, папа посохом ударил епископа со словами: «Невежа – ты, раз говоришь ему такие грубости, каких и мы не хотим ему сказать». Лакеи папские взашей вытолкали епископ вон, а папа, излив свой гнев на нем, дал благословение Микеланджело, дарами и обещаниями задержав его в Болонье. И заказал ему его святейшество свою собственную статую в пять локтей вышиной. Микеланджело показал высокое искусство свое в ее позе, ибо вся она была исполнена величия и важности, и ткани были великолепны и богаты, и на лице одушевление, мощь, энергия и грозность. Эта статуя была поставлена в нише над порталом собора св. Петрония. Рассказывают, что, когда Микеланджело работал над нею, пожелал Франча38, золотых дел мастер и превосходный живописец, ее посмотреть, ибо столько слышал похвал ему и его произведениям и ни одного из них не видал. Явились посредники с просьбой, чтобы он был допущен, и было ему разрешено. Когда увидел он произведение Микеланджело, то изумился. И будучи спрошен, как нравится ему статуя, Франча отвечал, что литье очень хорошо, хорош и материал. Подумал Микеланджело, что больше он хвалит бронзу, чем мастерство, и сказал: «Этим я совершенно также обязан папе Юлию, давшему мне материал, как вы москательщикам, у которых покупаете краски для живописи», – и с негодованием в присутствии некоторых дворян назвал его болваном. По этому же поводу, когда к нему пришел однажды сын Франча, которого считали очень красивым юношей, Микеланджело сказал: «В жизни твой отец делает фигуры куда красивее, чем в живописи». Один из этих дворян, не знаю кто, спросил Микеланджело, что больше, статуя ли папы или пара волов, на что тот отвечал: «Какие волы. Конечно, нашим флорентийским с болонскими не сравняться». Микеланджело сделал эту статую из глины еще до отъезда папы из Болоньи в Рим, и когда папа явился взглянуть на нее, то не знал еще Микеланджело, что вложить ему в левую руку, тогда как правую он поднял с такой энергией, что папа спросил, благословляет он или проклинает. Микеланджело ответил: «Напоминает народу болонскому о благоразумии», и на вопрос, не вложить ли ему книгу в левую руку, ответил его святейшество: «Вложи меч, не очень я смыслю в книгах». Оставил папа в банке мессера Антонмария да Линьяно тысячу скуди для завершения статуи, и через шестнадцать месяцев она была готова и с трудом водружена на самом верху собора св. Петрония, над передним фасадом, как сказано выше; упомянуто выше и об ее величине39. Статую эту сбросили Бентивольи. Бронза была продана герцогу феррарскому Альфонсо, а тот отлил из нее пушку, получившую название Юлия, только голова статуи хранится в его кладовых.
Когда папа вернулся в Рим, а Микеланджело еще заканчивал эту статую, в его отсутствие Браманте, друг и родственник Рафаэля из Урбино и вследствие того человек мало расположенный к Микеланджело, замечая, что папа поощряет и ставит высоко его скульптурные работы, решил охладить его расположение, так чтобы по возвращении Микеланджело его святейшество не требовало окончания гробницы. Браманте говорил, что строить себе при жизни гробницу – плохое предзнаменование, ибо это ускоряет смерть, и убедил его святейшество, чтобы он заказал Микеланджело, когда тот вернулся, расписать в память его дяди Сикста сводчатый потолок капеллы, устроенной им во дворце. Браманте и другие соперники Микеланджело думали отвлечь таким образом его от скульптуры, в которой мастерство его было бесспорным, и довести его до отчаяния, понудив приняться за роспись: опыта во фресковой живописи у него не было, работа эта менее благодарная и наверное удастся ему меньше, чем Рафаэлю; а если бы он и добился успеха, они все равно решили поссорить его с папой, словом, думали тем или иным способом отделаться от Микеланджело. И вот когда Микеланджело вернулся в Рим, папа уже не думал об окончании гробницы, а предложил ему расписать потолок капеллы. Микеланджело предпочитал довести до конца гробницу; потолок капеллы представлялся ему работой огромной и трудной; он считал себя живописцем недостаточно опытным и всячески