Страница 39 из 57
Два последующих после смерти Королева года до начала подготовки к летным испытаниям комплекса Н1-Л3 прошли в напряженном труде многих тысяч ученых, конструкторов, производственников, испытателей, военных, строителей, транспортников и многих других участников огромной кооперации, вовлеченных Королевым в осуществление марсианской и лунной экспедиций. Этот труд, даже в его отсутствие, неизбежно привел бы к успеху, если бы не спровоцированное завистниками энергичное вмешательство вышестоящих организаций в работу налаженного механизма.
1969 год стал переломным в судьбе марсианского и лунного королевских проектов. 21 февраля 1969 года был произведен первый заведомо преждевременный пуск носителя Н1 с неотработанными двигателями, который закончился аварией на 70-й секунде полета. По старым меркам это был определенный успех. Вот тут-то и нужно было остановиться и спокойно доводить двигатели, разрабатывать марсианский комплекс, а заодно слетать на Луну после американцев. Но желание предвосхитить американскую экспедицию хотя бы успешным запуском Н1 и хоть как-то сгладить очевидный провал победило. Второй пуск Н1 состоялся 3 июля. Ракета взорвалась, едва оторвавшись от старта и разрушив его до основания.
Это происходило на фоне зримых успехов американцев в подготовке лунной экспедиции. Соперники Королева и партийно-хозяйственная верхушка понимали, что спровоцированная ими погоня уже давно потеряла всякий смысл. Но отказаться от высадки на Луну означало пойти к Брежневу и объяснить, кто и зачем толкнул страну на эту авантюру. На это никто не мог решиться. У высшего руководства так и не хватило мужества. Ждали, вдруг американцев постигнет неудача, а наша ракета слетает успешно, тогда наш провал станет не таким очевидным. Ну, а если нет, то виноватых можно будет «назначить» потом. Ждать оставалось недолго.
Лишь президент Академии наук СССР М. В. Келдыш, вместе с которым С. П. Королев формировал перспективную стратегию космонавтики, в 1969 году дважды и весьма аргументировано предлагал отказаться от лунной программы и вернуться к первоначальной задаче Н1 — полету на Марс. Его предложения могли вернуть нашу космонавтику на единственно правильный путь, но они не были приняты — Келдыша никто не поддержал.
16 июля 1969 года весь мир, кроме нас, смотрел телетрансляцию о высадке американцев на Луну. Интересна реакция нашей прессы. В газете «Правда» всю первую страницу под заголовком «Год в земном звездолете» занимал отчет о только что закончившемся в ИМБП годичном эксперименте, проводившемся в НЭКе на макете ТМК с целью отработки методов жизнеобеспечения для марсианской экспедиции. А на последней странице, где-то рядом с разделом «Спорт», была помещена заметка в один абзац размером в 2 см о высадке американцев на Луну. Среди разработчиков и понимающего руководства особого уныния не наблюдалось. Событие было закономерным и ожидаемым. Впереди всех нас ждала все та же изнурительная многолетняя работа огромного количества людей, создававших чудеса техники на гребне технического прогресса.
В конце 1969 года по марсианской и лунной программам Королева был нанесен четвертый и весьма ощутимый удар — со стороны жаждущих быстрых и шумных успехов сотрудников нашего же предприятия. К. П. Феоктистов, посоветовавшись с Б. Е. Чертоком, от имени заместителей Мишина К. Д. Бушуева, С. О. Охапкина и С. С. Крюкова обратился к Д. Ф. Устинову с предложением. Но сделал это тайком, за спиной Мишина, дождавшись, когда тот уйдет в отпуск, и в обход нашего министра. Предложение было заманчивым — в течение года создать и впервые в мире запустить на орбиту пилотируемую долговременную орбитальную станцию, взяв для этого у Челомея два корпуса, предназначенных для военной станции «Алмаз», и быстренько начинить их аппаратурой, созданной для кораблей 7К. Ничего похожего на станцию ТОС, которая разрабатывалась Королевым, у этой не было. Мишин и Челомей резко возразили против этой затеи, считая, что станциями должен продолжать заниматься Челомей. Но руководство увидело возможность вскоре порадовать Генерального секретаря Л. И. Брежнева новыми космическими достижениями. Мишина, несмотря на его яростное сопротивление, под угрозой освобождения от должности обязали разрабатывать станции. На очередном заседании руководства он, комментируя принятые решения, не сдерживал гнева и не выбирал выражений. Его возмущал не столько способ принятия решения — у него за спиной, главное — он видел в нем попытку покушения на королевское детище — ракету Н1. В конце он произнес: «Если узнаю, что кто-нибудь, кроме вот этих двоих — Бушуева и Феоктистова — будет заниматься ДОСами, выгоню к чертовой матери!»
