Обретенный рай

— Да.

Джулию словно жаром обдало, ее захлестнула волна негодования.

— Понятно. В таком случае, мне, видимо, следует благодарить за внимание и заботу Хардвелла, а не моего мужа.

Ее дерзкое замечание сняло, казалось, камень с души Вульфа. Напряжение в его теле и лице спало.

— Вашего мужа? — Он с притворным недоумением пошарил глазами по комнате. — Какую роль и из какой пьесы вы играете, леди Джулия? Вас послушать, можно поверить, что мы с вами влюбленная парочка.

Джулия стала пунцовой.

— А если послушать вас, то я для вас нечто этой вазы на столе. Вам не нужна жена, вам нужна только собственность.

Брейдер рассмеялся, довольный ее словами.

— Верно, мне не нужна была жена.

— В таком случае, что вы собираетесь делать? Теперь, когда у вас все-таки появилась жена, мистер Вульф?

Его глаза загорелись.

— Верно, появилась. Не так ли, миссис Вульф?

Он двинулся по направлении к Джулии, которая перед лицом его неторопливого, но неотвратимого приближения почувствовала, как вся ее ярость рассеивается, словно утренний туман. Она покорно застыла в ожидании следующего поворота в их совместной игре.

Остановившись перед Джулией, Вульф мягким и ласковым голосом повторил.

— Да, у меня теперь есть жена, не так ли? — Жар его дыхания окутал ее волосы. Его длинные пальцы прошлись по извилистой линии ее подбородка, затем приподняли вверх ее лицо. — И очень красивая жена. — Он откинул ее волосы с плеч. Тело Джулии затрепетало от этого завораживающего голоса. Она неожиданно прильнула к телу Брейдера. Он — мой муж, мелькнуло в ее сознании. От первого нежного прикосновения его губ, поцеловавших тонкий изгиб уха, Джулии захотелось устремиться вверх к звездному небу.

Она с наслаждением вздохнула. В ответ на тонкий вздох губы Брейдера скользнули вниз по пылающей щеке и впились в ее губы с такой страстью, которая делала их поцелуй в церкви целомудренным, как поцелуй ребенка.

Подчиняясь инстинкту, Джулия раскрыла губы, готовая принять страсть Вульфа. Ее руки неосознанно обвили его могучую шею. Ощущение языка Брейдера напоминало Джулии воспетую влюбленными и поэтами пищу богов.

Его руки жадно обхватили хрупкие плечи девушки и с силой сжали их. Ноги Джулии мгновенно ослабли и подкосились. Судорожно скользнув рукой по его груди, она схватилась за полу его пиджака, чтобы не упасть.

Губы Брейдера не отпускали ее губы. Наконец они слегка отстранились друг от друга, разомкнув уста, чтобы сделать глоток воздуха. Затем Брейдер зарылся лицом в шею Джулии, нежно покусывая ее шелковистую кожу. Одной рукой он прижимал девушку к себе, вторая медленно заскользила по телу вверх к груди.

Его прикосновение, такое ощутимое даже через плотную фланелевую рубашку, обожгло и в то же время удивило ее. Жизнь существовала сейчас лишь в точках прикосновения их тел. Джулия жаждала этих прикосновений. Она затаила дыхание и еще плотнее прижалась к мужу. Ни один мужчина, даже Лоренс, которого она любила, не вызывал такого бешенного биения ее сердца, готового выпрыгнуть из груди, и такого безудержного желания раствориться в волшебных ощущениях, сводивших с ума.

Должно быть, зачать ребенка с этим мужчиной будет очень просто, подумала она.

Его губы снова прикоснулись к ее уху. Низкий и приглушенный голос вернул Джулию из заоблачных далей на землю.

— Моя красавица-жена в первую брачную ночь закуталась в грубую фланель. — Он слегка отстранился от нее. — Я никогда не буду достоин вас, не так ли?

Горечь, прозвучавшая в его голосе, разрушила чары, которыми он несколько мгновений назад околдовал Джулию.

— Я… Я не понимаю. О чем вы говорите?

— Понимаете, прекрасно понимаете. — Он опустил глаза на свою руку, которая по-прежнему покрывала ладонью ее грудь. Пальцами он провел по соску, который мгновенно отозвался на прикосновение: набух и напрягся. Джулия горела желанием ощутить снова и снова упругость его рук. Ей хотелось поцелуем закрыть его рот и прекратить ненужные разговоры. Но, застигнутая врасплох, она стиснула зубы и промолчала.

Вульф резко отстранил жену от себя.

— Вы такая же, как все чванливые аристократы, которые кичатся своей благородной кровью. Но не думайте, что вы облагодетельствовали меня, оказав великую честь.

