Страница 5 из 31
Я немного перевожу дух. Не думаю, чтобы они преследовали меня на улице. Полной грудью вдыхаю ночной воздух, парижский воздух, весенний воздух.
Вдоль тротуара плавно скользит какая-то машина. Это моя тачка, за рулем Элен. Она спрашивает:
– Ну что, очередная драка?
– Более или менее, – отвечаю я.
– Тогда смываемся.
Я усаживаюсь рядом с ней, и мы покидаем эти нездоровые места.
– У вас весьма странный вид, – замечает Элен спустя некоторое время.
– Да...
Я отхожу, но довольно медленно.
– Можно сказать, что на этот раз ваша одежда и ваше лицо приняли, в основном, весь удар на себя. Череп пощадили.
– Его очередь настанет в другой день.
– О! Я не сомневаюсь, но вы ничего не теряете от этой отсрочки.
– И те, другие, тоже. Знаете, моя дорогая, когда я не увидел вас в ресторане, это произвело на меня тяжелое впечатление. Я подумал, не захватили ли они вас в качестве заложницы. К счастью, ничего такого не случилось. Вы почуяли что-то, а?
– Да, когда вы пошли к умывальникам, я не сомневалась, что если там появится возможность пошарить по углам, то уж вы ее не пропустите. Итак, я не сводила глаз с Чанг Пу. Я увидела, как у него загорелась сигнальная лампочка и какое удивление выразил китаец по этому поводу. Это было не очень заметно, ведь эти типы не обладают особо выразительными лицами, но тем не менее я заметила какое-то изменение. Мне показалось, что он задумался, а потом оставил свою кассу, но не спеша, без волнения, не проявляя никаких эмоций.
– Такой уж это парень.
– Итак, я рассудила, что будет осторожнее, если я уйду. И если с вами что-нибудь приключится, то я буду вам полезнее вне, а не внутри этого здания.
– Спасибо, Элен. Вы просто лапочка.
– О! Умоляю вас. Вы же знаете, что я ненавижу это слово.
– В самом деле.
– Да. Ну, а теперь, кроме ваших оплошностей и ваших идиотских шуток, что еще приключилось?
– Давайте вернемся в бюро. Там я вам об этом расскажу.
Мы возвращаемся в бюро. Элен берет на себя роль сестры милосердия. Она накладывает на мое лицо кучу компрессов, надеясь сохранить хотя бы частично его привлекательность. Затем я опрокидываю хорошую порцию виски, чтобы отбить вкус чая, зажигаю трубку и рассказываю моей секретарше все происшедшие бурные события за исключением того, что касается шкафа.
– Итак, – произносит Элен, когда я выложил ей почти все. – Вы нашли таинственную карточку?
– Да.
– Напечатанную Чанг Пу?
– Похоже.
– И эта карточка...
Я достаю из кармана розовый листок. Прежде чем отдать его Элен, я перечитываю английский текст.
– Здесь есть два слова, которые мне нравятся. Два слова или одно выражение: fascinating girls[2]. Это очень красиво и завлекательно. И мне кажется, что там еще идет речь о докторе.
– Покажите-ка, – говорит Элен.
– Вы ведь знаете английский?
– Да.
– Отлично. Постарайтесь перевести мне это.
Я протягиваю ей розовый листок.
Моя секретарша читает вслух его содержание. Потом еще раз про себя. Наконец, она берет листок бумаги и карандаш, и через минуту перед моими глазами лежит такой текст:
Таверна Брюло
Дом номер 28, Кейн Сот Род.
(напротив "Юнион Джек Клуб") с самыми изысканными и холеными женщинами во всем городе
(Еженедельный медицинский осмотр у д-ра Хардинга)
ШАНХАЙ
Я тихо ухмыляюсь.
– Что это значит? – спрашивает Элен.
– Ну, сердце мое, не прикидывайтесь невинностью.
– Уверяю вас.
– Ладно. Вы, случаем, не девственница?
– Не заставляйте меня краснеть.
– Вы краснеете по любому поводу. Тем более, когда надо сказать – да. Ладно. Вернемся к этой карточке. Вы что, даже не представляете себе, что это такое? Это же рекламная карточка притона, и ничего другого.
– Тогда что же... этот Чанг Пу...
– Вот именно, хозяин борделя.