старался свалить этот груз с своих плеч, перекладывая его на Рафаэля. Но чем больше он отказывался, тем больше росло желание папы, человека в решениях своих упорного, к тому же подзадориваемого соперниками Микеланджело, особенно Браманте, так что казалось, он вот-вот разгневается на Микеланджело. Видя, что его святейшество упорствует, Микеланджело решился взять эту работу. Папа поручил Браманте устроить подмостки, чтобы можно было расписывать потолок, тот сделал их на канатах, продырявив для того потолок; видя это, Микеланджело спросил Браманте, как же заткнусь эти дыры, когда живопись будет окончена. Тот ответил: «Об этом подумаем потом, а иначе сделать нельзя». Понял Микеланджело, что Браманте или мало смыслит в этом деле, или делает ему назло, пошел к папе и сказал, что подмостки не хороши и что Браманте не сумел их устроить, тот в присутствии Браманте поручил Микеланджело устраивать их по-своему. Тогда он распорядился сделать их на козлах, не касавшихся стены. Этому способу подготовлять своды к росписи и правильно производить много иных работ научил он впоследствии Браманте и других. Затем он приказал одному бедному плотнику снять все эти канаты, и тот, продав их, приумножил приданое для дочери, так как Микеланджело ему их подарил. Тогда принялся он за эскизы потолка. Пожелал также папа, чтобы сбили стенную живопись, сделанную при Сиксте его современниками, и определил стоимость всей этой работы в пятнадцать тысяч дукатов – такую сумму вычислил Джулиано да Сангалло. Грандиозность предприятия побудила Микеланджело искать себе помощников, за которыми он послал во Флоренцию, рассчитывая своими работами победить мастеров, писавших здесь прежде, и показать современным художникам, как надо рисовать и писать красками. Таким образом, сами обстоятельства толкали его на высокие взлеты, во славу ему и на благо искусству. Когда он закончил начатые им картоны и пора было приступать к фресковой живописи, приехали в Рим из Флоренции несколько живописцев, его друзей, для помощи ему в работе и для того, чтобы показать ему приемы фресковой живописи, в которой некоторые из них были опытны, среди них Граначчо, Джулиано Буджардини, Якопо ди Сандро, Индако Старший, Аньоло ди Доннино и Аристотеле, и приступая к работе, он просил их сделать кое-что для опыта. Но видя, что все их труды не отвечают его желаниям и не могут его удовлетворить, однажды утром решил сбить все, сделанное ими; замкнувшись в капелле, их туда он не допускал и даже дома не позволял им себя видеть. Тогда они поняли, что если все это шутка, то длится она слишком долго, и постыдно вернулись во Флоренцию. Микеланджело решил сам выполнить всю работу, великим своим старанием и трудолюбием довел ее до благополучнейшего конца, никого не принимая, чтобы не иметь повода показать свою работу, благодаря чему у всех с каждым дном возрастало желание видеть ее. И папе Юлию очень хотелось взглянуть, как идет работа, больше всего потому, что ее от него прятали. Однажды он явился посмотреть, но не был допущен, так как Микеланджело показывать не хотел. Отсюда произошла размолвка, и поговаривали, что ему пришлось уехать из Рима оттого, что он не хотел показывать свою работу папе, а я, когда мне захотелось рассеять сомнения по этому поводу, слыхал от него, что не хотел он показывать из-за плесени, которая начала появляться зимой при северном ветре, когда треть работы была закончена. Причиною тому являлась римская известь, которую ради белизны делают из травертина и которая сохнет не очень скоро, а в соединении с бурой поццоланской глиной образует темную смесь; если же она жидка, водяниста, а стена обильно ею смочена, то, высыхая, часто зацветает плесенью. Во многих местах выступала плесневевшая сырость, со временем исчезавшая от проветривания. Приведенный этим в отчаяние, Микеланджело хотел забросить работу, но, когда он просил у папы прощения за ее неуспех, его святейшество прислал к нему Джулиано да Сангалло, который, сказав, в чем ошибка, убедил его продолжать дело и научил, как уничтожить плесень.