Королевские игры

Неожиданное появление сэра Эмиаса не добавило радости. Визит тюремщика не сулил ничего хорошего, тем более что вот уже две недели его не было видно. Мария перестала молиться и остановилась в ожидании, а дамы окружили свою королеву.

Полит выглядел еще более суровым, чем обычно, если, конечно, подобное можно было допустить. Даже черный костюм, единственным светлым пятном в котором оставался маленький белый воротник, действовал удручающе.

- Мадам, я уполномочен заявить, что Звездная палата обвинила вас в государственной измене. Мне поручено также передать, что если вы признаете собственную вину до вынесения приговора, ее величество может милостиво заменить казнь продолжительным заключением.

- Сэр Эмиас, можете передать дорогой сестре-королеве, что поскольку признавать мне нечего, то сделать этого я не могу. - В улыбке Марии сквозило едва ли не сожаление. - А теперь, если позволите, мы продолжим прогулку. Время еще не вышло.

Она пошла дальше и снова зашептала молитву, а руки в перчатках привычно вернулись к четкам.

Политу ничего не оставалось делать, как принять короткий ответ. Он повернулся и зашагал прочь.

Розамунда почувствовала злорадное удовлетворение. Сэр Эмиас не знал, как обращаться с пленницей, зато королева Шотландии прекрасно умела поставить тюремщика на место. Конечно, победа невелика, но от этого не менее ценна.

Дни складывались в недели. Прошел октябрь, и на смену ему явился еще более промозглый и темный ноябрь. Известий из Лондона больше не поступало. Марии позволили в очередной раз встретиться с личным духовником, и она то и дело упоминала о рождественской мессе в часовне замка. Поскольку новых ужасающих заявлений слышно не было, в жизнь заключенных начали просачиваться тоненькие ручейки надежды.

Сэр Фрэнсис самым внимательным образом читал дневники Розамунды и рассматривал рисунки. Восхищение госпожой изливалось со страниц с той же откровенностью, с какой сэр Эмиас писал, что узница не боится ни смертного приговора, ни самой смерти. Полит считал, что бесстрашие Марии Стюарт коренится в уверенности: кузина не посмеет отдать приказ о казни. Розамунда, в свою очередь, видела причину стойкости в готовности и даже стремлении принять мученическую смерть. Секретарь королевской канцелярии пришел к выводу, что наблюдательность юной фрейлины заслуживает большего доверия, чем абстрактные умозаключения тюремщика.

Ясным холодным декабрьским утром сэр Эмиас явился с листом пергамента в руках.

- Мадам, постановление еще не оглашено, но уже утверждено парламентом. Публикации можно ожидать в ближайшие дни.

Он передал документ.

Мария прочитала и спокойно произнесла:

- Да будет так.

Вернула пергамент надзирателю, который без единого слова его забрал и ушел.

- Что там, мадам? - с тревогой спросила Шарлотта.

- Парламент должен огласить смертный приговор. Так что, леди, давайте постараемся закончить вот этот гобелен. Не люблю бросать дела незавершенными.

Она придвинула стул к большой раме с почти готовым узором. Работа над ним шла уже несколько месяцев, и пустым остался лишь нижний правый угол.

Прошло Рождество. Приговор огласили, народ возрадовался. Лондон сиял праздничными огнями, однако Елизавета никак не могла заставить себя подписать приказ о казни. Наконец, напуганная прилетевшими из французского посольства сведениями о готовящемся покушении на ее персону и пронесшимся по стране слухом о высадке на английский берег испанского войска, поставила подпись, однако убрала приказ в нижний ящик, а ящик заперла на ключ. Членам государственного совета пришлось взять дело в свои руки.

Вечером седьмого февраля леди Мария принимала посетителей. Обняла старого друга Шроузбури.

- Ах, до чего же приятно снова встретиться, граф. Что привело вас в это ужасное место?

Обливаясь слезами, Шроузбури опустился на колени.

- Мадам, завтра утром, ровно в восемь, в большом зале вам предстоит принять казнь.

- Не плачьте, друг мой. - Мария взяла графа за руки и заставила подняться. - Честно говоря, я так устала, что буду рада закончить земной путь. Пойду на смерть с радостью. Не скорбите обо мне.

Розамунда отвернулась, не в силах сдержать поток слез.

