Страница 7 из 10
– Арифулина, они же в твоей больнице состоят на учете! Забыла?
Сима что-то невнятно пробормотала.
– Спасибо, – Маша похлопала подругу по плечу.
– Во-первых, я еще ничего не сделала, – вдруг озлобилась Сима. – А во-вторых, тебе нужно думать о своем здоровье – вместо того чтобы выяснять степень родства с людьми, которые тебя обожают!
Маша подошла к столу, взяла бутылку вина и отпила глоток из горлышка.
– Завтра я съезжу к родителям, – сказала она.
– И силой выбьешь из них тайну твоего рождения?!
– Что ты! Я не стану этого делать, потому что люблю их, как и они меня. Но я заслуживаю того, чтобы знать правду. Конечно, если она существует и если я не придумала сгоряча эту мелодраматическую историю о моем удочерении.
– Последнее кажется мне наиболее вероятным, – быстро выговорила Сима, но отчего-то сама не поверила в свои слова.
Глава 3
Утром Маша проснулась с твердым намерением поговорить с родителями, но так и не смогла заставить себя выйти из квартиры. Вместо этого она долго ходила по комнатам, обдумывая предстоящий разговор. Дважды заваривала чай, даже подумала о выпивке, чтобы с помощью нескольких глотков вина набраться смелости, но, посмотрев на тумбочку, где лежали лекарства и инструкция Симы, отказалась от этой мысли. Сейчас ей, как никогда, требовалось пребывать в трезвом состоянии, так как во хмелю можно совершить такие поступки или произнести такие слова, о которых будешь потом жалеть всю жизнь. Кроме того, Маша не знала, что именно сказать родителям. Ее догадки ничем не подтверждались, а предоставить любящим ее людям скудные сведения, добытые из Интернета, и увидеть в их глазах грусть и непонимание ей не хотелось.
После полудня позвонила Сима и попросила Машу приехать в клинику.
– Я встречу тебя у входа, – сказала она.
Менее чем через час Маша увидела ее худенькую фигуру. Сима стояла возле огромной колонны и нетерпеливо постукивала туфлей по ступеньке.
– Ты приехала быстро. Молодец!
– Сима, все в порядке? – внезапно напряглась Маша, почувствовав нервозность в поведении подруги.
Она смотрела на ее белый халат и злилась, но не могла понять причины своей враждебности. Маше вдруг захотелось плакать, однако она сдерживалась из последних сил, зная, что Сима не обрадуется подобной слабости.
– Выпьем кофе? – спросила она, глядя в сосредоточенно-серьезное лицо подруги.
– Идем в кафетерий, – кивнула Сима, указав рукой на вход.
Маша с удивлением оглядывалась по сторонам. Вокруг сновало слишком много людей, и от этого она чувствовала себя неуютно. В коридорах больницы было шумно, а в кафетерии, куда ее привела Сима, и вовсе стоял гул голосов, будто люди находились на каком-то светском мероприятии, где всем позволено громко говорить и смеяться.
– Здесь всегда так? – спросила Маша, присаживаясь за столик.
– Да, – кивнула Сима. – Мы же находимся в клинике областного значения. Сотни людей, сотни страхов, болезней… В общем, тишины тут не бывает никогда, все успокаивают себя разговорами и шутками. Но мне здесь нравится. Единственный минус – в кафетерии нет официантов. Приходится самому себя обслуживать. Ладно, подожди, я кофе принесу. Может, желаешь перекусить?
– Нет аппетита, – сказала Маша и усмехнулась, глядя, как в глазах у Симы появилось беспокойство. – Что ты застыла?! Иди за кофе.
Она проследила взглядом за удалявшейся к стойке подругой и осмотрелась. Без особого интереса наблюдая за лицами окружавших ее людей, Маша думала о предстоящем разговоре с родителями и о том, что скажет Сима, явно нашедшая какую-то информацию о… о ее маме и папе… В том, что у Арифулиной имеются важные сведения, Маша не сомневалась. За долгие годы дружбы она хорошо изучила подругу и теперь, видя ее скованность и желание отсрочить разговор, могла точно сказать, что Сима обнаружила нечто значительное, о чем не решалась заговорить вслух.
