Франсия

Франсия опустилась на стул и посмотрела на Мурзакина. Как он спокоен! Как быстро забыл ее! Как мало она значила для него! Недавно покинув объятия маркизы, князь уже не думал о своей маленькой голубой птичке. Он уступил ее могущественному Огоцкому и не осмелился требовать у него свою любовницу. Хорошо выспавшись, князь попытается вернуть ее, прибегнув к трусливым уговорам, а, может, и вовсе не станет пытаться. Франсия поняла, в какую бездну упала. Девушку била дрожь, зубы у нее стучали. Сердце и ноги сковал холод. Перед ее мысленным взором пронеслись все события вечера: легкость, с какой Мурзакин отдал ее похитителю, была для Франсии самым мучительным оскорблением. Гузман тоже изменял ей, но он по крайней мере безумно ревновал Франсию! Гузман скорее убил бы ее, чем уступил другому. Мурзакин довольствовался тем, что дал Франсии оружие на случай, если придется избавиться от соперника. «Почему у него возникла такая мысль, — подумала девушка, — раз он спит и не вспоминает больше о моем существовании? Вероятно, как наследник дядюшки, князь будет мне благодарен, если я совершу это сейчас».

Франсия принужденно рассмеялась, и в ушах у нее вновь прозвучали слова инвалида: «Князь убил твою мать, это, должно быть, правда, и, когда ты, несмотря на это, стала его содержанкой, он посмеялся над тобой вместе с другой любовницей, такой же подлой, как он».

Девушка поднялась в порыве негодования. Внезапно нестерпимый жар бросился ей в голову, и Франсии почудилось, будто красный свет залил комнату. Она достала кинжал и протерла лезвие, не понимая, что делает. «Сейчас, — подумала девушка, — я умру. Но я не могу умереть обесчещенной. Не хочу, чтобы говорили: «Она была любовницей русского, убившего ее мать, и эта несчастная так сильно любила князя, что из-за него лишила себя жизни». Я так мало прожила! И я не желаю жить, творя только зло, и умереть опозоренной. Пусть меня простят и отнесутся ко мне с уважением, когда меня не станет. Пусть скажут моему брату: «Она проявила слабость, но искупила ее, и ты можешь гордиться своей сестрой и оплакивать ее. Ты хотел убивать русских, но тебе не представился случай, она же нашла его. Франсия отомстила за вашу мать!»

Что же произошло потом? Этого не знает никто. Франсия опустилась на стул, вновь ощутив озноб и упадок сил. Она вглядывалась в прекрасное лицо князя, такое спокойное, что, казалось, он улыбается ей. Его рот был приоткрыт, и черная борода оттеняла зубы ослепительной белизны, блестящие, как жемчуг. Широко открытые глаза Мурзакина смотрели на нее. Он попытался коснуться груди рукой, будто хотел избавиться от инородного тела, мешавшего ему. Но у князя не хватило сил. Раскрытая ладонь бессильно упала на кровать. Он был смертельно ранен. Но Франсия об этом не знала. Она вонзила персидский кинжал ему в сердце. Девушка сделала это в порыве исступления, не сознавая того, что совершает: она была безумна.

Издал ли Мурзакин хоть один крик, испустил ли хоть один стон? Заговорил ли с ней, улыбнулся ли ей, проклял ли ее? Она не знала. Франсия ничего не слышала, ничего не понимала. Она думала, что видит сон, борется с кошмарами. Девушка уже не помнила, что хотела покончить с собой. Она решила, что наконец-то очнулась, и ее первым инстинктивным желанием было глотнуть воздуха. Франсия вышла из комнаты, быстро пересекла переднюю, не замеченная Моздаром, приблизилась к решетке, повернула ключ в замке, выскользнула на улицу и вновь заперла дверцу. Все это было сделано с необычайным хладнокровием, после чего девушка пошла вперед, не ведая, откуда она и кто такая.

Мурзакин еще дышал, но с каждым мгновением его дыхание слабело. Он, вероятно, не страдал. Удар кинжалом пробудил его, но не настолько, чтобы он что-либо понял, а вскоре князь впал в забытье. Если бы он увидел Франсию, если бы узнал ее, то даже не вспомнил бы о том, что она сделала. Меркнущее сознание перенесло Мурзакина далеко, к маленькому домику на берегу полноводной реки. Он увидел луга с пасущимися стадами, узнал лошадь, на которую в детстве впервые сел верхом, услышал чей-то голос, который кричал ему: «Осторожней, дитя!» Это был голос его матери. Но вот лошадь упала, видение рассеялось… Князь ничего больше не видел и не слышал: он был мертв.

