Страница 54 из 98
Написал он затем картину малых размеров, ныне также находящуюся в Болонье в доме графа Винченцо Арколано, на которой представлен Христос, наподобие Юпитера, восседающий в небесах, и вокруг него четыре евангелиста, как их описывает Иезекииль: один в виде человека, другой – льва, третий – орла и четвертый – быка, а внизу – зеленый пейзаж, столь же совершенный в своей миниатюрности, как другие его работы в своем величии46.
В Верону графам ди Каносса послал он не менее прекрасную большую картину, где представлено Рождество Христово с особенно удачно написанной зарей, а также св. Анна, причем для картины этой не может быть большей похвалы, как если сказать, что исполнена она рукой Рафаэля из Урбино; вот почему помянутые графы относятся к ней с высочайшим и должным благоговением, ни за что не соглашаясь уступить ее государям, предлагавшим за нее огромные деньги47. И для Биндо Альтовити43 написал он портрет его в юности, считающийся изумительным. Точно так же написал он еще картину с изображением Богоматери, которую отослал во Флоренцию, где она и сейчас находится во дворце герцога Козимо как алтарный образ в капелле при новых залах, мной построенных и расписанных49; на этой картине изображена св. Анна в своем старчестве, протягивающая, сидя, Богоматери ее сына со столь прекрасным тельцем и совершенным лицом, что своей улыбкой он веселит взоры всех; Богоматерь же Рафаэль представил такой прекраснейшей, как только можно изобразить Пресвятую Деву: со скромным взглядом, целомудренным челом, изящным носом и полным достоинства ртом; простая ее одежда указывает на бесконечную се чистоту и простоту. Поистине, думается мне, все это не могло бы быть передано с большим совершенством. Там же находится обнаженный св. Иоанн, изображенный сидящим, и еще одна столь же прекрасная святая; на заднем плане написал он занавешенное окно, из которого падает свет в комнату, где находятся эти фигуры. В Риме написал он на большом полотне папу Льва, кардинала Джулио деи Медичи и кардинала де Росси50, фигуры которых кажутся сделанными рельефно: пушистый бархат, шуршащая и блестящая парча, мягкий мех на подкладке, шелк и золото в одежде папы переданы так, точно это настоящее золото и шелк; есть там еще пергаментная книга с миниатюрами, сделанными правдоподобнее настоящих, и прекрасный серебряный колокольчик. Золотой же блестящий шар на кресле папы, в котором, как в зеркале, отражается (так велик его блеск) свет, падающий из окна, и плечи папы, и перспектива комнаты – все сделано так искусно, что никакой другой мастер ничего подобного не написал и не мог бы написать; за эту картину папа щедро его вознаградил, и находится она теперь во Флоренции, в гардеробной герцога. С таким же ему одному свойственным совершенством написал он герцогов Лоренцо и Джулиано, очень изящных по колориту; портреты эти находятся у наследников Оттавиано де Медичи во Флоренции51. Известность Рафаэля росла так же, как его доходы, и, чтобы оставить память о себе, он пожелал иметь в Риме, в Борго Нуово, дворец, который Браманте украсил литыми орнаментами.
Слава благороднейшего этого мастера достигла Франции и Фландрии, и Альбрехт Дюрер, превосходный немецкий живописец и гравер по меди, уплатил ему дань своего восхищения, прислав собственный головной портрет52, исполненный гуашью на столь тонком холсте, что светлые места просвечивали насквозь, так как для их передачи он пользовался лишь прозрачностью ткани, а не белилами, тени же накладывал акварельными красками; такой способ изумил Рафаэля, и он послал Дюреру несколько своих рисунков, которыми тот чрезвычайно дорожил. Портрет этот достался потом его наследнику, Джулио Романо, и находился в Мантуе. Ознакомившись с приемами гравирования по работам Альбрехта Дюрера, Рафаэль захотел попробовать свои силы в этом искусстве и убедил Маркантонио из Болоньи53 проделать разные опыты, которые тому удались так блестяще, что Рафаэль отдал ему отпечатать первые свои работы: избиение младенцев, вечерю, Нептуна и св. Цецилию, брошенную в кипящее масло. Маркантонио изготовил для Рафаэля еще много гравюр, которые тот подарил своему ученику Бавиера, приставленному к любимой им до самой смерти женщине54, прекраснейший портрет которой, где она кажется совсем живой, находится теперь у благороднейшего Маттео Ботти, флорентийского купца, друга всех талантливых людей, в особенности же художников; к портрету этому он относится как к реликвии, из любви к искусству и к Рафаэлю – в частности. Так же любит искусство и самих художников брат его, Симоне Ботти, который всеми нами почитается за любезнейшего нашего покровителя, а мною лично еще и как лучший испытанный и близкий друг, умеющий правильно судить об искусстве. Однако вернемся к гравюрам: щедрость Рафаэля по отношению к Бавиера была причиной того, что Марко из Равенны и многие другие так заинтересовались этим совершенным способом, что гравюры – до сих пор бывшие большой редкостью – стали очень многочисленными, как это мы видим теперь; а Уго да Карпи, человек изобретательный и одаренный большим воображением, придумал способ гравировать по дереву при помощи трех дощечек, последовательно передающих средний тон, свет и тень; таким способом можно прекрасно воспроизводить световые оттенки – прекрасное и остроумное открытие55, создавшее множество гравюр, о чем подробнее будет сказано в «Жизнеописании Маркантонио из Болоньи».
