Страница 19 из 39
— Бандитов не осталось. Их здесь беляки давно перебили, а батька Шорох в болотах сгинул.
Не опуская винтовки, мужик взял левой рукой коня под уздцы и повёл за собой.
«Чокнутый», — решил Павел.
Деревья расступились, и они оказались на большой лесной поляне. Горели костры, всхрапывали лошади. У костров расположились люди — несколько десятков, одетые кто в длиннополые шинели, кто в кожаные куртки, кто в простые телогрейки.
«Реконструкторы истории, что ли?» — подумал Павел.
— Глядите, какого я скомороха привёл! — крикнул конвоир Павла людям, сидевшим у ближайшего костра. — По виду — беляк, по одежде — клоун, конь у него — породистый, а всадник — что мешок в седле.
— Веди его к комиссару, он разберётся, — посоветовал рыжебородый мужик в зелёном плаще.
— А и то! Отведу я тебя к товарищу Красовскому. Он у нас теперь вместо командира. Убили нашего комотряда…
— Так у вас это игра такая, да? У меня тоже левые убеждения, но таких тараканов в голове нет!
— Поговори мне ещё! Сейчас не царское время. Шуток народ не понимает. Тебя, клоуна, ежели будешь дурака валять, пристрелим и закопаем. Понял?
Они подошли к землянке в центре лагеря. Навстречу им вышел невысокий человек в кожаной куртке.
«Сейчас холоднее, чем утром, когда я встал. И листва на берёзках местами жёлтая», — невпопад подумал Павел.
— Вот, привёл к вам чудика, товарищ Красовский, — доложил конвоир Павла человеку в кожанке. — На коне этом ехал, под циркача подделывается. Сейчас людям не до цирка, вот цирковые артисты все и разбрелись по земле, чтобы поодиночке людей смешить.
— Как звать? — строго спросил комиссар.
— Павел Анисимов.
— Из каких мест будешь?
— Из Москвы.
— Из Москвы?! Далеко забрался… Столичный, значит. А что это за птица у тебя на майке?
— Попугай Кеша. Вы что, мультика не видели? — удивился Павел.
— «Мультик» — это кличка? Выступаешь с ним, что ли? — спросил комиссар.
— Я не артист. Эту майку мне друзья-художники подарили.
— Зачем такой маскарад? Нынче за одно слово неосторожное прихлопнуть могут, а тут попугай на рубашке, как насмешка над жизнью нашей тяжёлой. А может, ты никакой и не циркач, а подослан ими? — Красовский указал куда-то рукой.
— Кем это — «ими»?
— Шкуровцами!
— Какими ещё шкуровцами? Сейчас же не девятнадцатый год!
— А какой, по-твоему?
— Две тысячи седьмой.
— Ну да?! А ты, я вижу, весельчак. Человек из будущего! Ты, наверное, в цирке будущее предсказывал? Своё можешь предсказать?
Павел, всё ещё не веря в происходящее, что-то начал подозревать.
— Вы не шутите? Сейчас гражданская война идёт?
— Идёт. Да ты что, с луны свалился?
— А как я сюда попал? — совсем растерялся Павел.
— На коне своём, парень, — ответил комиссар. — Где ты такого жеребца отыскал? Хозяина, небось, уже нет?
Красовский с подозрением посмотрел на Павла.
— Встречал я одного циркача, вроде тебя. Тоже будущее предсказывал. И мне предсказал. Пока всё сбывается, — хмуро продолжал комиссар. — Я его тогда в расход пустил, чтобы не пудрил мозги честным гражданам. А вот скажи ты мне, что будет лет через двадцать? Кем, к примеру, товарищ Тухачевский станет?
— Его расстреляют.
— Что? Мы власть упустим, или он в плен попадёт?
— Нет, его сами коммунисты расстреляют, и много народу сгинет в тюрьмах и лагерях, многие церкви разрушат, и война страшная с немцами будет, и победа, и снова власть сменится. Да много чего будет!
— Врёшь!
— Я с ума сошёл, а не вру! Мой товарищ в село за хлебом ускакал, а я тут с вами в боевом девятнадцатом году беседую.