В час, когда Мурзакин обычно просыпался, Моздар вошел к нему в комнату. Полагая, что хозяин еще крепко спит, он несколько раз окликнул его. Не получив ответа, Моздар открыл ставни и заметил красные пятна на простыни. Крови было очень мало: вонзенный неглубоко кинжал оставался в груди, но он задел жизненно важные органы.

Смерть наступила мгновенно, без агонии. Безмятежное лицо Мурзакина было прекрасным.

На крик казака прибежал Валентин. Он послал за полицией и доктором Фором. Ожидая их, он осмотрел все вокруг. По счастливой случайности Франсия не оставила никаких признаков своего недолгого пребывания ни в доме, ни в саду. Сухая земля не сохранила ни одного следа. Ключ от решетки торчал в замке, где, по словам Валентина, он и оставил его. Моздар божился, что никто не прошел бы через переднюю, не разбудив его. Доктор Фор вместе с другим хирургом осмотрел рану и составил протокол. Его коллега высказал мысль о самоубийстве. Придерживаясь другого мнения, доктор Фор не подписал заключение о смерти. Он подумал о Франсии, но не назвал ее. В его обязанности не входили поиски улик, и доктор Фор удалился, размышляя о том, что у этой малышки оказалось больше сил, чем он предполагал. Валентин, опасавшийся, что его обвинят в убийстве, с радостью понял, что подозрения пали на бедного Моздара, это прирученное животное, рыдавшее от всей души.

Спешно вызванный граф Огоцкий пролил слезы над племянником, и его печаль была искренней, насколько это возможно для придворного. Для порядка он приказал арестовать Моздара, но, поразмыслив над участью казака, снял с него обвинение и объявил, что у бедного племянника были любовные невзгоды, побудившие его покончить с собой. Граф не признался, что был причиной этих невзгод, однако упрекнул себя. Его утешила мысль о том, что у бедного племянника была слабая голова, романтический ум и слишком нежное сердце. Сама судьба предначертала ему разрушить какой-нибудь глупостью блестящую карьеру, открывавшуюся перед ним.

Царь выразил сожаление о смерти молодого офицера. Несколько человек из его окружения говорили шепотом, что граф Огоцкий, завидуя молодости и красоте племянника, соперничал с ним из-за некой маркизы, поэтому избавился от него. История не имела продолжения. Все русские, расположившиеся лагерем у дворца Талейрана, сказали над могилой Диомида Мурзакина прощальные слова, банальные, но краткие. Смысл их сводился к одному: «Бедный малый! Такой молодой!»

Похороны не отличались пышностью, как это принято у военных. Самоубийство всегда и везде считается грехом. Маркиз де Тьевр следовал за траурной процессией своего дорогого кузена, говоря каждому, кто желал его выслушать: «Он был родственником моей жены, мы очень любили его и так поражены этим печальным событием, что с мадам де Тьевр случился нервный припадок».

Маркиза действительно была в ужасном состоянии. Вернувшись с кладбища, муж тихо сказал ей:

— Я понимаю ваше волнение, моя дорогая, но нужно превозмочь себя и с сегодняшнего вечера вновь открыть двери нашего дома. У светских людей длинные языки, и они не преминут сказать, будто между вами и этим молодым человеком что-то было, раз вы так много плачете. Успокойтесь! Я так не думаю, но вам следует одеться и выйти: этого требует моя честь!

Маркиза подчинилась и появилась в свете. Спустя восемь дней она с еще большим жаром, чем всегда, окунулась в светскую жизнь, а еще через месяц сказала себе, что небо спасло ее от слишком пылкой страсти, благодаря чему она не скомпрометировала себя.

Никто не подозревал Франсию, а она сама ничего не помнила: девушка действовала в приступе горячки. Инстинкт привел ее к Муане. Там она бросилась на кровать, где и провела три дня и три ночи в лихорадке и бреду. К девушке вызвали доктора, который сказал, что она обречена. Разумеется, французская полиция легко нашла бы Франсию, если бы Валентин донес на нее, но он об этом не помышлял, подозревая лишь графа Огоцкого. Валентин ненавидел графа за то, что тот так ловко провел его. Жена сказала ему, что малышка в ту ночь, когда все случилось, могла проникнуть во флигель без их ведома, но Валентин, пожав плечами, ответил: