Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 65



Грети пристально смотрела на Сильвио.

— Как раз такой человек, как вы… Вы понимаете… Это очень важно. Сколько пишут о концлагерях, но впервые нашелся человек, который перестал жеманиться. И теперь в Вашингтоне знают, какую роль сыграли коммунисты в Бухенвальде! Да, да, мисс! Это сделал он, хотя теперь и скромничает. Он разоблачил этих парней! Поздравляю! Приятного вам пути, лейтенант Градец! Привет родине! Я должен еще задержаться здесь. Ничего не попишешь. Кто-то должен остаться, чтобы навести порядок в этих развалинах. Порядок!

Он отдал нам честь.

Я подошел к грузовикам и представился солдатам, затем вернулся к Сильвио и Грети. Они стояли на том же самом месте. Грети прислонилась к машине.

— Это все правда, Сильвио? — тихо спросила Грети. Он молча кивнул.

— В своем докладе ты написал совсем другое? Не то, что было в твоих письмах?

Сильвио опустил голову.

— Петр, вы знаете, я не коммунистка. По моему происхождению мне это не подходит. Но скажите, почему человек, с которым я живу и хочу воспитывать нашего сына, почему он должен писать ложь?

Я подошел к Сильвио и взял его за плечи.

— Дрюз тогда принудил тебя к этому, не так ли?

Сильвио повернулся и молча сел на ступеньки лестницы.

— Все дело в том, Грети, что имеющие судимость не подлежат возвращению в Штаты, — горячо начал я. — Поэтому он до сих пор и не женился на вас. Чтобы не помешать вам вернуться, если все это вскроется! Он умолчал о своей прежней судимости, а этот шпион разнюхал об этом и взял его в руки. По американским законам за это полагается депортация или же каторжная тюрьма…

Грети ничего не ответила.

— Грети, поймите же, наконец! Он не хотел потерять вас. Он хотел сделать что-то большее на Бродвее. Он пошел на это ради вас.

— Мне не нужен знаменитый режиссер. Неужели он так плохо знает меня? Если бы из него не получилось ничего, кроме бухгалтера или ночного сторожа, он прекрасно знал, что все равно я не ушла бы от него, а теперь…

Губы ее стали тонкими, как ниточки.

— Будьте здоровы, Петр! Вы еще вернетесь обратно, я знаю…

И она протянула мне свою крепкую руку.

Я подошел к Сильвио и положил ему на плечо руку. Он даже не пошевельнулся.

Грузовики помчались с адским ревом.

На ступеньках все еще сидел Сильвио, а рядом стоял маленький сверкающий «рено». Больше ничего не было видно.

За океан

Сборный лагерь в Антверпене состоял из тысячи палаток. Палатки были большими и хорошо отапливались. Имелось даже два кино и один театр ревю. Вся наша служба здесь заключалась в том, чтобы по утрам являться на проверку, где зачитывали номера погрузочных транспортов. До Рождества обещали переправить нас в Штаты.

Вверенных мне солдат я не обременял заботами, что их безмерно радовало. Сразу же по прибытии в лагерь образовалось несколько компаний по игре в покер, причем ставки были очень высокими. Заглянув однажды в палатку для рядовых, я увидел на карточном столе целую кучу банкнот в двадцать и сто долларов.

В читальне лежали стопки американских провинциальных газет, часто за прошлую неделю, а то и за прошлый месяц. Их с жадностью прочитывали. В мыслях солдаты уже были дома.

Главной темой разговоров были печальные письма из дома. Их за последние недели пришло очень много. Невесты или жены лаконично сообщали о том, что нашли себе другого. Реакцией на эти письма были цинизм, наигранное равнодушие и пьянки.

Такие пострадавшие имелись и в моей группе. Несмотря на строгий запрет, ребята по ночам убегали из лагеря поискать утешения в пивнушках и борделях. Многие возвращались без гроша в кармане.

Я подружился с негром — старшим лейтенантом Говардом Диксом из штата Северная Каролина. У него, как и у меня, было мало денег, и мы не играли в покер. Дома Говарда ждала жена и двое детишек. Он надеялся устроиться на свое старое место — механиком в гараже. На его груди красовалось одиннадцать пестрых орденских колодочек, так как от Северной Африки до Нормандии и берегов Рейна вряд ли было такое место, где бы не воевал Говард.

