Страница 143 из 152
Ирина. Нет, ты меня никогда не любил.
Кондаков. Ну считай так, если тебе будет легче.
Ирина. Мне? Легче? Малыш, мне прекрасно! Я ведь приехала сюда только за одним — убедиться, что я не ошибаюсь. Я выхожу замуж. Сейчас я поняла, что между нами уже ничего нет. Мне очень легко, представь себе.
В дверь позвонили.
Не открывай. Мы должны закончить разговор.
Кондаков. Ириша! Иногда в жестокости есть доброта. Разговор мы уже закончили. Не будем мучить друг друга. (Открыл дверь.)
На пороге — Косавец.
Косавец. Никогда в жизни не думал, что портвейн может быть таким приятным!
Ирина. Все! С меня довольно иронии. Рем!
Кондаков. Не говори таких слов. Скажи — до свидания.
Косавец. Почему уходит дама в духах?
Ирина. Я тебе скажу другое. Я люблю тебя. (Уходит.)
Косавец. Ушла дама. Обидно. Рем! Я пришел к тебе, чтобы принести тебе свои извинения насчет того, что я на коленях…
Кондаков. Лев Михайлович, брось ты. Иди, я тебя уложу, отдохнешь.
Косавец. На некоторое время.
Кондаков. Безусловно. (Уложил Косавца на тахту и прикрыл его пледом.)
Косавец. Ты себе не представляешь, Рем! Портвейн — и такой приятный!
Кондаков. Спи, спи.
Вошел Короткевич.
Ваня, как?
Короткевич. Налопался, как дурак на поминках. Теперь спать хочу. Умираю, хочу спать.
Кондаков. Вот и славно. Ты ложись, Иван Адамович, а я тебе на сон историю расскажу. Матушка рассказывала?
Короткевич. Рассказывала.
Кондаков. Вот рядом с моим… товарищем и ложись.
Короткевич. Это вот тот буян?
Кондаков. Да, с кем не бывает? Слушай. Когда ты уже заболел, наши войска освободили город, на другой день. Война шла огромная, от моря и до моря. Это был тот год, когда наши войска освобождали один город за другим. До этого была великая Сталинградская битва…
Короткевич. Мы об этом слышали!
Кондаков. Ты не разговаривай, а лежи молча и засыпай. Наши войска освободили всю нашу страну и пошли на помощь к другим народам. Были тяжелые, ужасно тяжелые бои в Польше, в Венгрии, в Румынии. Вся Европа ждала нашего похода. Слышишь Ваня?
Короткевич спал. Спал и Косавец. Кондаков осторожно, чтобы их не будить, пошел на кухню, что-то взял со стола. В дверь снова позвонили. Кондаков открыл. Вошла Лариса.
Тихо, Лариса. У меня все спят.
Лариса. А это кто?
Кондаков. Наш завотделением. Решил на себе испытать действие алкоголя, против которого он всю жизнь борется. Как у вас с ним?
Лариса. Вчера уже поздоровались. А это, Рем Степанович, гарнитур у вас польский?
Кондаков. Польский. Лариса, а я без вас скучаю.
Лариса. Правда? А в какую цену?
Кондаков. Что?
Лариса. Гарнитур.
Кондаков. Э-э восемьсот… что ли, сорок рублей. Пришлось подзанять немного… Вот… и вы знаете, Лариса, в последнее время мне даже как-то не хватает вас… Вот какая сложилась ситуация… Может быть, мы куда-нибудь сходим вместе с вами? В кино, например?
Лариса. Рем Степанович, я принесла все, что вы просили. Готовить инъекцию?
Кондаков. Нет, не стоит будить Короткевича. Так вы не ответили на мой вопрос.
Лариса. В кино я хожу со своим женихом.
Кондаков. Каким еще женихом?
Лариса. Я ж вам рассказывала. Художник-реставратор.
Кондаков. Опять художник? Да что это их развелось…
Лариса. Между прочим, квалифицированных художников-реставраторов не так уж и много. Для такой работы нужны рука и талант. Вот вы посидите целый день под куполом церкви на лесах, тогда говорите. Я Лешке своему обед ношу. Как заберешься на верхотуру — голова кружится. А он на такой высоте искусство создает! А вы говорите!..
Кондаков. Сам не знаю, что говорю. Это правильно.
Лариса. Рем Степанович, так я пойду.
Кондаков. Идите.
Лариса. А то он уж, видно, измаялся.
Кондаков. Кто?
Лариса. Лешка. Под окном ходит, сигареты шмалит. Из дома-то я его с дымом выгоняю, так он моментом пользуется на улице. Ну я пошла. (Ушла.)
