Страница 98 из 130
Я уже затруднял ваше внимание два раза объяснениями по настоящему законопроекту. Позволяю себе и в третий раз это сделать, во-первых, ввиду того, что он в новом виде поступает к нам, а во-вторых, потому, что я, по совести, считаю этот законопроект в высшей, степени опасным для русского правосудия и таким, что в случае принятия его, мне представляется (может быть, я слишком большой пессимист) неизбежным позднее с нашей стороны раскаяние, когда его последствия скажутся на действительном отправлении правосудия. Господин министр юстиции говорил нам о необходимости различать между метафизикой и реальностью, между метафизическими соображениями и реальными последствиями. Я совершенно с этим согласен, но только думаю, что под метафизикой надо разуметь теоретические соображения, а под реальностью— соображения практические, и нахожу, что этот проект должен быть рассматриваем именно с точки зрения реальной. Теперь у нас существует обвинительная камера, судебной палаты, которая рассматривает вопрос о предании суду каждого из обвиняемых в преступлениях, влекущих лишение или ограничение прав; каждый обвиняемый в преступлении, подсудном присяжным заседателем, имеет неотъемлемое право на то, чтобы вопрос о предании его суду рассматривался судебной палатой. Ныне нам предлагают допустить это рассмотрение только в отношении к тем, которые обжалуют обвинительный акт прокурорского надзора. Можно ли сказать, что здесь есть что-нибудь метафизическое? Это вопрос чисто реальный и ясный. Но метафизическим мне представляется другое, а именно утверждение, высказанное в комиссии, — утверждение о том, что у нас проведено строгое различие судебной и обвинительной власти, вследствие которого допущение окружного суда к рассмотрению вопроса о предании суду и о полноте следствия является смешением функций обвинительной и судебной власти". Реальные условия нашей судебной практики говорят, однако, другое. Есть ст. 528 Устава уголовного судопроизводства, в которой говорится, что в том случае, когда в окружной суд поступает со стороны прокурора заключение о прекращении следствия, а суд с этим заключением не согласен, то вопрос восходит в судебную палату. Что же это значит? Это значит, что окружной суд входит в оценку следствия, его полноты и всего его содержания, сопоставляет с ним прокурорское заключение и, становясь на почву обвинения, отвергает заключение прокурора, т. е., будучи судом, отправляет некоторые обвинительные действия. То, что предлагает здесь Е. Ф. Турау, есть установление того порядка по отношению к окружному суду, который существует относительно судебных палат, т. е. предоставление ему рассматривать предварительное следствие по существу и определять, не нарушены ли формы и обряды судопроизводства, соблюдение которых необходимо для того, чтобы следствие было именно следствием, а не собранием разных случайных сведений, данных бог знает кем и бог знает в каких условиях. Нам на это говорят, что такой порядок невозможен еще и потому, что суд будет страшно и непосильно обременен. Совершенно с этим согласен, но тогда оставим старый порядок предания суду судебной палатой. При нем, как я уже докладывал вам, господа, еще в декабре прошлого года, при первом обсуждении этого законопроекта, на каждого члена девяти палат (при пятичленном составе обвинительных камер) придется 33 дела в месяц, что вовсе уже не так обременительно, хотя бы ввиду того, что сенаторы уголовного кассационного департамента докладывают до 48 дел в месяц.
Нам скажут: при новом порядке каждому обвиняемому будет открыта дверь в судебную палату: пусть лишь обжалует обвинительный акт. Нет, скажу я, не каждому обвиняемому, далеко не каждому!.. Стоит припомнить порядок вручения обвинительных актов. Разве все обвинительные акты вручаются председателем суда, или членом суда, или даже городским судьей? Очень часто обвинительные акты вручаются полицией на местах, и не только городской, но даже в некоторых случаях сельской полицией. Правительствующий Сенат признал, что вручение полицией обвинительных актов представляется исключительно только тогда нарушением, когда это совершено в месте пребывания суда. Тот же Сенат признал, что вручение обвинительных актов тюремным начальником, а не судом, тогда только является нарушением, когда при этом обвиняемый лишен своего права требовать вызова новых свидетелей. Следовательно, Сенат и судебная практика открыли широкую возможность вручения обвинительных актов несудебным персоналом. Думаю, что уровень последнего не таков, чтобы можно было думать, что полицейский чин, вручая обвинительный акт, будет одержим беспокойством о том, знает ли человек, которому вручается обвинительный акт, о своих правах и понимает ли он, что ему надо сделать в ограждение себя? Я сошлюсь на нашего уважаемого сочлена А. Н. Куломзина, который составил, будучи управляющим делами комитета министров, особый список народов и языков, населяющих Россию. Их там до 140 номеров. Действительно, когда мы говорим о вручении обвинительных актов, мы обыкновенно представляем себе какого-нибудь горожанина, мещанина, или купца, или бойкого ярославского мужика и т. д. Но мы составляем шестую часть света, как вчера здесь было сказано, а в этой части света есть разнообразнейшее население — вотяки, черемисы луговые и горные, которые до сих пор язычники, мордва, чуваши и разные восточные племена, наконец, значительная часть сибирских инородцев — и со всеми