Корабль Древних

Этот остров скорее всего болен. Обычно они не подходят так близко к миру. Там, в небесах, существует другая жизнь, Йама, она совсем не похожа на нашу. Тебе бы расспросить о ней Дирив. Говорят, что ее народ когда-то летал туда, но потом бросил это дело и стал жить среди нас.

Йаму задело последнее замечание и он сказал:

— Эту историю придумало Болотное Племя. Если бы такое и правда бывало, Дирив бы мне сказала.

Тельмон улыбнулся.

— Ты в нее влюблен. Не отрицай! Ведь я — твой брат. Настоящий брат, как если бы ты был одной крови со мной. Я видел, как ты растешь, и мне кажется, ты быстро мужаешь. Пора тебе подумать и о собственной жизни, ведь она может оказаться короче, чем хотелось бы.

— А может — длиннее, — возразил Йама.

— Кто знает? Нам это неизвестно. Ужасно не знать, кто ты и зачем явился в этот мир, но все же ты не должен заполнять свою жизнь мечтами. Мне бы хотелось, чтобы ты оставил свои сумасшедшие идеи. Возможно, Дирив тебе поможет. В смешанных браках нет ничего дурного, а уж ее отец наверняка будет счастлив.

— Я пойду на войну, Тель, — солидно заявил Йама. — Как ты. Я хочу сражаться с еретиками и помочь возродить мир. Вдруг я встречу людей своей расы на пути к срединной точке мира?

— Все может быть. — Тельмон оглянулся. — Темнеет, а пони устали. Лучше вернемся сюда в другой раз при дневном свете.

Но когда они прискакали туда на следующее утро, остров уже улетел, оставив после себя паутину мелких каналов, проеденных в породе базальтового плато, где он приземлялся. Возможно, остров все-таки не был болен, предположил Тельмон, а может, он излечился, высосав минералы из скальных пород. Тельмона очень занимали мысли о том, как устроен мир и населяющие его создания. Йама проводил в библиотеке больше времени, чем его приемный брат, но он там в основном мечтал среди книг и географических карт о своей расе и настоящих родителях. Тельмон же совершал на библиотеку кавалерийские наскоки, чтобы прочитать о явлениях, которые ему довелось наблюдать. Он так же охотно вскрывал тушки животных и птиц, которых приносил с охоты, как потом их ел. Подобно своему отцу, он очень интересовался вещами из-за присущей им внутренней ценности. Если бы он стал эдилом, то замок, без сомнения, заполнился бы зверьем, а его сады — экзотическими растениями со всей протяженности мира.

Но война увела его прочь от родного дома, а потом он умер.

Йама и сам не знал, запомнил ли он летающий остров из-за василиска или василиска из-за летающего острова, но оба накрепко врезались ему в память. Иногда он все еще мечтал, что его народ живет где-то среди летающих островов. Однажды, когда он был заперт в келье Департамента Туземных Проблем, ему приснилось, что он вместе с Дирив летит к людям своей расы, она держит его в объятиях и машет по воздуху сильными белыми крыльями, которые у нее почему-то выросли.

А теперь он сам увидит архипелаги островов, если, как обещал Элифас, они будут летать за краем мира. Йама шел поперек потока, сопротивляясь сильному течению, которое завихривалось вокруг его ног, потом талии, потом груди, наконец он рванулся вперед и поплыл мощными гребками к заросшему осокой дальнему берегу пролива. Внезапно его охватила беспричинная радость. Казалось, со смертью префекта Корина он вернул себе право распоряжаться собственной жизнью и может делать теперь что хочет в этом заполненным чудесами и приключениями мире.

Йама подтянулся к берегу, перекатился на спину и лег на пружинящую камышовую подстилку. Пока вода ручьем стекала с его одежды, он грелся в лучах жаркого солнца и наблюдал, как остальные сражаются с течением, направляясь в его сторону. Тамора держала над головой меч, Пандарас ехал на мощной спине кока. Элифас наполовину шел, наполовину плыл, разгребая перед собой воду удивительно ровными ритмичными движениями. Его соломенная шляпа сидела прямо у него на макушке.

Йама стряхнул воду с глянцевых страниц своего томика Пуран, взглянул на картинку последнего вознесения Анжелы и спрятал книгу. На камыш села стрекоза и, поглядывая на него призматическими глазами, стала чистить когтистыми передними лапками свои пронизанные жилками крылья длиною с человеческую руку. Когда его спутники выбрались на берег, она вспорхнула и с сухим треском исчезла среди камыша. Йама хотел сразу идти дальше, но кок сказал, что нужно сначала поставить ловушки для раков.

