Страница 2 из 86
Уорбрик схватил старого рыцаря за горло.
— Где она?
— Уехала, — прохрипел сэр Гилберт.
— Где она? — Жирная физиономия Уорбрика побагровела от ярости, и он принялся трясти сэра Гилберта, как делает это собака, поймавшая крысу.
Внезапно что-то громко хрустнуло. Со звериным ревом Уорбрик отшвырнул свою жертву в угол. Имоджин в немом ужасе уставилась на бездыханное тело старинного друга и преданного вассала ее отца. Уорбрик сломал ему шею.
Ее била крупная дрожь. Она ничего не могла с собой поделать. Она была уверена, что все люди, находившиеся в зале, слышат, как стучат ее зубы.
Она не могла шевельнуть и пальцем.
Она не могла собраться с мыслями.
В зал вбежала женщина, спасаясь от невидимой погони. И попала из огня да в полымя. Это была Дженин, служившая у Имоджин камеристкой. Она застыла как вкопанная и кинулась было обратно, но двое солдат уже схватили ее за руки.
По приказу Уорбрика они бросили ее на стол и задрали подол на голову. Но даже толстая ткань юбок не смогла заглушить ее отчаянные крики и мольбы о пощаде. Негодяи легко поймали ее ноги и развели их в стороны. Тем временем Уорбрик расстегнул штаны. Одним жестоким ударом он вонзился Дженин между ног. Она пронзительно взвизгнула от боли и сопровождала жалобным криком каждый новый удар, наносимый Уорбриком с размеренностью бездушного механизма.
Крики Дженин становились все слабее и глуше. Уорбрик пыхтел и чертыхался. А его огромная туша все дергалась, дергалась, дергалась взад-вперед…
Имоджин даже не заметила, как начала стонать в такт ужасным рывкам насильника. Ей пришлось до крови закусить кулак, чтобы заглушить свои стоны. Она понимала, что, если ее схватят, ее ждет та же судьба.
Правда, по наивности она полагала, что Уорбрик сначала женится на ней, а насильничать станет потом, но на этом отличия и кончались. Имоджин не сомневалась, что, если она посмеет сопротивляться, он не постесняется приказать своим солдатам держать ее до тех пор, пока не удовлетворит свою похоть.
Она хотела отвернуться, но обнаружила, что не может отвести глаз от этого жуткого зрелища. Да к тому же у нее мелькнула мысль, что, отвернувшись, она предаст не только Дженин, но и остывающее тело сэра Гилберта.
И потому она смотрела, как Уорбрик застегнул штаны и кивнул одному из своих приспешников. Негодяй расплылся в глумливой улыбке и с радостью занял место своего хозяина, чтобы продолжить издевательство над бедной женщиной. Камеристка уже не кричала — до Имоджин доносились лишь ее отчаянные стоны.
Имоджин не в силах была дольше терпеть это зрелище. Разумеется, она помнила, что сэр Гилберт приказал ей оставаться в тайнике, что бы ни происходило в замке. Но ведь он теперь мертв и не сможет ее защитить. А Уорбрику была нужна только она. И если он получит ее, остальные обитатели замка могут рассчитывать на снисхождение. И может, тогда Дженин отпустят и оставят в живых? И Имоджин стала на ощупь пробираться к выходу из тесного тайника.
Ей сделалось тошно при мысли, что она по доброй воле сдастся Уорбрику, но оставаться в стороне от происходящего было выше ее сил. От принятого решения ей стало легче дышать. Она даже подумала, что наверняка успеет сбежать до того, как Уорбрик начнет оформлять их брак по всем правилам. А если нет — ей никто не сможет помешать расстаться с жизнью в любой момент.
Чем дальше она уходила от отверстия в стене, тем все темнее становилось вокруг, но Имоджин знала, что ей следует просто идти вперед, никуда не сворачивая, и тогда она окажется у лаза из потайного прохода, устроенного под западной лестницей. Она шла, прекрасно ориентируясь в темноте и невольно радуясь тому, что ничего не видит и не слышит. К тому же она утешала себя мыслью о том, что выполняет свой нелегкий долг хозяйки замка.
Едва заметный лучик света обозначил перед ней близкий выход. Она ускорила шаги.
— Миледи! — прошептал кто-то.
