Страница 72 из 86
— Впервые увидев тебя, — призналась Имоджин, — я решила, что у тебя тоже нет правил.
— Хорошо. Именно такое впечатление я стараюсь внушить людям.
В его голосе прозвучала какая-то странная напряженность. Имоджин проследила за его взглядом. Снаружи стало уже почти совсем темно, а с темнотой на них навалились и черные страхи. Может, ей удастся отвлечь его разговором?
— Значит, ты стал одним из его придворных? — спросила она.
— Да. И так я попал в Англию. И в Клив. — Он ласково ткнул пальцем ей в нос и добавил: — И встретился с тобой.
— Благодаря смерти Уильяма Руфуса. — Имоджин с досадой прикусила язык. Нашла время заводить об этом разговор!
— Благодаря смерти Уильяма Руфуса, — холодно подтвердил он.
— Если Генрих и правда убил своего брата, это не может быть правильным, — заупрямилась она.
— Кто может сказать, что правильно, а что нет? Руфус привел страну на грань катастрофы. А Генрих любит Англию, и он умный правитель. Ему удастся навести порядок и поддерживать его всеми силами.
Она вспомнила, с каким восхищением Фицроджер говорил о порядках в монастыре.
— И ты хочешь быть частью этого порядка?
— И я хочу быть частью этого порядка.
Он подумал о том, что скорее всего уже никем не станет. Что его мечты умрут сегодня вместе с ним. И если Уорбрик наложит лапы на их деньги, Англия увязнет в новой междоусобице.
— А каким королем мог бы стать герцог Роберт? — спросила она. До сих пор ей не приходилось слышать о брате короля Генриха ничего хорошего.
— Отвратительным! — Он встал на ноги и поднял ее с земли. — По-моему, мне пора надевать латы, — проговорил он. — Уже совсем стемнело.
Имоджин помогала ему как могла, стараясь унять нервную дрожь. Это было равносильно тому, чтобы собирать его на верную смерть. И хотя ему полагалось носить латы и меч, не он, а она должна была стать ключом к их спасению.
Вскоре часовой крикнул, чтобы они вылезали из пещеры, и Фицроджер пробормотал:
— Наконец-то!
Однако у входа он задержался:
— У меня есть к тебе одна просьба.
— Какая? — пролепетала Имоджин. В ушах у нее звенело: «Последняя просьба!»
— Я хотел бы услышать, как ты зовешь меня по имени.
Она привстала на цыпочки, поцеловала его и произнесла:
— Да пребудет с тобой Господь, Тайрон!
Он сгреб ее в охапку и жарко поцеловал в ответ.
— Да пребудет Он с нами обоими!
Они выбрались наружу, в сгущавшиеся сумерки. Перед пещерой их ждал Уорбрик со своими людьми. Все уже сидели верхом. Имоджин оттащили в сторону и снова отдали под опеку Лига. Фицроджера — Имоджин старалась думать о нем как о Тае, но у нее ничего не получалось — отвели к его собственному коню. Это был хорошо выученный боевой конь. При желании Фицроджер мог отдать ему команду, и верное животное вынесло бы его на свободу даже ценой собственной жизни, однако расплачиваться за это пришлось бы Имоджин.
Они оба превратились в заложников друг друга.
Имоджин знала, что жертвует собой ради любви. А ради чего жертвовал ее муж?
Имоджин сосредоточилась и стала читать про себя молитву. Она не сомневалась, что Всевышний будет на их стороне — если Ему вообще есть дело до простых людей. Такое чудовище, как Уорбрик, — это ведь порождение дьявола, а не Бога.
У нее сохранился маленький кинжал для еды. На случай, если кто-то захочет ее обыскать, она спрятала его на бедре, под юбкой. Она могла поранить себя, потому что оставила для виду ножны на поясе, а Фицроджер наточил кинжал на камне до остроты бритвы. Ей пришлось обмотать лезвие обрывками своей юбки и надеяться на лучшее.
Какая польза может быть от этого игрушечного ножика, она и сама не знала, но лучше иметь хоть такое оружие, чем вообще ничего.
Лошадей надежно спрятали среди деревьев. Имоджин наконец сказала Уорбрику то, о чем уже знал Фицроджер.
— Вход в подземелье очень узкий. Через него может протиснуться не каждый мужчина, да и то без лат.
— Что? — Уорбрик чуть не зарычал от ярости. — По-твоему, я не смогу туда попасть?! — Он отвесил ей такую оплеуху, что у нее зазвенело в ушах. — Врешь!
