Дитя реки

Он пробормотал:

— Нам надо присматривать друг за другом. Луд и Лоб нам этого не забудут. Как только у тебя сил хватает так быстро бежать на такое огромное расстояние?

Бледное лицо Дирив мягко светилось в свете Галактики. Она бросила на него хитрый взгляд.

— Летать трудней, чем бежать.

— Хотел бы я посмотреть, как ты летаешь, если, конечно, это правда. Но ты опять меня дразнишь!

— Это не то место, где можно летать. Может, когда-нибудь я покажу тебе подходящее место, но это далеко отсюда.

— Ты имеешь в виду край света? Когда-то я думал, что люди моей расы жили на плавающем острове. В прошлом году я видел такой.

Вдруг Дирив схватила его за руку и потащила к высокой траве за дорогой. Йама засмеялся и упал прямо на нее, но девушка прикрыла ему рот ладонью.

— Слышишь? — спросила она.

Йама приподнял голову, но услышал лишь обычные ночные звуки. Всем телом он ощущал идущее от Дирив тепло. Она крепко к нему прижималась. Он сказал:

— Думаю, что милиция уже бросила их искать.

— Нет, они идут в нашу сторону.

Йама перекатился на другой бок, подполз и раздвинул высокие стебли сухой травы так, что стало видно дорогу. Вскоре мимо них прошли пятеро солдат. Никто из них не принадлежал к расам, населявшим Эолис. В руках У них были ружья и арбалеты.

— Матросы, — сказал Йама, убедившись, что они прошли и его никто не услышит.

Дирив всем телом прижалась к Йаме.

— Почему ты так думаешь?

— Это все чужаки. А чужаки приплывают в Эолис по реке: как матросы или как пассажиры. Но с тех пор как началась война, пассажирские корабли не ходят.

— Кто бы они ни были, они ушли.

— Возможно, они ищут того отшельника.

— Этот блаженный не в своем уме, но мы правильно сделали. Вернее, ты. Я бы не смогла выйти так смело против этой парочки.

— Ну, я ведь знал, что за моей спиной ты. Поэтому и смог.

— Я бы там осталась навсегда, — задумчиво произнесла Дирив, — он похож на тебя.

Йама рассмеялся.

— Пропорции конечностей, форма головы у него такие же. И глаза у него делятся надвое складками кожи, совсем как у тебя.

Дирив поцеловала глаза Йамы. Он ответил поцелуем.

Они лежали и целовались, долго-долго, потом Дирив отстранилась.

— Ты не один на этом свете, Йама, что бы ты ни думал на этот счет. Чему ж тут удивляться, если тебе попался человек твоей собственной расы?

Но сам Йама искал уже так давно, что ему с трудом верилось, что это вообще может случиться.

— Думаю, он просто сумасшедший. Интересно, зачем он мне это дал?

Йама вытащил из кармана своей туники керамический диск. Казалось, он ничем не отличается от тех дисков, которые люди эдила сотнями находят на раскопках: гладкий, белый, размером чуть больше ладони. Он поднял диск так, что в нем слабо отразился галактический свет, и тут увидел, что вдали, в покосившейся башне за полуразрушенной городской стеной, горит огонек.

Доктор Дисмас вернулся из И за.

3

ДОКТОР ДИСМАС

У подножия сухого каменистого склона показалась согбенная, облаченная в черное фигура доктора Дисмаса.

Он шел отдуваясь и криво ставя больные ноги. Солнце достигло вершины своего ежедневного броска в небо, и доктор, как голограмма, не отбрасывал тени.

Сам эдил стоял на вершине холма, образованного породой, добытой из последнего раскопа, и с растущим волнением следил взглядом за приближением аптекаря.

Эдил был высок ростом, сутул, голова начинала седеть, а на лице постоянно присутствовало выражение изысканной сдержанности, свойственной дипломатам, которую обычно принимают за рассеянность. По моде граждан Эолиса он носил свободную белую тунику и льняной килт. Колени его распухли и огрубели от многочасовых бдений, когда он, опираясь коленями на кожаную подстилку, кисточкой снимал тончайшие слои с керамических дисков, освобождая из захоронения, длившегося сотни тысяч лет.