– Кофе здесь хороший, – сказала Сима, поставив перед Машей пластиковый стаканчик. – Не смущайся вида этой посудины, на вкус он потрясающий. От чашек тут давно отказались, используют пластик, потому что он не бьется. Здесь все из этого материала…
– Не забалтывай меня, – резко произнесла Маша, поднося стаканчик к губам.
Сима, понимая, что тянуть дальше невозможно, достала из кармана халата листки бумаги, сложенные вдвое, и протянула их Маше.
– Это копии, – сказала она. – Как ты понимаешь, оригинал мне не позволили взять.
– И что здесь?
– Сама читай! – вспылила Сима и, облокотившись о стол, обхватила голову руками. – Ты была права. У тебя с твоими… родителями… разная кровь.
– Я об этом уже вчера узнала.
– Я имею в виду, что Калинины тебе – не родные.
– Здесь так и написано? – с насмешкой произнесла Маша.
– Иди ты в задницу! – беззлобно ответила Сима. – Не понимаю, каких слов ты ждешь от меня?
– Извини. Я все еще рассчитывала на ошибку.
– Заведующий отделением, Михаил Валерьевич, достал эти бумаги. Правда, орал он так, будто я его ножом режу, и грозил уволить меня, если вдруг всплывет, что он нам помог. В общем, здесь выписка из карточки твоей мамы… то есть Валентины Борисовны, – поправилась Сима.
– Ты правильно сказала. Она была и останется мне мамой – вне зависимости от того, течет ли в нас одинаковая кровь или нет.
– Слава богу! – воскликнула Сима и радостно улыбнулась, но тут же поникла. – Машка, мне искренне жаль, что все раскрылось при таких грустных обстоятельствах. Если бы ты не заболела, и я не потащила бы тебя в клинику, и…
– Меня до конца жизни водили бы за нос. Не жалей. Все идет по плану!
– Какому плану? – насторожилась Сима.
– Божественному, – рассмеялась Маша, но смех ее был горьким. – Говори, что ты еще узнала. Я, конечно, и сама могу это прочитать, но, боюсь, увижу столько незнакомых слов, что ничего не пойму.
Сима взяла листочки в руки и быстро пробежала глазами по строкам.
– Валентина Борисовна никогда не рожала, – сказала она. – В двадцать лет ей поставили диагноз: гипоплазия матки. – Сима замолчала, подыскивая нужные слова, причем такие, которые были бы понятны Маше, человеку, далекому от медицины. – Проще говоря, недоразвитие. Слово, конечно, некрасивое, но другого я не могу вспомнить. Валентина Борисовна много лет лечилась, пытаясь восстановить матку в ее естественных размерах. В какой-то момент ей это удалось, но две последующие внематочные беременности поставили крест на ее возможностях родить ребенка. Без фаллопиевых труб, как ты понимаешь, яйцеклетка не может спуститься в матку, поэтому помочь ей могло только ЭКО.
– Искусственное оплодотворение?
– Правильно. Но в те годы в России об ЭКО мало что было известно, лишь в узком кругу специалистов, работавших в области гинекологии.
– Оставался единственный способ – удочерение, – закончила Маша.
– Думаю, лучше тебе поговорить об этом с… родителями.
– Да, – согласилась Маша и поднялась.
– Обещай мне не ломать дров!
– Обещаю, – усмехнулась Маша. – Тем более что дровосек из меня неважный.
– Уже придумала, как начнешь разговор?
– Даже не представляю. – Маша взяла бумаги, принесенные Симой. – Но тянуть с беседой я не стану, иначе умру от неизвестности.
– Что ты хочешь узнать? Кто твои настоящие родители?
– И это тоже.
– Если тебя удочерили чужие люди, значит, родным ты была не нужна! – вскричала Сима, приложив руки к груди. – Машка, неужели ты хочешь найти тех, кто от тебя отказался?!
– Признаюсь, дочь, ты разочаровала меня своим нежеланием отмечать день рождения, – сказал Сергей Борисович, целуя Машу.
– Не беда. Переживешь, – улыбнулась мужу Валентина Борисовна, убирая тарелки со стола.
– Я помогу, – сказала Маша.
– Не стоит, родная, – остановила ее мама. – Мне несложно. Лучше идите с отцом в гостиную, а я принесу чай. И конфеты.
– Как же без конфет! – Отец заговорщически подмигнул дочери и увлек ее в соседнюю комнату. – Пусть мать себе суетится, а мы поговорим.