ими надо объясняться на их языке, чтобы быть ими понятым вполне. А будет ли это там? Возможно ли быть в том уверенным? Я в этом существенным образом сомневаюсь и думаю, что пользоваться обжалованием обвинительного акта будут далеко не все, кому следовало бы этим пользоваться для того, чтобы пройти чрез обряд предания суду. А затем, для необжаловавших будет ли возможность защиты против нарушений форм и обрядов при производстве следствия? Нет! Они этого лишаются… Как ни блестящи страницы истории нашего суда по деятельности его представителей, по их долготерпению, трудоспособности, наконец, по любви к своему делу, но есть и печальные эпизоды, и состоят они в проявлении и в возможности увлечений, в возможности, так сказать, взаимного служебного гипноза. Прежде всего, начинающий судебный следователь — молодой человек, как я уже об этом ранее говорил, товарищ прокурора — то же самое, а между тем Он — это тот товарищ прокурора, которому отдается в руки предание суду. Ведь этот товарищ или живет на месте в уездном городе и тогда незаметно для себя и невольно может втягиваться в местные отношения, партии и дрязги, на опасность чего указывали еще составители Судебных уставов, или же он наезжает только в уездный город своего участка из губернского города и тогда весьма легко может сделаться жертвой разных трудно поддающихся проверке слухов, а, между тем, он имеет право, по собственному усмотрению, возбуждать уголовное преследование, согласно п. 4 ст. 297 Устава уголовного судопроизводства. Затем, под надзором, нередко под руководством, под влиянием этого товарища прокурора действует судебный следователь, человек, который часто мечтает о месте товарища прокурора, как о повышении, и знает, какую роль для него вообще играет аттестация прокурора. Поэтому они взаимно могут разделять одностороннее увлечение. Министр юстиции ссылался на дело Мироновича. Напомню его в двух словах. Оно состояло в том, что обнаружено было убийство, совершенное в квартире ростовщика. Покуда производили первый осмотр на месте, пока думали и терялись в догадках, теряя при этом волосы, зажатые в руки убитой и составлявшие главную улику, явился будущий министр юстиции Муравьев, занимавший пост прокурора судебной палаты. Он взглянул орлиным оком военачальника. Следователь и товарищ прокурора подчинились его указаниям и привлекли, вопреки многому говорившему против, содержателя кассы Мироновича… А затем нужно было дважды разбирать это дело, чтобы попасть на настоящую обвиняемую, прославленную психопатку Семенову, которая сама сознавалась в том, что совершила это преступление. Таким образом, был дан толчок, могущественный, начальственный и авторитетный толчок, и дело покатилось по неправильным рельсам. Вы извините меня, если я приведу здесь несколько примеров других увлечений из этой же области. Когда я был прокурором Петербургского окружного суда, из Москвы Приехал судебный следователь, специалист по производству следствий о скопческой ереси в России, до того увлеченный своей задачей, что требовал от меня предложения о том, чтобы в Ямской улице, в трехэтажном, подозрительном для него, доме, свидетельствовать всех женщин на предмет определения, скопчихи они или нет. Я должен был с ним воевать, чтобы его удержать от этой дикой меры. Затем такой же случай повторился в Прибалтийском крае, где девушки, населявшие целый поселок, были все освидетельствованы для того, чтобы определить, не родила ли какая-нибудь из них найденного умерщвленным ребенка. Раз такие случаи возможны, следует говорить и об увлечениях следственной власти. А затем припомните Тихорецкое дело. Ведь у всех нас в памяти увлечение судебного следователя в деле несчастной Золотовой. Наконец, можно привести даже воспоминание о следователе, — и чтобы быть точным, я даже назову его фамилию, — о судебном следователе Родзянко, который, когда ему не дали вовремя лошадей на почтовой станции, призвал военную силу и станцию хотел взять штурмом. Раз возможны такие увлечения, возможны случаи, когда вино власти бросается в голову, то законодатель должен быть очень осторожен и ставить преграду увлечениям, говоря: «До сих пор и не дальше, а дальше уже начинает действовать судебная коллегия». Вновь позвольте рассказать случай из моей практики: в Кронштадте, в начале семидесятых годов, были постоянные недоразумения между городским головой из штурманов и военным губернатором из моряков. Сторону городского головы принимал городской секретарь, а сторону губернатора принимал товарищ прокурора окружного суда. И вот, когда этот городской секретарь вздумал баллотироваться в мировые судьи, то товарищ прокурора предложил исправлявшему должность следователя, кандидату на судебные должности, начать о нем следствие по обвинению в оскорблении полиции. В день выборов городскому секретарю было предъявлено это обвинение. Здесь сидит бывший председатель суда, И. И. Шамшин, который, конечно, это дело помнит, так как мы его рассматривали в дисциплинарном порядке. Следствие было начато, была взята копия с постановления о привлечении к обвинению и предъявлена в избирательном собрании. Городской секретарь утратил право баллотироваться в мировые судьи, а вечером в тот же день состоялось постановление о том, что, по разъяснению самой полиции, в действиях обвиняемого нет состава преступления, и дело было прекращено. Итак, необходимо, чтобы мнение прокуратуры кем-нибудь проверялось, чтобы обвинительный акт подлежал критике.