Раскопки двигались медленно, еще и половина не сделана, а эдилу уже начало надоедать. Несмотря на заверения геоманта, он был уверен: ничего интересного здесь не найдут. Бригада обученных рабочих — не пригодных к службе в армии заключенных, — казалось, заразилась настроением хозяина и не спеша копошилась среди аккуратных канавок и ям, вырытых на раскопе. Звеня цепями и волоча их за собой по сухой белой пыли, они таскали бадьи с грунтом и известняковым щебнем к коническому холму пустой породы. Небольшая буровая вышка, сверлящая риф сухопутного коралла, поднимала столбы белой пыли, облаком уносящиеся в голубое небо.

До сей поры результатом раскопок были лишь несколько черепков посуды и изъеденное ржавчиной нечто, по всей вероятности, некогда служившее основанием сторожевой башни, ну и, разумеется, масса неизбежных керамических дисков. И хотя эдил понятия не имел, для чего они нужны (большинство специалистов по ранней истории Слияния сходились во мнении, что диски эти в свое время служили некой формой валюты, но эдил отвергал это объяснение как слишком очевидное), он старательно заносил в каталог каждый из них, а затем часами изучал, замеряя едва заметные канавки и вмятины, которыми были украшены диски. Эдил верил в измерения. Мелкие вещи — отражения большого мира, в котором они пребывают, а также иных бесконечных миров. Он верил, что все величины и константы можно вывести арифметическим способом из единого числа, числа Хранителей, которое может раскрыть все тайны созданного ими мира и многое-многое другое.

Но сейчас следует заняться доктором Дисмасом. Он должен принести новости, которые определят дальнейшую судьбу приемного сына эдила. Баркас, на котором Дисмас вернулся из Иза, бросил якорь в устье бухты уже два дня назад (он и сейчас еще там стоит), и вчера ночью шлюпка доставила на берег самого доктора, тем не менее эдил предпочел провести день на раскопках, а не сидеть в замке, дожидаясь визита доктора. Новости, какими бы они ни были, лучше узнать раньше Йамы.

Эдил надеялся, что доктору удастся выяснить правду о том, к какой расе принадлежит его приемный сын, однако в глубине души он не доверял этому человеку, и его беспокоила мысль, что тот может использовать полученную информацию в собственных целях. Доктор Дисмас сам предложил воспользоваться своей поездкой в Из и предпринять поиски сведений о возможных родственных связях Йамы. То, что поездка совершалась по распоряжению его Департамента, а оплачивалась целиком и полностью из кошелька эдила, ни на йоту не уменьшала той доли признательности, которую эдил, по мнению доктора, обязан был ему выразить.

Доктор Дисмас скрылся за белым кубическим строением со срезанной верхушкой — одним из пустых склепов, во множестве разбросанных у подножия холма, будто бусинки рассыпавшегося ожерелья — захоронение эпохи безвременья, наступившей вслед за Мятежом. В городе мертвых их построили последними — простые коробки, установленные у самого края невысоких, набегающих друг на друга, как волны, холмов, сплошь усеянных памятниками, саркофагами и статуями древнего некрополя. Наконец доктор Дисмас вновь появился, на сей раз у самых ног эдила, с трудом одолевая последнюю сотню шагов по крутой каменистой тропе. Он тяжело дышал. Лицо его, худое и костлявое, утопало в складках высокого воротника, а широкие поля черной шляпы не спасали от жары, и на коже обильно выступили капельки пота, среди которых, как острова в отступающих волнах прилива, торчали бляшки следствие порочной страсти к наркотикам.

— Сегодня тепло, — произнес эдил вместо приветствия.

Доктор Дисмас вынул из рукава кружевной платок и осторожными движениями начал стирать пот с лица.

— Настоящая жара. Возможно, Слияние, устав кружиться вокруг солнца, теперь падает на него, как юная певица в объятия любовника. Возможно, огонь этой страсти нас поглотит.

Обычно риторические забавы доктора развлекали эдила, но сегодня эта игра слов лишь обострила его чувство настороженности. Он мягко сказал: