Страница 4 из 47
Но наряду с этой переменой и в тесной связи с ней мы наблюдаем разрушение единой старой культуры, которую характеризовало общепринятое цельное видение мира. Мы живем в эпоху специалистов — людей, знания которых всё растут, а предмет исследований всё мельчает. Хотя мы создаем глубоко разработанные области знания, они не образуют систему взаимосвязанных представлений. Главный раскол, конечно же, пролегает между естественными и гуманитарными науками, но трещины пронизывают и сами эти «две культуры», становясь всё шире и создавая крайне раздробленную систему знания[3]. Эта современная проблема — узкая специализация — создает значительные трудности, когда мы пытаемся осмыслить наше знание в целом. Создается впечатление, будто у нас есть всего четыре или пять фрагментов головоломки и мы никак не можем понять, как же должна выглядеть вся картина целиком.
Таким образом, каждый, кто мало-мальски предрасположен к размышлению, ощущает такую же насущную потребность отыскать остальные части головоломки, как и наши первобытные предки. Конечно же, есть масса желающих предоставить недостающие фрагменты. Например, римско-католическая церковь — это древняя и почтенная организация, которая за два тысячелетия уже нашла все ответы. Достаточно купить последний выпуск катехизиса, чтобы обнаружить все вопросы и все ответы в четко упорядоченном виде. А если возникнут новые вопросы, энциклика[4] из Ватикана быстро даст на них ответы. Многие считают, что такая система вполне удовлетворительно справляется с тайнами бытия. Сходная обстановка сложилась в исламе, где тоже предлагается исчерпывающая и радикальная система представлений для понимания человеческой жизни. И марксизм в разных своих формах тоже обеспечивал, по крайней мере до недавнего времени, всеобъемлющее мировоззрение, которое объясняло всё в рамках экономической эволюции, ведущей к политической и социальной утопии.
Если же кого-то не удовлетворяют устоявшиеся системы взглядов, то они, желая осуществить свои устремления и чувствовать себя уверенными, прогрессивно настроенными людьми, могут обратиться к самым разнообразным культам, нетрадиционным религиозным группам, или даже к психологическим и политическим движениям. При этом можно переходить из одной группы в другую и менять направление столько раз, сколько вам заблагорассудится. В Индии я знавал одну англичанку, которая утверждала, что меняла религиозные убеждения семнадцать раз. Начала она с католицизма, потом прошла веданту, церковь Сведенборга, миссию Рамакришны и многое другое. Когда я с ней познакомился, эта дама средних лет была адвентисткой седьмого дня, но подумывала сменить веру, потому что нынешняя запрещала пить чай. Помню, я зашел к ней в гости — дело было в Калимпонге, — и мы вместе чаевничали. Когда раздался стук в дверь, хозяйка побледнела. «Бог мой, это священник», — прошептала она и быстро спрятала чайник. По-моему, она перебралась в Австралию, но нашла ли она там что-нибудь более подходящее, не знаю. Ее проблемы могут вызывать смех или слезы, но, по крайней мере, она по-своему искала истину.
Дело в том, что, собираемся мы искать истину или нет, полностью уклониться от философии просто невозможно. Какая-то жизненная философия есть у каждого. Вся разница в том, что одни сильны в философии, а другие — нет. Можно встретить самых разных людей, которые, не имея никакого образования, создали свою собственную внятную философскую систему, вполне последовательную и целостную. Но если эти люди разработали четкую и осмысленную версию своего собственного отношения к жизни в целом, другие имеют лишь элементарное или зачаточное представление о том, что они считают реальностью и смыслом жизни. Нравится нам это или нет, все мы начинаем путь в том же состояния неясности и замешательства, как и наши далекие предки, и только от нас зависит, куда идти дальше.