Потом для палермского монастыря Монте Оливетто, именуемого Санта Мария делла Спозимо, Рафаэль написал картину, изображавшую несение креста; в этом изумительном произведении он представил нечестивых палачей, с величайшей злобой влекущих на Голгофу Христа, который, изнемогая от мук надвигающейся смерти, сгибается под тяжестью деревянного креста и, обливаясь потом и кровью, оглядывается на двух горько рыдающих Марий; возле них исполненная величайшего сострадания Вероника простирает руки, протягивая ему плат; множество воинов, конных и пеших, в разнообразных и прекрасных позах, выступают из врат Иерусалима со знаменами правосудия в руках. Картина эта, совершенно законченная, но не доставленная еще к месту своего назначения, чуть было не погибла; рассказывают, что, когда повезли ее морем в Палермо, разразилась страшнейшая буря, корабль разбился о подводную скалу, потонули и люди и весь груз, за исключением одной только этой картины, упакованной в ящик, которая морем унесена была к Генуе; здесь ее выудили, вытащили на берег и поставили около нее стражу, думая, что она послана Богом, ибо осталась она совершенно невредимой, без малейшего пятна или порчи, как будто даже яростный ветер и волны морские пощадили ее. Когда весть об этом дошла до монахов, они пожелали получить ее обратно; однако только с трудом при помощи папы добились они ее возвращения, щедро заплатив ее спасителям. Тогда ее снова погрузили на корабль и, доставив в Сицилию, поместили в Палермо, где она пользуется большей славой и известностью, чем гора Вулкан56. Пока Рафаэль работал над этими картинами, отказываться от которых было не в его интересах, потому что предназначались они для важных и влиятельных лиц, он не переставал в то же время по порядку расписывать папские комнаты и залы. Он держал там своих помощников, продолжавших по его рисункам работу, которую он постоянно исправлял, чтобы с помощью их выполнить свою грандиозную задачу. Таким образом, в скором времени он смог открыть для обозрения залу, именуемую «башней Борджиа», где на каждой стене исполнил по композиции, две из которых оказались над окнами, а две – на сплошных стенах. На первой стене представил он пожар в Борго Веккьо в Риме, где св. Лев, выйдя в лоджию дворца, своим благословением гасит разбушевавшееся пламя; здесь переданы различные опасные положения; на одной стороне изображены женщины, несущие кувшины с водой на голове и в руках, причем ветер яростно рвет их волосы и платья; другие пытаются залить огонь водой, но, ослепленные дымом, не видят самих себя; на другой стороне, как Эней у Вергилия несет на себе Анхиса, так и здесь больного старика, изнемогающего от немощей и пламени, тащит на спине мужественный и сильный юноша, напряженно сгибаясь всем телом под его тяжестью; вслед за ним бежит, спасаясь от огня, полуодетая босая старуха, а впереди нее обнаженный ребенок; а на верху обвалившегося дома нагая и растрепанная женщина держит на руках своего младенца, чтобы бросить его родственнику, который, спасшись от огня, стоит на улице, приподнявшись на носки и протянув руки; в фигуре женщины видно не только страстное желание спасти своего ребенка, но и ужас перед все более и более охватывающим ее и бушующим пламенем, и не менее выразительно лицо мужчины, исполненное столько же страха за ребенка, сколько и за самого себя. Невозможно описать, какое воображение проявил этот иэобретательнейший и изумительный мастер в образе некой матери, которая босиком, без пояса, в расстегнутом платье, с растрепанными волосами, держа какую-то одежду в руках, подгоняет толчками вперед своих детей, чтобы заставить их бежать подальше от этих рушащихся домов и пламени пожара, между тем как несколько женщин, склонив колени перед папой, умоляют его святейшество остановить огонь.