Несмотря на примитивность (кроме политического, другого смысла они не имели), ДОСы были новыми пилотируемыми изделиями, и их разработка требовала немалых усилий. Ведущим конструктором по этой теме, после безуспешного завершения работ по кораблю 7К-Л1, был назначен Ю. П. Семенов (в то время зять А. П. Кириленко — второго лица в государстве). В уста Брежнева «специалисты» умело вложили лозунг: «Исследования с помощью долговременных орбитальных станций — магистральный путь в освоении космоса». Теме было придано государственное значение, выделено серьезное финансирование, открыта «зеленая улица» на всех предприятиях, в том числе и на нашем.
Мишин, понимая, что невозможно вести такой дополнительный объем работ без ущерба для основной темы Н1-Л3, в 1972 году вместе с Челомеем написал письмо, в котором они предлагали все работы по станциям вернуть Челомею. Это предложение было одобрено министром Афанасьевым, он дал указание готовить соответствующие документы. Но наши «специалисты», продолжая манипулировать мнением вышестоящих руководителей, подготовили наверх встречное письмо, в котором предлагали освободить Мишина от занимаемой должности. В конфликте разбирался Д. Ф. Устинов, но ничего не изменил. Весь дополнительный объем работ, обрушившийся на перегруженные коллективы ОКБ-1 и кооперации, буквально сметал разработки по Н1-Л3, переводя их в разряд второсортных.
Мишин сопротивлялся новой затее не зря. Успехов на ДОСах пришлось ждать несколько лет. На первой станции первая экспедиция не удалась из-за ошибки в управлении процессом стыковки, во второй экспедиции экипаж погиб при возвращении на Землю. Вторая станция не вышла на орбиту из-за аварии челомеевской ракеты «Протон». Третья станция вышла на орбиту, но из-за дефектов в системе ионной ориентации и отсутствия в проектной документации команды на прекращение нештатного режима, а также из-за неоперативных действий группы управления израсходовала запасы топлива на ориентацию и была потеряна. Ответственным за неудачи на станциях, в том числе за гибель людей, естественно, считали Мишина.
Лишь через пять лет на четвертой станции Г. Гречко и А. Губарев начали регулярные работы, но это был уже 1975 год. В № 4 журнала «Российский космос» за 2006 год заслуживает особого внимания статья Гречко, где он делится своими впечатлениями об итогах тридцатилетних полетов на орбитальные станции. Высказывается на эту тему в своей книге и главный инициатор создания станций в 1969 году К. П. Феоктистов: «Прошло почти сорок лет с начала полетов человека в космос. Что же принесли эти полеты гражданам страны, которые оплачивали эти дорогостоящие работы? Что бы ни говорили политики и чиновники, оплачивало эти работы общество в целом, трудящиеся, налогоплательщики, отдававшие часть ими заработанных денег государству. Так вот люди, которые платили, ничего не получили». Но это сказано им в 2000 году, а тогда, в 1969-м, ущерб, нанесенный энтузиастами скороспелых орбитальных станций работам по H1-Л3, был огромным.
В 1974 году окончательный удар по марсианскому проекту Королева нанес его друг и соратник в прошлом, а теперь соперник и ярый противник ракеты Н1 — В. П. Глушко. К весне 1974 года когорта одержимых личными интересами добилась отстранения Мишина от должности главного конструктора и начальника ЦКБЭМ.