Ибн-Хальдун

Второй способ значительно менее метафизичен. Те, кто ему следует, исходят из положения о том, что марксизм является единым интернациональным учением. Как таковой, он является ответом и на современные арабские проблемы, и арабские марксисты также вносят существенный вклад в решение насущных проблем своих стран. Но эти проблемы нельзя решить без обращения к истории, к тем идейным концепциям, которые так или иначе отражали перипетии социального развития и классовой борьбы в прошлом. Поэтому современный марксизм как мировая, интернациональная теория, отражающая проблемы арабских стран наряду с проблемами других регионов мира, может иметь и имеет среди многих и арабские источники, в первую очередь творчество Ибн-Хальдуна, «в котором современный марксизм видит свое детство» (см. 44, 39).

Каково же действительное место Ибн-Хальдуна в истории мировой философской и социально-политической мысли? Для уяснения проблемы необходимо ответить на три вопроса. Во-первых, повлиял ли Ибн-Хальдун на своих современников, существовала ли «школа Ибн-Хальдуна», или «хальдунизм», как направление в арабской средневековой мысли? Во-вторых, оказал ли Ибн-Хальдун прямое влияние на европейскую мысль последующего периода? В-третьих, какова общая оценка его концепции?

Как практически на все вопросы, связанные с творчеством Ибн-Хальдуна, на первый из поставленных выше исследователи дают минимум два ответа. Одни заявляют, что Ибн-Хальдун последователей не имел (см. 39, 280). Другие — что эти последователи у него были (см. 45, 396—397). Но можно сказать и так: в арабской среде в период средневековья последователи у Ибн-Хальдуна были и в то же время их не было.

Все зависит от того, какой аспект многогранной деятельности Ибн-Хальдуна мы будем рассматривать. В каирский период жизни, как известно, Ибн-Хальдун занимался преимущественно преподавательской деятельностью. И, как у всякого преподавателя, у него были ученики. Современный египетский исследователь Абдаллах Инан приводит в своей книге фотокопию «диплома», или «лицензии» (иджаза), которую Ибн-Хальдун дал группе каирских студентов (см. 40). Но он дал эту иджазу как преподаватель маликитского права, и такого рода последователи (а эта иджаза была, наверное, не единственной) нас мало интересуют.

Ибн-Хальдун был также историком и социологом. В исследованиях можно встретить утверждения, что он «под видом официального курса маликитского права... излагал слушателям свои социологические и философские идеи, свое понимание исторических процессов» (9, 63). Пожалуй, такого рода категоричность неоправданна, ибо это утверждение никак не документируется. По нашему мнению, речь может идти только о том, что Ибн-Хальдун занимался разъяснением своих взглядов параллельно с преподаванием законоведения. По тогдашним неписаным законам он имел на это полное право, являясь автором большого исторического исследования. Подобного рода обучение «по книге» («би-ль-кираа», откуда происходят слова «бакалавр», «бакалореат») заключалось в чтении, разборе, разъяснении, обсуждении отрывков из произведения, что способствовало усвоению слушателями его положений и фактов.

В каирский период образовалась группа учеников Ибн-Хальдуна-историка. Все современные исследователи сходятся на том, что наиболее выдающимся из них был известный в дальнейшем историк Таки-д-Дин аль-Макризи (1364—1442) (см. 9, 63; 41, 187. 45, 399). Он является автором ряда исторических произведений, посвященных преимущественно истории и географии Египта. Не входя в анализ его творчества, скажем только, что его исторические произведения являются своего рода адаптацией хальдуновского исторического метода к рассмотрению Египта. Аль-Макризи отличается стремлением раскрыть климатические, политические, экономические причины тех или иных событий, исключает божественное воздействие на изменение человеческого общества и т. д.