Вот с чем это можно сравнить. Однажды вы просыпаетесь не в своей постели, а в какой-то гостинице. Вы не знаете, как вы там оказались, и не представляете, где именно находитесь, за исключением того, что это некое временное пристанище: одни люди приезжают, другие уезжают. Вам известно только то, что это место — не ваш дом, и вы не узнаёте улицу, на которой эта гостиница стоит. Вы только что проснулись, пребываете в полном недоумении и замешательстве и не понимаете, что происходит. Так или примерно так мы наверняка чувствуем себя, когда приходим в этот мир. Мы — наше тело, глаза, уши, рот, нос и мысли — оказываемся в Англии или в любом другом месте, а на дворе самый конец двадцатого века. Мы не знаем, что привело нас сюда. Мы просто просыпаемся — и нате вам!
И вот, проснувшись в этой воображаемой гостинице, мы хотим знать только одно: куда двигаться дальше. Необходимо где-то достать карту местности, чтобы найти дорогу, по которой мы сюда прибыли, и определить направление, которое следует избрать, чтобы попасть в нужное место. И здесь, как вы уже, наверное, догадались, на сцену выходит буддизм. Именно когда мы рассматриваем человеческую ситуацию с такой элементарной и даже житейской точки зрения, учение Будды вступает в свои права.
При встрече с буддизмом мы, по существу, обнаруживаем всеобъемлющую систему мышления (слово «мышление» не является идеальным, но до поры до времени сойдет). Это не значит, что разновидности буддизма, возникшие на протяжении более чем двух тысячелетий, обязательно должны во всем сходиться друг с другом. Однако слово «буддизм» используется не только в качестве обобщающего термина для целого спектра различных подходов к этому учению — по существу, оно подразумевает последовательную и полную философскую систему.
Тем не менее, при конкретной встрече с буддизмом, вступая в контакт с существующими буддийскими группами и знакомясь с настоящими буддистами, мы слишком часто обнаруживаем тот же фрагментарный подход, который характеризует всё современное знание в целом. В буддизме есть множество школ — именно школ, а не сект: тхеравада, дзэн, «чистая земля», тяньтай, гелугпа, кагьюпа, ньингмапа и другие. Но редко встретишь последователя буддийской школы, который имел бы представление об учениях любой другой школы буддизма. Я, например, довольно много общался с буддистами школы тхеравада — правда, в большинстве случаев это было очень давно, — и у меня сложилось впечатление, что им, будь они родом из Шри-Ланки, Бирмы или Таиланда, абсолютно ничего не известно о дзэне. В подавляющем большинстве случаев они о нем даже не слышали. И наоборот, можно встретить дзэнских монахов и даже учителей, не имеющих ни малейшего представления о тхераваде. По мере того как наш мир становится всё меньше, такое положение постепенно меняется, но, выбирая книгу по буддизму или слушая чей-то рассказ о нем, нужно быть осмотрительным, чтобы под видом буддизма не получить версию какой-то одной школы.
В буддизме также есть тенденция излагать учения неполно и необъективно. Какая-то совокупность теорий может быть изложена очень ясно, но без всякой связи с другими теориями, которые, возможно, рассматривают этот же вопрос под другим углом. Есть, например, учение о дукхе, оно утверждает, что человеческая жизнь по природе своей не может приносить счастье, никогда не может быть именно такой, какой нам хочется, и, даже получив всё, чего хотели, мы всё равно не будем счастливы. Это один из основополагающих принципов, без которого буддизм теряет смысл. Однако в отрыве от контекста Четырех благородных истин, которые подробно описывают путь преодоления страдания, учение о дукхе покажется всего лишь описанием неприятных сторон жизни.
Возьмем другой принцип — татхагата-гарбху, буквально «чрево просветления», в соответствии с которым всё живое несет в себе «семя» состояния будды, состояния высшего и совершенного просветления. Если не связывать этот принцип присущего всем потенциального состояния будды с Благородным восьмеричным путем, описывающим шаги, которые необходимо предпринять, дабы обрести просветление, то может сложиться впечатление, что состояние будды, так сказать, у нас в кармане и остается всего лишь осознать этот факт. Такие учения, рассматриваемые в отрыве от правильного контекста и без связи с общей системой, могут стать причиной серьезного заблуждения.