Резко зазвонил телефон. От этого звука спящие проснулись. Кондаков взял трубку.
Кондаков. Слушаю. Ты из аэропорта, Ирина?.. Ну, счастливого полета… Нет… Нет, Малыш, все решено.
Косавец. Вообще алкоголь — это моя тема.
Кондаков. Я жутко устал.
Косавец. Намек понял. Немедленно ухожу. Вы с ним, Короткевич, поосторожней. Он у нас — гений. (Ушел.)
Короткевич. Рем Степанович, вы, правда, гений?
Кондаков. Никакой я, Иван Адамович, не гений. Марковский — это гений. А я — просто березовая ветка, выросшая из старого винтовочного приклада.
Короткевич. Вы меня простите, Рем Степанович, я недослушал ваш рассказ, заснул.
Кондаков. Ничего страшного. Я тебе сейчас все по порядку расскажу. Только, Ваня, послушай со мной одну песню. Сегодня, Ваня, я, кажется, имею право ее послушать. (Включил радиолу, сел на тахту, обнял за плечи Ивана Адамовича.)
Они молча сидели и слушали песню:
Кондаков плакал.
КОНЕЦ
Комментарии
Во 2-й том вошли все известные повести и рассказы Ю. Визбора, а также одна из его пьес. В значительной части эти произведения либо не публиковались вообще, либо были опубликованы более тридцати лет назад в изданиях, уже практически недоступных современному читателю. При подготовке книги тексты были заново выверены по авторским беловикам и по возможности приближены к современной орфографии.
В комментариях приводятся значения аббревиатур и малоупотребляемых терминов, определяются источники цитирования. В косых скобках приведены данные о первых журнально-газетных и книжных публикациях.
В тексте комментариев даны ссылки на следующие книги: ЯСО — Ю. Визбор. Я сердце оставил в синих горах Сост. А. Азаров. — М.: Физкультура и спорт, 1986. — 1-е изд.
ЯСОЗ — Ю. Визбор. Я сердце оставил в синих горах Сост. А. Азаров. — М.: Физкультура и спорт, 1989. — 3-е изд.
На срок службы не влияет. Публикуется впервые. Повесть написана в период срочной службы автора в рядах Советской Армии, а также сразу после демобилизации. Пролог и эпилог были добавлены автором позже, при подготовке рукописи к публикации в журнале «Юность». В 1963 году на нее дал положительную рецензию К. Симонов, однако главный редактор журнала Б. Полевой не решился на ее публикацию. Повесть носит отчетливо автобиографический характер. Основные действующие лица, безусловно, узнаваемы: Константин Рыбин, от лица которого ведется повествование, — Юрий Визбор, Владимир Красовский — Владимир Красновский, друг Ю. Визбора по средней школе и институту, с которым они вместе служили в армии; старшина Кормушин — старшина А. Семушин и т. д.
Кизема — станция Печерской железной дороги, где в сентябре-октябре 1955 года Ю. Визбор и В. Красновский работали учителями местной средней школы; «Замела метель дорожки, запорошила…» — первая строка популярной в конце пятидесятых годов песни «Ожидание» (стихи и музыка М. Фрадкина); «Служить бы рад…» («…прислуживаться тошно») — процитированная не полностью фраза из комедии А. Грибоедова «Горе от ума»; дот — долговременная огневая точка; «Любовью дорожить умейте…» — из стихотворения С. Щипачева. Гудериан — Х. В. Гудериан, в 1941 году командующий танковой армией немецко-фашистских войск; Ваш отец — Брусилов — А. А. Брусилов (1853–1926), генерал российской армии, осуществивший в первой мировой войне успешную наступательную операцию против австро-венгерских войск (1916); Ваш отец — Рыбалко — П. С. Рыбалко (1894–1948), сов. военачальник, во время Великой Отечественной войны командующий танковыми армиями; Власть переменилась — имеется в виду Пленум ЦК КПСС 1957 года, сместивший с занимаемых постов Г. Маленкова, В. Молотова и Л. Кагановича; Гурченко — Л. М. Гурченко (р. 1935), известная киноактриса; «На далекой Амазонке» — стихи Р. Киплинга в переводе С. Маршака; Большая Пироговская — улица в Москве, где расположен Московский государственный педагогический институт, который окончили Ю. Визбор и В. Красновский; Мартынов — Л. Н. Мартынов (1905–1980), русский советский поэт; КПП — контрольно-пропускной пункт; «Не могу я тебе в день рождения…» — из песни А. Новикова «В день рождения» (стихи В. Харитонова); Вербилки — поселок городского типа в Московской области.