Но возникает другой вопрос: был ли аль-Макризи последователем Ибн-Хальдуна-социолога и философа? Один из современных арабских исследователей творчества Ибн-Хальдуна пишет: «Мы должны ответить на вопрос В. И. Ленина „Есть ли еще такие философы на Востоке?“, поставленный им в связи с Ибн-Хальдуном, твердым „да“, имея в виду аль-Макризи» (46, 37). Это заявление слишком категорично. Аль-Макризи не был философом, подобным Ибн-Хальдуну, ни по масштабу, ни по кругу своих интересов.

Пытаясь найти последователей философских и социологических взглядов Ибн-Хальдуна, некоторые исследователи указывают на Ибн-аль-Азрака аль-Гарнати (ум. ок. 1498 г.) (см. 41, 189). Но то, что известно о его книге «Слиток чистого золота, или То, как подобает вести себя владыкам», позволяет заключить, что она не представляла собой теоретического исследования, а являлась произведением довольно распространенного в тот период жанра — поучений владыкам о наиболее эффективных способах правления.

Таким образом, имеющиеся в настоящее время данные заставляют сделать вывод, что в период арабского средневековья так и не сформировалась философская и социологическая школа Ибн-Хальдуна. Отчасти это объясняется тем, что концепция мыслителя была законченной, «готовой», она давала ответы на все вопросы, которые могла поставить тогдашняя эпоха. Это понимали его современники. Тот же аль-Макризи писал о «Пролегоменах»: «Это единственный труд такого рода, выполнение которого слишком трудно, чтобы можно было осуществить подобное. Поистине это сущность знания и науки, результат ясного ума. Он открывает истину в вещах, событиях и обстоятельствах, он объясняет природу государств и открывает природу всего сущего, излагая [все это] удивительно ясным стилем» (цит. по: 9, 63—64). Но главное в том, что XV век был началом экономического, политического и культурного упадка всей Северной Африки (включая Египет). Ибн-Хальдун остался одиноким титаном.

Оказало ли учение Ибн-Хальдуна влияние на европейскую мысль? Те исследователи, которые стремятся доказать это предположение, считают, что чуть ли не единственным европейским философом, который мог испытать и в свою очередь передать это влияние, был Н. Макиавелли. Мухаммад Абдаллах Инан в своей книге об Ибн-Хальдуне посвящает целый раздел сравнению его взглядов со взглядами Макиавелли (см. 40, 174 и сл.). Исследователь нашел общие идеи в «Князе» и «Пролегоменах». Вместе с тем он исключает возможность прямого воздействия Ибн-Хальдуна на Макиавелли, но считает, что могло иметь место косвенное влияние. Однако это предположение основывается в свою очередь на другом предположении, вернее, даже нескольких. Мухаммад Абдаллах Инан полагает, что в 1525 г. в Риме могла произойти встреча между Макиавелли и Львом Африканским (Ибн-аль-Ваззаном) — арабом, попавшим в плен к христианам, перешедшим в христианство и ставшим в дальнейшем известным географом. Он же мог знать, считает Инан, если не труды Ибн-Хальдуна, то некоторые его идеи и сообщить их Макиавелли. Но ни одно из этих предположений не имеет под собой никакой документальной основы.

Поставленный выше вопрос можно переформулировать: является ли Ибн-Хальдун основателем социологии? И здесь также мы вынуждены ответить и да, и нет: да, ибо его взгляды на общество и государство, несомненно, можно считать самыми ранними социологическими взглядами; нет, ибо они не оказали никакого влияния на возникновение и становление социологии как науки в XIX в.

Можно, впрочем, сказать о непосредственном влиянии социологической концепции Ибн-Хальдуна по крайней мере на одного западноевропейского социолога — Л. Гумпловича (1838—1909). Л. Гумплович хорошо знал концепцию Ибн-Хальдуна, искренне восхищался ею и посвятил ей большую статью (см. 40, 165; 184). Обращает на себя внимание большое содержательное сходство трактовки Л. Гумпловичем расы (а эта трактовка, кстати сказать, сильно отличается от общепринятой) с асабийей у Ибн-Хальдуна, материальных благ и власти — с мульком и т. д. (см. 18, 79—82). На некоторые аспекты этого сходства уже указывали современные социологи (см., напр., 13, 36).