— Сивард? — Она чуть не задохнулась от радости. — Ох, Сивард! Мы не можем этого так оставить! Я должна немедленно сдаться Уорбрику!
— Так я и знал, что вы до этого додумаетесь! — проворчал ее сенешаль[2], и в тот же миг его тяжелый кулак врезался ей в подбородок. Свет померк в глазах Имоджин, и она погрузилась в темноту.
Имоджин пришла в себя в лесу. Благодаря лунному свету ночная тьма не была совсем уж кромешной, однако разглядеть что-то под покровом пышных зеленых крон было почти невозможно. Первым делом она ощутила боль в подбородке и машинально потерла его, наградив своего обидчика несколькими нелестными прозвищами.
И тут она все вспомнила.
Сэр Гилберт.
Дженин.
Уорбрик.
Сивард наверняка опоил ее каким-нибудь зельем, чтобы она как можно дольше оставалась в беспамятстве, и скорее всего именно этим объяснялись ее сонливость и вялость. Впрочем, сейчас это состояние пришлось весьма кстати. Память прокручивала перед ее мысленным взором жуткие картины, одна страшнее другой — теперь ей вообще казалось, что они не покинут ее до конца жизни, — но все они воспринимались ею как зыбкие сновидения и не задевали ее чувств.
Или почти не задевали. Ее снова начала сотрясать нервная дрожь, и ей пришлось стиснуть челюсти, чтобы не стучали зубы.
Она сжала ладонями свою бедную голову, лопавшуюся от боли. Что сейчас происходит там, в замке, в ее прекрасном, уютном доме?
Она подняла голову и увидела Сиварда.
— Сивард, — прошептала Имоджин, — ты поступил легкомысленно. Что станет с моими людьми, пока Уорбрик разносит Кэррисфорд по камешку, чтобы найти меня?
Сенешаль стоял, прислонившись к дереву, и по всему было видно, что он уже стар и не привык ночевать под открытым небом. Его избаловала сытая, спокойная жизнь под крылышком лорда Бернарда. Однако в ответ на ее возмущенную фразу он резко выпрямился и заговорил твердо и уверенно:
— А что станет с вашими людьми, леди, если Уорбрик заставит вас выйти за него замуж и станет лордом Кэррисфорда? Гилберт приказал мне ценой жизни сохранить вам свободу, и я выполняю его приказ. Вам следует бежать как можно дальше от этого дьявола.
Имоджин спрятала лицо в ладонях. Пожалуй, к словам старого придворного стоило прислушаться. Ей, недостойной грешнице, выпала доля быть леди Кэррисфорд и владелицей замка. Она была ключом к огромному богатству и власти и должна была думать не о себе, а о благе вверенного ей судьбой народа. А настоящий вождь должен уметь жертвовать интересами отдельных людей во имя спасения большинства.
Но на деле это оказалось довольно трудно. Она не могла забыть, как ее камеристка звала на помощь и умоляла о пощаде…
— Дженин… — со стоном вырвалось у нее. — Ты ведь понимаешь?.. Ох, Сивард, ты можешь меня понять?
Сенешаль молча обнял ее и прижал к груди, и она задрожала от беззвучных, сухих рыданий.
Никогда прежде Имоджин не приходилось сталкиваться с такой жестокостью, а сегодня ее замок буквально утопал в крови. Никогда прежде ей не приходилось быть свидетельницей совокупления между мужчиной и женщиной, однако увиденная ею картина навсегда запечатлелась в памяти вместе с запахами и звуками.
А ведь ей и самой рано или поздно придется возлечь с каким-нибудь мужчиной…
Она поспешила отогнать эту мысль, чтобы не сойти с ума. Это не будет Уорбрик. Уж во всяком случае, не Уорбрик. Если ей удастся избежать его цепких лап, возможно, она как-нибудь сумеет пережить близость с другим рыцарем. В конце концов, ведь не все мужчины насильники и убийцы.
Голос Сиварда ворвался в ее смятенные мысли.
— Леди, мы не можем оставаться здесь всю ночь. Это слишком опасно. У кого мы будем искать убежища?
Она понятия не имела об этом.
Еще два дня назад она была изнеженной дочерью Бернарда Кэррисфорда, богатого лорда из Глостершира. Она коротала свои безмятежные дни за музыкой, вышиванием, соколиной охотой и чтением бесценных манускриптов, которыми владел ее отец.
2
Здесь: управитель.