– Бор... словом, я хочу сказать этой штуки в Шанхае?
– Да. Я чувствую, что вы подразумеваете. Что все это имеет очень отдаленную связь с нашим ювелиром, месье Гольди, и с русскими, если допустить, что во всем этом круговороте они имеются в наличии.
– Вот именно.
– Я думаю так же, как и вы, но кто знает.
– Во всяком случае, этот Чанг Пу странный тип.
– Да, странный тип. И более чем странный, может быть, даже это слово здесь не очень подходит.
Элен испытующе смотрит на меня.
– А вы не все мне сказали.
– Нет.
– Вы обнаружили еще что-то, кроме этой карточки.
– Да.
– И что же?
– Шкаф.
– Шкаф? Господи Боже, и не говорите мне...
– Да, я сейчас вам скажу. Я не получил дубинкой по черепу, но зато мне достался шкаф. Когда мы тузили друг друга, мы натолкнулись на шкаф, и дверца открылась. А внутри была блондинка...
– Господи помилуй, блондинка!
– Совершенно голая и, по-видимому, такая же мертвая, как гипсовая статуя.
III
На следующее утро я просыпаюсь около десяти часов. Немного валяюсь в постели, а в одиннадцать я уже на ногах, полностью пришел в себя от всех треволнений, бодрый и свежий, как рыбка. Свежая рыбка. Я размышляю обо всем, что произошло накануне, и, оставив в стороне всевозможные соображения относительно Чанг Пу, принимаю решение сосредоточить все свое внимание на розовой рекламной карточке. Правда, у меня не больше резона интересоваться розовой рекламкой, чем любым серым техталоном, но это так. И потом, это легче, чем пойти проверить, находится ли блондинка по-прежнему в своем шкафу.
Я приобретаю утренние и двенадцатичасовые газеты, среди которых "Пари-пресс" и "Крепюскюль", и изучаю рубрику происшествий в поисках откликов на мою схватку с Чанг Пу. Кто знает! Какой-нибудь клиент ресторана, пронюхав, что происходит что-то подозрительное, мог вызвать полицейских. Не один я занимаюсь тем, что меня не касается. В том случае, если полицейские прикатили, они могли обнаружить блондинку. Полицейские ничего не обнаружили. Они не были вызваны. О моей драке никто не настучал. Ладно.
Я сажусь в свою тачку. Направление – улица Дуэ, где я знаю одного парня, который может пролить свет на розовую рекламную карточку.
Но сначала я проезжаю по улице Гранж-Бательер. Ресторан "Международная концессия" по-прежнему стоит там и, по-видимому, никак не пострадал от вчерашних событий.
Я мысленно желаю всем хорошего аппетита и на этот раз решительно направляюсь на улицу Дуэ.
Парня, к которому я еду, зовут Марсель. Это человек, потерпевший от закона Марты Ришар[3]. Он руководил заведениями «Буль Бланш» и «Бле» в Масоне. Когда он погорел, то не остался совсем без гроша и купил бистро, поблизости от сквера Винтимиль и кинотеатра «Артистик» (расположенного, о чем большинство не знает, в бывшем особняке Франциска Сарсэ, критика, известного под именем «мой дядя»). Иногда я заходил к нему выпить стаканчик и, хотя мы с ним не очень запанибрата, я его немного знаю. Марсель не скрывает свою бывшую профессию, и, когда он говорит о ней, в его глазах с покрасневшими веками появляется несколько тоскливое выражение. Так как у него красные веки, так же, как и нос, щеки тоже красные (это – сангвиник), он предпочитает пунцовые галстуки. Его рубашки тоже пылающих цветов. Есть люди, которые привержены синему цвету. Он же, по-видимому, верен красному. Может быть, в память о своем фонаре, который ему разбили, как и его сердце.
Когда я вхожу к нему в бистро, он стоит за стойкой и что-то растолковывает своему официанту. Я заказываю выпивку, говорю "Добрый день, Марсель" и предлагаю ему выпить со мной стаканчик. Он соглашается, и мы болтаем. Сначала о погоде, потом о более серьезных вещах. Я протягиваю ему уже известную розовую рекламку:
– Посмотрите, что я нашел, – говорю я. – Вы были из той же корпорации, согласны, а?
2
Очаровательные девушки (англ.).
3
Закон, запретивший сутенерство.