Джулия изумленно округлила глаза. Затем собрала все свое мужество, чтобы возразить:

— Неправда!

— Неужели? А Лоренса Алькорна вы тоже ждали в старой фланелевой ночной рубашке? Признайтесь, вы сами бросились в его объятия или вынудили его прийти и приняли с видом королевы, дающей аудиенцию безродному просителю?

Глядя на него, Джулия пришла в ярость. Фланелевая рубашка было единственное, что она могла надеть в постель, ничего другого просто не осталось. Но она готова была скорее продать душу дьяволу, чем признаться в этом.

— В моих венах течет кровь предков, достойная история которых насчитывает восемь веков. Мои прародители подписывали Великую хартию вольностей[7] и стояли рядом с Чарльзом Вторым. И как бы низко жизнь не вынудила меня упасть, ничто не уничтожит мою гордость, доставшуюся мне в наследство от главных предков.

— Судя по вашей репутации, мадам, — откликнулся Брейдер, зловеще сверкая глазами. — Я хорошо представляю, насколько низко вас жизнь вынудила упасть.

Джулия размахнулась, но Брейдер успел перехватить ее руку в воздухе, схватив за запястье прежде, чем ее ладонь дотронулась до его щеки.

— Один раз вам удалось ударить меня, Джулия, но второго раза не будет. Я не позволю. Давайте покончим с этим раз и навсегда и поставим все точки над «i». Вы и ваша семья дали предельно ясно понять, что я не достоин вас. Прекрасно, я согласен. Но ради Кимбервуда мне пришлось связать себя узами брака с женщиной, которая меня не интересовала и которую я не желал…

— Лжец! Возможно, я вас не интересую, но вы желаете меня! — От ярости Джулия потеряла голову и пошла на необдуманный шаг. Не колеблясь ни секунды, она приблизилась к нему, всем телом прижалась к его телу, с вызывающим видом ожидая, посмеет ли он отрицать правду.

Брейдер мрачно усмехнулся, разжал ее руки и шагнул назад.

— А-а! Я же мужчина. Но мне недостаточно одной вашей красоты. Я гордый человек. И я ничего не приму от женщины, которая не считается ни с чем, кроме своих капризов и прихотей, и смотрит на людей с точки зрения своего благородного происхождения. Ступайте своей дорогой, леди Джулия. Я открыл для вас счет в банке и заверяю, что деньги будут поступать на него ежемесячно. Вы можете жить в Лондоне. Мне все равно, где вы, с кем вы и чем занимаетесь.

Прежде чем Джулия успела ответить, он развернулся, стремительно вышел из спальни и захлопнул за собой дверь так, словно за ним гнался сам дьявол.

Остолбенев, Джулия смотрела на закрытую дверь. Он покинул ее! Ее тело еще ощущало страсть, которую разбудили его прикосновения. Она нерешительно шагнула к двери.

Сметающая все на своем пути ярость сменилась опустошенным чувством утраты, тоски по несбывшейся мечте.

Вернувшись к туалетному столику, Джулия схватила вазу и со злостью бросила ее Брейдеру вслед. Ваза разбилась о дверь, мелкие кусочки разлетелись по комнате.

— Вы ошибаетесь Брейдер Вульф, — закричала девушка. — Сейчас вы чувствуете то же, что и я. И как бы вы не скрывали, вы знаете, что желаете меня…

Она задохнулась от подступивших к горлу рыданий. С ужасом осознав, что кричит как безродная визгливая уличная торговка рыбой, она безвольно опустилась на кровать. Нужно взять себя в руки и вспомнить о чувстве собственного достоинства! Даже после той жуткой ночи с братом Джеффри и после того, как Лоренс предал ее и выставил на посмешище перед всем светом, она не чувствовала себя такой разбитой и подавленной.

Из комнаты Вульфа не доносилось ни звука.

Сжавшись в комок, Джулия легла на постель. На свое брачное ложе. Она пыталась изо всех сил вернуть самообладание. Она по-прежнему оставалась Джулией Маркхем. А леди Джулия Маркхем не должна бросать вещи в людей. Леди Джулия Маркхем не обязана оправдываться перед торговцем без роду-племени. Леди Джулия Маркхем не может предлагать свое тело мужчине как обычная проститутка. Слова подобно заклинаниям снова и снова проносились в ее сознании, пока она, совсем обессилив, не впала в тревожное забытье.

7

Великая хартия вольностей (англ. Magna Carta) — грамота, подписанная в 1215 году королем Иоанном Безземельным под давлением восставших баронов, ограничивала королевскую власть и предоставляла более широкие права крупным феодалам.