— Мне попадет от капитана, если я ничего не поймаю. Она так любит раков с подсолнечным маслом. Тогда она будет меньше сокрушаться о пробоине.

Повар был крупным лысым мужчиной с серовато-розовой кожей и круглым, меланхоличным лицом. Звали его Тибор. Он носил только обтрепанные брюки с веревкой вместо пояса и непрерывно курил сигареты, ловко скручивая их из обрывков бумаги и черных полос Табака, который прятал в пластиковом кисете. Он рассеянно отмахивался от кружащих над ним насекомых, а когда говорил, то в конце каждого предложения проводил кончиком красного языка по своим черным губам, словно пробуя на вкус собственные слова.

Йама, научившийся этому еще в детстве, помог Тибору сплести ловушки из длинных полос камыша, Ловушки были совсем нехитрые: плотно сплетенные корзинки из стеблей камыша с обращенными вовнутрь острыми кольями. Раки заползали, а назад уже выбраться не могли из-за кольев. Большие руки Тибора с шестью длинными пальцами вокруг мягкой чувствительной ладони работали быстро и ловко, успевая сплести две ловушки на каждую, сделанную Йамой. Кок положил в них наживку из пахучего жира и расставил на равных расстояниях вдоль берега по краю течения.

Они разговорились. Кок принадлежал к расе, находившейся в рабстве уже сотни поколений, в Эпоху Мятежа его отдаленные предки сражались на стороне проигравших машин. Согрешив против воли Хранителей, они сделались их рабами, а значит, рабами всех свободных людей Слияния. Большинство из них были храмовыми рабами-иеродулами, но Тибора продали на рынке, когда оракул его храма умолк в самом начале войны с еретиками.

Тибор без горечи относился к своей судьбе, не теряя спокойствия, даже когда объяснял, что длинные вертикальные шрамы на его груди обозначают места, где ему выжгли соски.

— Это для того, чтобы я не мог кормить детей. У нас это делают мужчины. Владельцы не желают, чтобы у нас были семьи. Детей у нас забирают при рождении и вскармливают искусственным молоком. Если бы они хоть раз покормились от меня, тогда они не смогли бы питаться ничем другим, и я бы кормил их три года. Ни один хозяин такого не захочет. Я вижу, ты мне не веришь, потому что у большинства рас детей выкармливают женщины. Однако это читая правда. Так что вместо собственных детей я кормлю всех вас.

Тибор громко рассмеялся собственной шутке. Несмотря на скорбно опущенные уголки рта и скошенные вниз глаза, он по натуре был человеком жизнерадостным.

— Я не очень-то умен, — продолжал он. — Но оно и к лучшему. Умный раб всегда несчастлив.

Йама вспомнил библиотекаря в замке эдила. Закиль родился свободным человеком и в отличие от Табора знал другую жизнь. Тем не менее он был счастлив. Не владея ничем, даже собственной жизнью, он все же имел работу, которую любил. Прежде Йама не думал о таких вещах и засыпал Тибора массой вопросов. Они продолжали беседовать, пока Тибор не сказал, что у них хватит ловушек, чтобы два дня кормить весь экипаж, если хотя бы в половину из них что-нибудь попадет, а затем добавил, что сегодня Йама был слугой, а он, Тибор, — господином.

— Некоторые говорят, что ты раб всех народов Слияния, — сказал Тибор. Йама попросил объяснить, но повар рассмеялся и переменил тему: — Матросы говорят, что это дурная земля. Потому-то они не отходят далеко от корабля. Они мне сказали, что, отправляясь с тобой, я поступаю очень глупо, но они сами же обрадуются свежей пище.

Пандарас заснул на солнышке, а когда проснулся, увидел, что ноги его, которые он засунул в воду, чтобы охладить, облеплены пиявками. Табор прижег пиявок горящей сигаретой, а Пандарас ужасно расстроился, глядя на кровь, струящуюся по его щиколоткам из маленьких круглых ранок. Он стал жаловаться, что испортил свои почти лучшие брюки и они никогда не вернутся к прежнему виду. Замолчал он только, когда Тамора рявкнула, что если он хочет вернуться, то будет возвращаться один.