Страница 44 из 44
Патриарх Полиевкт произнес проповедь, обращенную к населению Византийской христианской империи, но в действительности адресованную новому императору Иоанну Цимисхию; в ней он призывал всех забыть Феофано и ни при каких обстоятельствах не произносить больше ее имени. Но прежде чем приговорить бывшую императрицу к забвению, он назвал ее женщиной двоедушной, злокозненной, исчадием ада, предательницей империи, язычницей, осквернительницей имени Христа, лукавой змеей и гонительницей невинных.
В короткий срок все, кто прислуживал Феофано, — мужчины, женщины, евнухи, греки и варвары, миряне и монахи, исчезли один за другим — таинственно и бесследно. Из константинопольских тюрем выпустили на свободу всех воров, чтобы освободить место многочисленным солдатам дворцовой гвардии, выразившим недовольство изгнанием Феофано, которая тайно и щедро одаривала их золотыми монетами.
Новый император женился на Феодоре, дочери Константина VII и тетке юных Василия и Константина Багрянородных, регентом которых он стал сам. Одним из первых деяний императора Цимисхия — в благодарность за торжественное коронование в Храме Святой Софии была отмена законов, ограничивавших монастырскую собственность. Цимисхий провел также несколько победоносных военных кампаний, нанес поражение болгарскому войску Святослава в кровавых битвах на суше и окончательно разгромил его в низовьях Дуная, использовав, по примеру Никифора Фоки, смертоносный греческий огонь. Одержал он также ряд побед над сарацинами в Сирии и Святой Земле и на обширных территориях утвердил власть Византии. Несмотря на частые набеги варваров, он сумел сохранить, а в иных местах и раздвинуть границы империи, не прибегая при этом к новым поборам, а, наоборот, стараясь способствовать расширению торговых связей и заключению союзов с венецианцами и генуэзцами. Цимисхий восстановил добрые отношения с Западом, отдав в жены Оттону II одну из своих двоюродных сестер — такую же, как и он, белокурую и черноглазую. Итак, добившись престола с помощью обмана и насилия, Цимисхий стал могущественным и деятельным императором.
Говорят, что воспоминания об убийстве Никифора, об ужасных кровавых сценах преследовали его в ночных кошмарах на протяжении всех семи лет царствования. Прекрасные черные глаза Цимисхия покраснели и потускнели от бессонницы, а руки после убийства Никифора навсегда остались холодными, что не мешало придворным дамам всячески добиваться его внимания.
До нас дошли сведения о победоносных ратных делах императора Цимисхия, о принятых им законах против таможенных пошлин и о дипломатических усилиях, способствовавших установлению мирных отношений с Западом. Но в памяти потомков сохранилось лишь несколько его высказываний. Так, например, известно, что тем, кто предлагал возродить традицию философских застолий, он ответил: «Думать — мало, нужно еще и дышать». И добавил, что опасны мыслители, недостаточно надышавшиеся в своей жизни. Сохранилась также первая и, возможно, последняя речь Цимисхия, которую он произнес через несколько недель после коронации в Зале Триклиния перед представителями высшей иерархии.
Препозит большого Дворца предпочел бы, чтобы церемония эта происходила в Тронном Зале, но беспрекословно уступил пожеланию Цимисхия и тщательно подготовил все для торжеств по случаю вступления на престол в Зале Триклиния. Приглашенные присутствовали при событии с волнением и чувствами, которые сплачивают людей, переживших вместе бурю. В Зале помимо представителей власти присутствовали и дамы из женской половины, воспользовавшиеся возможностью продемонстрировать свои шелка, драгоценности и фантастические прически. Представители всех сословий заняли места, предназначенные для них препозитом, в соответствии со строгой табелью о рангах, а военачальники, выполнявшие роль почетной гвардии, выстроились под ложей, с которой Цимисхий должен был произнести инаугурационную речь. Наконец громкий звук рога возвестил о прибытии императора, и силенциарии пустили в ход свои золотые розги, чтобы заставить присутствующих замолчать. Однако чья-то злая рука порвала тонкие шелковые нити, обеспечивавшие хорошую акустику в этом зале при Константине VII.
Цимисхий говорил невозмутимо, но слова его, отражаясь от мраморных колонн и стен, сливались в сплошной нечленораздельный гул. При этом император еще подчеркивал энергичными взмахами руки наиболее важные места своей речи, превращенной безжалостным эхом в бессмысленный рев.
Придворные, справившись с минутным смущением и растерянностью, выслушали речь императора в почтительном молчании и с живым интересом, хотя не поняли ни слова.