12 Жизнеописаний

63. Большой (в отличие от маленького, находящегося там же) св. Михаил, поражающий Люцифера (1518) – в Лувре.

64. Портрет не отождествлен. Беатриче из Феррары, конечно, не Беатриче д'Эсте, супруга Лодовико Моро, умершая в 1497 г., а известная римская куртизанка. В произведениях Рафаэля не раз встречаются портреты римских куртизанок, мимолетных подруг его или его друзей. Из них самая знаменитая прекрасная Империя, возлюбленная Агостино Киджи. Она изображена на фреске «Парнас» в виде Сафо и на картине «Преображение» в виде коленопреклоненной женщины на первом плане справа, упоминаемой Вазари.

65. Это история Амура и Психеи по Апулею, сделанная в 1516-1518 гг. Картоны и руководство принадлежали Рафаэлю, исполнение фресок главным образом – Джулио Романо (см. о нем в биографии Тициана, 64) и Франческо Пенни, арабески и стукки – Джованни да Удине.

66. В этой станце Рафаэль не сделал ничего, кроме картонов для центральной части фрески «Сражение Константина с Максенцием». Огромная картина очень слаба и шаблонна по композиции.

67. Десять гобеленов хранятся в Ватиканской Galleria degli Arazzi. Реплики – в Мадриде и Берлине. Картоны в красках написаны собственноручно Рафаэлем (1515- 1516). Позднее они приобретены Карлом I Английским. Хранятся (числом 7) в лондонском Victoria and Albert Museum.

68. В галерее Уффици.

69. В Ватиканской галерее. Нижняя часть картины закончена учениками, главным образом Джулио Романо, которые в некоторой мере испортили величественный замысел мастера. В соборе св. Петра имеется мозаичная копия.

70. Якопо Карруччи да Понтормо (1484-1552) -флорентийский художник, расцвет которого совпал с эрою герцога Козимо. В противоположность холодному, важному, аристократическому Бронзино, своему младшему сверстнику, он восстанавливает, но в маньеристическом стиле, старые флорентийские традиции Боттичелли и Поллайоло. В его вещах много движения и чудесная, порой беспокойная и нервная, игра линий.

71. Санта Мария Ротонда – это древний Пантеон Агриппы в Риме, превращенный в христианский храм. Могила Рафаэля находится между второй и третьей нишей слева. На алтаре – статуя Мадонны работы флорентийского скульптора Лоренцетто (1494-1514), того самого, которому Рафаэль заказывал статуи для капеллы Киджи. На гробнице элегантная латинская эпитафия, составленная другом его, кардиналом Бембо. Вазари в самом конце биографии приводит целиком и ее и латинскую же элегию другого Рафаэлева друга, Кастильоне. В переводе то и другое опущено.

Бембо написал для него следующую эпитафию:

A граф Бальдассаре Кастильоне написал о его смерти так:

72. Хороший подбор иллюстраций в томе Klassiker der Kunst, посвященном Рафаэлю. В большой биографии Мюнца иллюстраций больше, но в подборе их отсутствует критика и значительная их часть исполнена гравюрой на дереве, что лишает их всякого смысла. Последним словом искусствоведения по вопросам, связанным с творчеством Рафаэля, являются части большого монументального труда Адольфа Вентури (Storia dell'arte italiana. V. VII, ч. II. 1913 и V. IX, ч. П. 1926), где половина, посвященная Рафаэлю, опирается на монографию того же исследователя «Raffaello» (1920).

ЖИЗНЬ ДЖОВАНАНТОНИО, ПО ПРОЗВАНИЮ СОДОМА, ИЗ ВЕРЧЕЛЛИ, ЖИВОПИСЦА

Если бы люди знали свои данные, когда фортуна предоставляет им возможность разбогатеть, благоприятствуя им у власть имущих, и если бы в молодые годы они старались сочетать счастье с мастерством, их деятельность дала бы результаты поразительные. В действительности же мы часто видим обратное. Ибо поистине тот, кто целиком доверяется одному счастью, не раз бывает обманут. А с другой стороны, совершенно ясно (и свидетелем тому каждодневный опыт), что и талант один не приносит больших плодов, если ему не сопутствует счастье.

Если бы у Джованантонио из Верчелли1 вместе со счастьем было бы такое же мастерство (а это могло бы быть, если бы он работал и учился), то к концу жизни, полной увлечений и животных страстей, он не делал бы глупостей в старости и не был бы доведен до жестокой нужды. Его привезли в Сиену купцы, агенты Спаннокки2. На его счастье, а может быть, и на несчастье у него не оказалось в этом городе никаких соперников, и работал он один. Если это и принесло ему кое в чем пользу, то под конец обратилось во вред. Ибо, как бы усыпленный успехом, он совсем не совершенствовался и писал большинство своих вещей, как ремесленник. А в той мере, в какой он учился, это сводилось только к срисовыванию произведений Якопо делла Фонте3, которые пользовались славою, да немногого другого. Вначале он писал с натуры много портретов, особенностью которых был горячий колорит, вывезенный им из Ломбардии4, и завязал в Сиене много дружеских связей не столько потому, что он был хорошим художником, сколько потому, что в сиенской крови пылает любовь к чужестранцам. Помимо всего, он был человек веселый, распущенный и его малодостойная жизнь доставляла другим удовольствие и развлечение. Вследствие такой жизни, а равно из-за того, что около него всегда были мальчики и безбородые юноши, он заслужил прозвище Содома5. Это прозвище не причиняло ему ни неудовольствия, ни обиды; наоборот, он похвалялся им, складывал по его поводу разные куплеты и песенки и распевал их под аккомпанемент лютни без всякого стеснения. Развлекался он также тем, что держал дома всяких диковинных животных: барсуков, белок, обезьян, мартышек, крошечных осликов, лошадей, в том числе скаковых, и маленьких лошадок с острова Эльба, скворцов, карликовых кур, индийских голубей и других в этом роде, сколько мог добыть. Кроме того, был у него еще ворон, которого он так хорошо научил разговаривать и который во многих случаях так подражал голосу своего хозяина, особенно отвечая на стук в двери, что казалось, будто это сам Джованантонио; это прекрасно знают все сиенцы. Остальные животные тоже были столь искусно приручены, что в доме они всегда были около него, играли с ним и выделывали самые сумасшедшие штуки, так что дом его имел вид настоящего Ноева ковчега. Этот образ жизни, с одной стороны – чудачества, с другой – работы и картины, в числе которых было кое-что хорошее, создали ему такое имя в Сиене, главным образом среди народа и низших слоев (нобили знали его гораздо лучше)6, что многие считали его великим человеком.