В один из первых вечеров с ним произошел характерный случай. Было часов одиннадцать. Мы только вернулись из кино и собирались ложиться спать. Вдруг снаружи послышался скрип шагов. Это прибыла еще партия солдат. Их капитана направили в нашу палатку. По говору он был уроженцем штата Джорджия. Он представился и, бросив свой зеленый рюкзак, стал искать свободную койку.



Вдруг капитан остолбенел, резко повернулся кругом и, тяжело дыша, вылетел из палатки.

Снаружи раздался его недовольный голос.

— Как вы могли подумать, сержант, что я соглашусь спать в одной палатке с негром? В этом лагере мы уже на американской земле! Так что давайте не будем вводить новых порядков!

Старший лейтенант Дикс из Северной Каролины, кровать которого стояла рядом со свободной койкой, дружелюбно улыбался во все свое бронзовое лицо, выжидая, что же ответит сержант.

— У вас койка номер шесть в палатке номер четыре. Если вас это не устраивает, идите к коменданту.

Капитан ушел.

Все молча курили. В углу снова начали играть в покер.

Когда погасили свет, койка так и осталась свободной.

Наш пароход назывался «Ренселер виктори». На его борт погрузилось восемьсот пятьдесят человек, не считая различных материалов. На такой посудине наше плавание через океан должно было продолжаться две недели. В таком случае до Рождества у нас останется почти целая неделя.

Единственным моим знакомым на корабле, кроме Говарда, был Блейер. Меня удивило, что он уже подлежит демобилизации: на континенте Блейер находился меньше года и по закону демобилизовался бы только весной.

— Что ты будешь делать, когда скинешь форму? — спросил он меня.

— Искать работу. Думаю заняться иллюстрированием. Сейчас будет выходить много антивоенных книг.

— Я не понимаю, почему у тебя до сих пор нет ничего конкретного? При твоих связях…

— При моих связях?

— Ну и чудак ты! Целых полгода служил в одной вилле со знаменитостями! В Париже ты запросто вращался с шишками из радио, в Лондоне и Мюнхене — с тузами кинематографа.

— Что придумал! С ними я только бездельничал. Я их раздражаю, как красный цвет — быка.

— Теперь мне понятно, — засмеялся Блейер, — почему Шонесси сказал, что ты…

Я приготовился выслушать, что же сказал обо мне Шонесси, но Блейер замолчал, заметив, что и так слишком много наболтал.

— А ты? У тебя какие планы?

— О, я немного побуду дома. Срочно демобилизуюсь и через три-четыре недели снова возвращусь сюда. Но уже не как сержант, а как гражданское лицо. Шонесси устроил меня в ЮНРРА, только об этом никому ни слова.

— Я знаю, Шонесси всегда говорил, что им нужны люди всех специальностей. Так что, почему бы и не в ЮНРРА.

Блейер обрадованно закивал:

— Да, да, в ЮНРРА. Это — крупная организация. Мы будем оказывать помощь всюду. Большие деньги, которые она вкладывает… — Блейер говорил и говорил. У него давно не было случая разговаривать по-чешски, тем более что он доверял мне. — На этом месте я смогу помочь своему отцу. Разумеется, я сразу же переведусь в Богемию. Сразу двух зайцев — одним махом! Но Шонесси знает об этом, — поспешно добавил он.

— Этот знает обо всем…

— В этом ты прав. Он все впитывает, как губка. Тогда в Праге он мне очень понравился. Два самых лучших врача в Терезиенштадте были у него на поводу. Они появлялись у нас по нашему желанию! К сожалению, с эпидемией ничего нельзя было сделать. Жаль. Это было бы полное попадание. А твой полицейский советник!..

— Беднарж? — удивился я. — Надеюсь, он в тюрьме? Я ведь рассказал тогда Шонесси, что это за тип! И когда мы вдвоем вторично поехали в Прагу, майор обещал мне…

— Чудак ты, Градец! Ты и в самом деле наивен. Такие люди для нас на вес золота, но не под замком, разумеется! Старик снова наверху, у власти.

— Значит, Шонесси не воспользовался моими данными? И этот негодяй находится на свободе?