Она услышала какую-то возню и поняла: Фицроджер не остался равнодушным, увидев, что ее бьют, и его повалили на землю. Шум прекратился так быстро, что стало ясно: он на время покорился. Она молилась, чтобы ему и дальше хватило выдержки. Они не могут рисковать и подставлять его под новые удары до того, как понадобятся все его силы.
— Я не вру! — заявила она Уорбрику, вытирая кровь с рассеченной скулы. — Если хочешь, проверь сам. И ты убедишься в моей правоте.
— Я-то проверю, — проворчал Уорбрик, — а вот ты, если соврала, пеняй на себя!
Он принялся отдавать приказания, выбирая тех, кто пойдет с ним, и отодвигая в сторону тех, кто останется.
Имоджин рискнула посмотреть на Фицроджера. Он стоял спиной к дереву, и на него было наставлено шесть обнаженных мечей, дрожащих в руках напуганных бандитов, готовых прикончить его в любую минуту. На лбу у него набухала большая шишка, и левая рука была в крови, но это оказалась просто царапина.
Его взгляд оставался ледяным и спокойным, и только Имоджин догадывалась, сколько на это требуется сил. Их взгляды на миг встретились, и она улыбнулась ему, но он наверняка понял, каких усилий стоила ей эта улыбка.
— Я рад видеть, что ты влюблена в Бастарда, леди Имоджин! — прошипел Уорбрик, больно сжав ее руку. — Ты ведь не станешь рисковать его жизнью, верно? — Он обернулся к тем, кто караулил Фицроджера, и приказал: — Отпустите его.
Бандиты подчинились и убрали мечи, но Фицроджер не шелохнулся.
— Неужто окаменел от страха? — вкрадчиво спросил Уорбрик.
Можно было подумать, что Фицроджер превратился в статую. Имоджин понимала, что все сейчас висит на волоске, но он ничем не мог ей помочь. Ничем. Потому что за любой его поступок придется платить ей.
— Прикрутите его к дереву, — велел Уорбрик своим людям, — да не жалейте веревки!
Фицроджеру завели руки за спину, чтобы привязать к стволу, и Имоджин услышала, как он сдавленно охнул от боли в раненой руке. Она почувствовала, как слезы щиплют глаза. Стоять часами в таком положении — это пытка даже для здорового человека.
— Выломайте пару хороших дубин, — продолжал Уорбрик, с довольной миной проверяя надежность пут, — и смотрите за ним хорошенько. Чуть что — крушите ему ребра. От доброй дубины никакие латы не спасут, и, если вы отдубасите его как следует, он будет подыхать долго и в страшных мучениях.
Фицроджер и глазом не моргнул, но Имоджин содрогнулась от ненависти. Подожди, Уорбрик, настанет и твой час!
— Не трясись прежде времени, леди Имоджин, — посоветовал Уорбрик, заметив ее дрожь, которую он принял за страх. — Пока ты покорна, мне нет нужды убивать кого-то из вас. И когда мы вернемся сюда с карманами, полными денег, я позволю тебе выкупить жизнь твоего мужа тем, что ты на глазах у него доставишь мне удовольствие. Хотя вы женаты без году неделя, он наверняка успел кое-чему тебя научить!
— Я очень религиозна, — пролепетала она, стыдливо потупившись. — А ведь телесное удовольствие — это самый страшный грех.
Уорбрик грубо расхохотался, мигом лишив ее надежды на то, что ее уловка сработает:
— Мне плевать на то, получишь ты удовольствие или нет, и если ты не знаешь, что делать, я мигом тебя научу и повеселюсь от души, когда увижу, как тебе это противно. — Он подмигнул Фицроджеру. — Может, ты даже поблагодаришь меня за науку, Бастард, — если вообще захочешь после меня к ней прикоснуться!
И снова Фицроджер не ответил. Уорбрик протопал к дереву и ударил его по лицу, так что голова ее мужа резко дернулась, а из разбитой губы потекла кровь.
— Ты еще не подох? — с издевкой поинтересовался Уорбрик. — Или тебя паралич разбил от страха?
Зеленые глаза полыхнули яростью, но больше Фицроджер никак себя не проявил. Уорбрик расхохотался, но теперь его хохот почему-то прозвучал не слишком уверенно.
— Ты за все ответишь, Бастард! Я буду развлекаться с твоей бабой до тех пор, пока ты не проснешься! Я хочу, чтобы ты на коленях молил меня пощадить ее!