Глава 29

После смерти Марии Стюарт прошло два дня. Никаких вестей из внешнего мира в замок не поступало. Обитатели почти не разговаривали, молча переживая страшные впечатления. Никто не хотел упоминать о последних мгновениях жизни королевы, об окровавленном топоре, о полном ужаса вздохе, которым был встречен первый, неудачный удар палача, и о глухом стуке, последовавшем за вторым, точным ударом.

Тело шотландской королевы забальзамировали и в ожидании погребения поместили в одну из дальних комнат замка. Фрейлинам уже ничто не мешало свободно ходить по огороженной территории, хотя покидать ее пределы не разрешалось. Розамунда полюбила гулять по широкой крепостной стене в компании маленького скай-терьера. В комнате песик постоянно скулил, тоскуя об исчезнувшей хозяйке, но на улице, особенно наверху, на обдуваемом всеми ветрами открытом пространстве отвлекался и успокаивался.

Во второй день жизни без королевы Розамунда в очередной раз поднялась на стену и внезапно заметила, что через Нин переправляется многочисленная группа всадников. Металлические латы ярко блестели в лучах февральского солнца. Она облокотилась на каменный барьер и принялась с интересом наблюдать, как отряд перешел вброд неглубокую реку и легким галопом направился к замку. Вскоре стало заметно, что впереди едут трое, и одним из этих троих оказался Томас.

В следующий миг сердце подпрыгнуло, а дыхание остановилось. Рядом с братом Розамунда увидела Уила Крейтона. Ей захотелось закричать от восторга, броситься по узкой винтовой лестнице вниз, во двор, чтобы встретить гостей у ворот. Прежняя Розамунда, наверное, так бы и поступила. Но теперь уже не было на свете той порывистой, ветреной, неосмотрительной девочки, которая отдалась Уилу на сеновале и в кладовке, возле стены. Она видела смерть - страшную, мучительную - и не могла не измениться, тем более что доля ответственности лежала и на ее совести. Наивная мечтательница, грезившая о сияющем будущем, исчезла безвозвратно.

Новая, взрослая Розамунда заставила себя дышать ровно. Она спокойно наблюдала, как всадники приближались к замку. Немного отстав от Томаса, словно оберегая господина, скакал гнусный Ингрэм Фрайзер.

Уил должен знать, что она здесь, а потому не удивится встрече и не выдаст обоих. А она, к счастью, увидела его заранее, так что сможет скрыть чувства. Для Томаса они останутся просто знакомыми, которые пару раз встретились в театре, а потом время от времени вели светские беседы при дворе.

Розамунда медленно пошла по стене. Мысли постепенно прояснялись, и привычное самообладание возвращалось. Она снова посмотрела поверх каменного ограждения. Отряд уже поднимался по холму, направляясь к мосту через ров. Взяв собачку на руки, она начала спускаться по крутым ступеням.

Когда Розамунда показалась во дворе, сэр Эмиас приветствовал молодого Уолсингема. Томас стоял один, без спутников. Уж не причудились ли Уил, Фрайзер и все остальные?

Брат пошел Розамунде навстречу.

- Что ж, сестренка, ты хорошо справилась с работой. Господин секретарь доволен. - Томас сердечно обнял ее, а потом показал на черное платье и черную ленту в волосах. - Но откуда эта меланхолия? Откуда печальный образ? Мы приехали, чтобы забрать тебя домой. Все подумают, что ты не рада встрече с братом.

- Напротив, очень рада тебя видеть, - сдержанно ответила Розамунда. - Просто настало время меланхолии.

- Ошибаешься. Настало время праздновать и веселиться. Побеждена самая страшная угроза королевства.

- Миледи пребывает с Богом. Она преданно мечтала об этом. Верю, что смерть принесла ей облегчение.

Томас слегка нахмурился, но тут же быстрым жестом отмел тему. Розамунда удивилась, что когда-то представляла брата неким божественным, неземным созданием. Она любила его, но сейчас смотрела на него другими глазами. Разве можно забыть о том, что Томас преспокойно созерцал казнь? И как объяснить то странное обстоятельство, что поклонник поэзии, театра, красоты во всех ее формах и проявлениях с равным энтузиазмом принимал грубость и жестокость? Неужели он действительно не верил, что сестра прониклась к леди Марии искренними чувствами? Неужели считал, что события последних дней оставили ее равнодушной?