— В село? Твоему другу не повезло, клоун. Белые с ним чикаться не станут, да и мы с тобой тоже. Или ты думаешь, что будешь у меня в отряде упаднические настроения сеять? «И снова власть сменится», видите ли! Мы с минуты на минуту должны на соединение с будённовскими частями идти и двигаться на Воронеж, где шкуровцы засели. Путь наш — через село с беляками. Бой будет жестокий. У них пара орудий есть… — тут комиссар замолчал и пристально посмотрел на Павла. — Ну вот, теперь ты знаешь наши планы. Степан, отведи его в сторону и пристрели. Клоун он или враг, кто его разберёт. Нет клоуна, не будет и проблем.
На плечо Павлу легла тяжёлая ладонь Степана.
— Пошли, парень. Вот и решил комиссар твою судьбу.
— Стойте! — вскрикнул Павел. — Ведь я никогда не был за белых, и ещё я вспомнил одну вещь: Будённый Воронеж возьмёт, Шкуро сбежит, а потом предаст Родину и предстанет перед советским судом, — с надеждой сказал Павел, перепуганный не на шутку столь неприятной для него перспективой.
— Ишь, закрутился, как чёрт на сковородке, предсказатель, — усмехнулся Красовский.
Тут к комиссару подбежал человек в зелёном френче и что-то начал шептать ему на ухо.
— Ну вот, выступаем, — проговорил комиссар. — К нам ещё десять человек из Валуек подошло. Ладно, клоун, так уж и быть, определяйся: или с нами, или под ёлку, спать до твоего две тысячи седьмого года. Если ты не за белых, то пригодишься. Жаль только, что проверить тебя не успели. У нас всякий народ здесь. Вот он, — кивнул Красовский в сторону человека во френче, — бывший граф, герой Японской войны, подполковник царской армии. Второй год с нами в грязи и крови за народ воюет. А Степан тут из-за своего коня. У него его белые забрали. А забрали бы мы, сейчас наверняка у белых бы был. Так, Степан?
Мужик почесал затылок и ничего не ответил.
— Вот из Валуек народ к нам подошёл. Там поп Лаврентий наших у себя укрывал. А отец Амвросий из ближнего села оружие для белых прятал под полом в церкви… Ну, что решил?
— С вами иду.
— Я возьму этого гнедого — тебе он не по Сеньке шапка, а Степан для тебя найдёт лошадь посмирней. Степан, глаз с него не спускай. Если что, головой ответишь.
Красовский резко развернулся и громко скомандовал:
— Приготовиться к бою!
Прозвучали команды младших командиров, партизаны стали суетливо собираться и тушить костры.
— По коням! — скомандовал Красовский и вскочил на гнедого. — Никакой пощады врагам революции!
Степан тяжело вздохнул и помог Павлу забраться в седло. Старая вороная лошадь под Павлом не шелохнулась.
До села доскакали быстро. Белые то ли не ожидали внезапной атаки, то ли с их орудиями что-то случилось, но конница красных с гиканьем и криками «ура!» влетела на центральную улицу, не встретив большого сопротивления. Из домов выбегали люди в серых шинелях, сверкали сабли, и как подрубленные серые деревца падали стрелявшие из винтовок солдаты. Немало полегло и красных. Всё это Павел наблюдал со стороны. Его кляча отстала, однако Степан, ехавший сзади, не понукал её. Он тоже явно не спешил. Павлу пришлась по душе нерасторопность этого мужика. Но пуля всё же настигла лошадь Павла. Вороная упала на бок, Павел вылетел из седла и, ударившись головой о камень, затих. Он не видел, как Степан схватился за грудь и тоже свалился на землю.
В том бою комиссар зарубил черноусого полковника, а ротмистр застрелил Красовского и сам упал замертво от сабельного удара.
Гнедой конь, потеряв красного всадника, вернулся назад и склонил голову над Павлом. Тот вздрогнул от тёплого лошадиного дыхания и открыл глаза. Сел, обхватил окровавленную голову руками. Кто-то тронул его за плечо. Павел поднял глаза и увидел Володю. Тот держал под уздцы белого коня.
— Ты ранен? — спросил Володя.
— Ерунда. Только голова гудит.
— Там всё кончилось. Поедем в село. Всё равно надо идти к людям, — сказал Володя.
Они въехали в село. Повсюду лежали убитые. Замерли рядом оба офицера и комиссар. Они лежали бок о бок, и их открытые глаза смотрели в холодное серое небо Родины. На створке медленно раскачивающихся церковных ворот висел пригвождённый к ним штыком отец Амвросий. Не было слышно ни единого звука, кроме скрипа этих ворот.
— Кто это сделал? — воскликнул, содрогаясь, Володя. — Столько крови! Зачем?